Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня

Так думала не одна я. Так думали и Гэли, и мужчина в цилиндре, и тот, которому продырявили шею, и убегавшая женщина в зеленом пальто. Все, кроме, может быть, двух портовых бедняков, юркнувших в подворотню, и седого гвардейца, единственного, кто остался неподвижно стоять.

— Итак, «леди», — толстяк произнес это слово с небывалым презрением, Крис о Вирке Ленточке говорил с большим уважением, — Отдайте то, что вы забрали у Гикара?

Гэли всхлипнула.

— Леди, будет лучше, если вы ответите, — вежливо сказал старый солдат, в руках которого появился метатель.

Девы, их двое!

— Мы ничего не забирали, — я выпрямилась, — Мы купили…

— Не надо, — попросил гвардеец, — будет только хуже.

Толстяк в меховой куртке ухмыльнулся, похоже, его это «хуже» очень даже устраивало, в пухлых руках появилось черное чирийское лезвие. Я не удержалась и коснулась его магией, по клинку прошлись голубоватые искры. Заговорено.

— Да пусть поупрямятся, — зубы толстяка казались желтыми, — Люблю строптивых, — он угрожающе шагнул вперед.

— Гэли, — позвала я.

— В сумке, — сразу поняла меня подруга, — Оно в сумке.

— Там! Быстрее! — раздался чей-то далекий крик.

Скоро здесь будет патруль, но для нас это «скоро» может и не наступить.

— Сумку быстро! — скомандовал гвардеец, взводя курок.

Я отпустила покачивающуюся подружку, огляделась. Дуло метателя переместилось с Гэли на меня. Вращающееся колесо сделало последний неспешный оборот и замерло. Сумки нигде не было, разве что…

Подскочив карете, я ухватилась за приступку, подтянулась, чувствуя, как трещит, зацепившаяся за рессору ткань юбки, и заглянула внутрь. Сумка валялась на противоположной дверце завалившегося набок экипажа. Я дернула подол, кажется, даже разорвав ткань, перегнулась через порог, вытянула руку и попыталась достать до ручки обычного дамского ридикюля. Самыми кончиками пальцев касаясь ее, но никак не могла ухватить. Каждую секунду ожидая, что кто-то из них, скорее всего толстяк, потеряет терпение, и в мою спину полетит пуля или нож. От напряжения, магия металась по замкнутому пространству кареты, касаясь светло-бежевой ткани, лакированного дерева, стекла, шелковых занавесок. Я не сдерживала ее, не до того было. Ридикюль удалось ухватить с третьего раза, когда я, пискнув, едва не свалилась внутрь, но с усилием вытащила сумку.

Костяная ручка казалась прохладной и скользкой, при свете дня на ее белой поверхности ярким пятном выделялись краснокирпичные отпечатки пальцев. Но это не моя кровь…

Я обернулась к Гэли, на боку подруги из коричневой куртки был вырван клок, совсем небольшой, но наружу торчали клочки рыжеватого меха, быстро пропитывающиеся кровью.

Подруга зажала рану ладонью и попыталась улыбнуться бледными губами.

— Напоролась на что-то, когда карета опрокинулась…

— Потом поболтаете, — прервал ее гвардеец, — Сумку, живо!

Вдалеке раздался топот ног. Истекали последние секунды. Вопрос в том для кого «последние»?

— Вам нужны наши покупки у Гикара? — громко спросила я, приподнимая ридикюль.

Вместо ответа, толстяк выдвинул тяжелую челюсть. Все, что нужно, это отдать ему сумку и наверняка умереть. Но жизнь стоит много больше десяти золотых.

Все произошло одновременно. В такие моменты все происходит одновременно и быстро, так что ты даже не успеваешь задуматься, действуя интуитивно…

Я подняла ридикюль, и вместо того, чтобы отдать ее толстяку, швырнула за каменный парапет набережной. Выходка в стиле двенадцатилетней девчонки, выбросившей в реку кинжал с резной рукоятью, только потому, что маменька распорядилась отдать его брату.

— Надо? Забери! — выкрикнула я.

Грохнул метатель, выплевывая в лицо свинцовую пулю. Прав был Отес, слишком быстро, намного быстрее чем в учебном классе, словно хочешь сбить воробья палицей и понимаешь, что промахиваешься… Поэтому я не стала даже пытаться. Не успела сумка удариться о лед Зимнего моря, как я рассыпала зерна изменений, пустила их сплошной волной на все, до чего могла дотянуться. Тот же снег, те же камни, волчий мех, огрызающийся голубыми искрами метатель, теплая ткань и… пот. Я немедленно отпрянула. Пот — это почти человек.

