Жажда безумия (ЛП) - Пирс Р. К.

Мое сердце сжимается, когда я продолжаю читать, цепляясь за слова Шляпника и представляя, как он читает их мне. Текст заканчивается, и я переворачиваю страницу.

Ярроу. Вейд. Липто. Раден. Вместе они стоят, вместе они падут. Кажется, больше никто не в безопасности, и все, что нам остается, это сражаться или прятаться и надеяться на смерть, потому что для мира и покоя надежды не осталось.

Еще страницы, еще записи. Мое сердце бьется быстрее, пока глаза жадно пожирают их все, и я получаю представление о рушащемся мире глазами Шляпника. Я ищу что угодно, что может дать мне подсказку о том, куда он ушел. Или что с ним случилось. Любые загадочные ответы, спрятанные между строк, которые кто-то менее любопытный мог бы не заметить. Что-то вроде записки «Прочти меня».

Я дохожу до последней страницы, и у меня ощущение, будто у меня из-под ног выдернули ковер, когда я вижу первое слово.

Алиса.

— Шляпник, — шепчу я, удивленная увидеть свое имя в его дневнике. Я заставляю себя продолжать читать, несмотря на комок в горле.

Если ты читаешь это, для меня уже слишком поздно. Я боролся столько, сколько мог, но боюсь, что монстры скоро придут за мной. Они начали захватывать чудо-созданий, вселяясь в них, чтобы заставлять делать ужасные вещи. Я не позволю им управлять мной. Я не стану рисковать, причиняя Стране чудес еще больше вреда, чем уже нанесен, и, если единственный способ избежать их, это закончить все самому, пусть будет так. Будь любопытной, Алиса. Тьма приближается.

Я продолжаю смотреть на страницу какое-то время после того, как дочитала, а внутри меня все скручивается в болезненный узел.

Он знал, что я попытаюсь его найти.

Он никогда в этом не сомневался.

Иначе он не оставил бы эту записку для меня. Либо же к моменту, когда монстры пришли за ним, он уже сошел с ума и писал бессмыслицу.

В любом случае, она не дает мне тех ответов, которых я хочу. И не облегчает того чувства в глубине души, что говорит мне: все не так, как кажется. Если бы Шляпник был мертв, я бы знала это. Не знаю как, но я бы это почувствовала. Уловила бы. Каждая часть меня говорит, что он жив, несмотря на доказательства обратного.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности, и я захлопываю дневник. Прижимаю его к груди, резко оборачиваюсь и вижу Чеса, прислонившегося к дверному косяку. Его обычной ухмылки на лице не было. Выражение, с которым он на меня смотрел, было тяжелым и полным боли.

— Ты меня напугал, — выдыхаю я дрожащим голосом. — Что такое, Чес? — я боюсь услышать ответ, учитывая то, что я только что прочла в дневнике.

— Думаю, тебе стоит это увидеть, — говорит он, прочищая горло. — Мы обыскали весь дом, и Шляпника здесь нет, но…

— Но?

Он кивает в сторону коридора.

— Пойдем, я покажу тебе.

Страх пробегает по моей спине, словно ледяные когти, и я иду за ним, гадая, что может быть настолько ужасным, что он даже не может сказать это вслух. Что я должна увидеть сама.

Входная дверь все открыта, когда я дохожу до гостиной, но Диона и Данна нигде не видно. Должно быть, они вышли на свежий воздух или что-то вроде того.

Чес идет впереди, следуя за каплями крови к коридору на противоположном конце комнаты, и как только я ступаю в него, чувствую запах. Зловоние, гниль, смерть. Меня тошнит, и я кривлюсь, когда мы направляемся к последней двери слева. Чес не заходит внутрь, а отходит в сторону, чтобы я могла заглянуть в дверной проем.

Я хочу спросить, что именно он не говорит. Хочу подготовить себя к тому, что там увижу, но хотя бы знаю, что это не мертвое тело Шляпника. Чес уже сказал, что его здесь нет.

Тогда что же может быть настолько ужасным?

Я заглядываю в дверной проем и вижу почти пустую комнату. Внутри диван и книжный шкаф, и больше ничего. Затем мой взгляд падает на пол, где раскинулось большое пятно темно-красной, почти черной жидкости. Я борюсь с рвотным комом, подступающим к горлу. Это огромное пятно крови, судя по всему, еще влажное.

Учитывая то, что я только что прочла наверху, у меня есть мысль, чья это кровь, и я не могу смотреть на нее дольше нескольких секунд. Что-то внутри меня ломается от ее вида, трескается и болезненно вонзается в грудь. Я не могу думать, не могу дышать, и не могу видеть, так как глаза заливаются слезами.

Я отступаю, все еще крепко сжимая дневник Шляпника, отчаянно пытаясь убежать от этого отвратительного запаха и отойти как можно дальше от этого омерзительного зрелища. Ноги двигаются сами, и я почти спотыкаюсь на выходе во двор, прежде чем Чес догоняет меня и заключает в свои сильные руки.

Обниматься не характерно мне, но сейчас, когда мир вокруг меня рушится, Чес, единственное, что держит меня на ногах. Я зарываю лицо в его плечо, вдыхая его землистый запах, а рыдания сотрясают мою грудь.

— С тобой все в порядке, Алиса, — бормочет он мне в волосы.

Эта ложь почти заставляет меня засмеяться. Со мной не все в порядке. Навряд ли мне когда-нибудь было так плохо, и, похоже, становится только хуже.

— Его нет. Его нет, — говорю я, и мой голос обрывается от очередного рыдания. — Шляпника нет.

Я поднимаю дневник, не будучи уверенной, видит ли он его, учитывая, как крепко он меня прижал к себе, я знаю, что он не поймет, пока не прочтет последнюю запись Шляпника. Я больше не знаю, что делать, но точно знаю, что больше не буду доверять своей интуиции. Она ни к чему не приводила, только втягивала меня в проблемы и давала ложную надежду, что у нас есть шанс выбраться отсюда живыми.

Я была уверена, что Шляпник жив. Чувствовала в душе, что он еще где-то рядом. Но я ошибалась, так сильно ошибалась. Меня ввела в заблуждение моя собственная обманчивая интуиция, я цеплялась за детские мечты. Но я уже не ребенок, и это не сон. Это кошмар, которого я боялась все эти годы, и он жаждет крови. Крови Шляпника, моей крови и крови чудаков.

Нам всем конец.

Глава 17

Чес

Слезы Алисы заставили меня пожалеть о своем решении показать ей кровь в комнате, но я напоминаю себе, что не могу защитить ее от всего. Мы мчимся сломя голову в опасную войну, где будет убито еще много людей. Нет смысла ограждать ее от правды. По пути она увидит гораздо больше, возможно, еще худших вещей. Я ужасно сожалею, что это должен был быть Шляпник.

О, Мэверик.

Стоя в одиночестве, прислонившись к одной из стен и впитывая каждую деталь разрушения, как будто этим можно что-то изменить, задаюсь вопросом, мог ли я как-то предотвратить это. Если бы мы не потеряли связь, когда монстры впервые вторглись, если бы мы объединились, а не спрятались, смог бы я защитить его? Смог бы я спасти его? Но теперь это уже не имеет значения.

Слишком поздно. Я никогда не узнаю.

Его смерть кажется нереальной. Такой яркий свет, погашенный тьмой. Это не имеет смысла и оставляет зияющую дыру в моей груди, где когда-то жила многолетняя дружба. Я едва могу поверить в его смерть, особенно когда пытаюсь утешить Алису, которая, кажется, так же расстроена, как и я. Это самое трудное, с чем мне доводилось сталкиваться.

Алиса волновалась о нем так, как только может волноваться о другом человек, который ему незнаком. Он был для нее важен, я понимаю это, и его потеря, огромный удар по ее моральному духу. Я задаюсь вопросом, не будет ли это слишком тяжелым ударом, не изменит ли это ее решение и не заставит ли ее вернуться домой, но она не говорила о том, что хочет уйти.

Она даже не предложила уйти из старого чайника, вместо этого внимательно изучает страницы кожаного дневника, который она нашла, пока Дион, Данн и я обыскиваем дом от пола до потолка в поисках чего-нибудь полезного. Близнецы обыскивают комнату Шляпника, переодеваются в одежду, не запачканную кровью, и находят несколько комплектов доспехов, положенных на дно его шкафа.