Изменения это необязательно перенос тепла или холода, иногда это плотность или рассеивание, распад или сжатие, движение или остановка. Изменения коснулись всего вокруг: камень треснул, ткань чуть вытянулась, став рыхлой, крупные снежинки обернулись мелкой порошей. Вода очень послушное вещество, она сама рада изменяться. А пуля… Свинец — это тоже металл. Пуля просто остановилась, застыла в воздухе в локте от лица, как недавно украденное зеркало Гэли, а потом упала на снег. Металлы очень неподатливы.

— Сумка! — взвизгнул толстяк.

Старый гвардеец выругался и, не раздумывая, перемахнул через каменное ограждение. Парень бросился ко мне, но снег под его ногами вдруг превратился в лед. И не просто превратился, а захватил тяжелые ботинки в плен, словно палочку в стаканчике мороженого. И грабитель, попытавшись сделать шаг, не удержал равновесия и просто рухнул на колени, черный нож отлетел сторону.

Я обернулась.

— Я тоже маг, — со злостью сказала Гэли, опуская руку.

Подскочив к пошатывающейся подруге, я подставила плечо, одновременно отбрасывая зерна изменений через камень ограждения, разрывая связь между частицами. Лед Зимнего моря треснул, с громким, показавшимся мне оглушительным звуком, словно раскололось само небо.

— Давай, Гэли! — я потянула подругу к ближайшему дому, к подворотне, в которую нырнули оборванцы, — Сейчас здесь будет патруль, всего несколько минут, несколько шагов…

Не знаю, кому я на самом деле это говорила, ей или себе, а за спиной, ругаясь, поднимался толстяк. Гэли, и так едва переставлявшая ноги, становилась все тяжелее и тяжелее.

— Не вздумай упасть, маг ты или кто, — проговорила я, втаскивая подругу в узкий проулок. — Не вздумай…

Слепые без окон стены домов подступали друг к другу почти вплотную, оставляя узкую тропинку локтя три шириной. Подруга тяжело дышала, наваливаясь на меня все сильнее, звон колокола, наоборот, отдалился. Где носит этот патруль? В таверне, что ли…

Мой взгляд наткнулся на грубо сколоченную дверь, которую красили, наверное, еще в те времена, когда моя бабушка маркиза Элие не была знакома с дедом графом Астером. Облупившееся почерневшее дерево, сломанная ручка и замок, безалаберно висящий на открытой дужке. Лохмотья краски слезали с выступающих, словно ребра, поперечных перекладин. Задняя дверь какой-то лавки или мастерской, а может, склада, пошивочного цеха или раздаточной.

Мысль была проста, раз Гэли не может идти, значит, придется дожидаться помощи на месте. И желательно, чтобы это было безопасное место. Или хотя бы укромное.

У самой двери нога неожиданно поехала и я едва не упала, успев зацепиться за обломок ручки и расцарапав ладонь до крови. А вот Гели ухнула в снег перед порогом и тихо заплакала.

— Давай, — я посмотрела в бледное, почти белое лицо подруги и протянула руку, — Давай еще чуть-чуть.

Я почти втащила ее внутрь, дверь тут же захлопнулась, оставляя нас в уютном полумраке. Груда мусора в углу, обрывки ткани и какой-то жмых в старых рассохшихся ящиках, кадушка полная тухлой воды. Пахло мокрой шерстью. Валяльный цех?

Я усадила подругу на ящик.

— Они ведь не пойдут за нами? — прошептала Гэли, — Зачем им за нами идти? Мы же отдали зеркало. Отдали все!

Именно так. Старый гвардеец, получив желаемое, вряд ли бы пошел за нами, да и любой другой, но толстяк… Я вспомнила маленькие глазки, и как он разрядил метатель в горло парню, только за то, что тот посмел заговорить… Боюсь, такой будет переть, как кабан.

Я легонько коснулась пальцами раны на боку у подруги, та всхлипнула. Влажный мех по краям замерз и неприятно царапал кожу. По крайней мере, кровотечение не усилилось. Я подошла к выходу, собирая магию в кулак, сейчас петли так заржавеют, а дверь срастется с косяком так, что потом ее придется выбивать. По ногам дуло, на пороге лежал грязный снег, что мы притащили на сапогах…