Давай никогда не встретимся (СИ) - Лайкова Алёна

Нужно лишь усыпить бдительность благоверного, чтобы он согласился отпустить меня одну. Хотя бы до лекаря. Придётся притвориться покорной. Меня передёрнуло. Я с трудом подавила внутреннее сопротивление и, подняв голову, бешено взглянула на мечущееся в камине пламя. Я смогу. Немного унижения ради свободы. Главное ни в чём не ошибиться.

Муж вернулся поздно вечером. Довольно улыбнулся, глядя на меня, пристыженную, тихую. Внутри клокотала ярость, но я терпеливо сидела рядом, пока он с удовольствием набивал живот. Наевшись, муж повёл за собой в спальню.

Ночь и темнота в не освещаемых из скупости коридорах скрывали его фигуру и моё полное ненависти лицо.

Три дня всё было спокойно. Я прекрасно играла роль примерной жены. Играла с изяществом истинной актрисы, предвкушая приближающееся вдовство. Близился срок, и я всё больше дрожала от нетерпения. Скорее бы. Скорее! Наконец в нужный день, позавтракав с мужем в столовой, я вновь смиренно спросила у него разрешения навестить семью.

– Я не могу, – как обычно ответил он, расслабленно допивая утренний бокал вина.

– Позволь мне съездить к ним самой, – попросила, потупив глаза. – Я возьму повозку и только доеду туда и обратно. Обещаю, что не нарушу верности тебе.

Лицо мужа посуровело. Не глядя на меня, он покачал головой.

– Нет. Ты никуда не выйдешь в одиночестве. В воскресенье отобедаем у них вместе.

Я стиснула зубы, едва не воя от досады. Неужели всё было напрасно? Все страдания и мучения впустую?

– Но я так давно не видела сестру! – с показной грустью воскликнула я. – Она наверняка захочет поговорить со мной до воскресенья.

– Замолчи, – холодно оборвал меня супруг. – Я уже сказал нет. Дождёшься выходного.

И, оставив меня одну, вышел из столовой.

Я пнула ножку стола. Вскочила, бросая взгляд на окно. Я должна была забрать предназначенный ему напиток! Наконец прекратить самовластие. Но как это сделать? Если открыто нарушить запрет, всё пойдёт прахом. Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание, и, не доев, вышла. Нужно было действовать хитро. Напряжённо думая, я поднялась по лестнице в свой кабинет. Остановилась у окна, провожая взглядом его отъезжающий экипаж. И тут меня осенило.

Дёрнув за колокольчик для вызова прислуги, я села за стол и сложила перед собой руки. Моя служанка явилась быстро. Дождавшись, пока закроется дверь, я приказала:

– Раздевайся.

– Ч-что вы имеете в виду, госпожа? – потерянно спросила девушка.

Я поморщилась. Как некстати сейчас была эта робость.

– Снимай одежду. Хотя нет, сначала сбегай за своим дорожным плащом. Я должна явиться к лекарю лично и я это сделаю. А, чтобы выйти, воспользуюсь твоим платьем. Тебе-то дом покидать не запрещали.

– Но господин накажет Вас! И меня тоже, – воскликнула девушка.

– Не накажет, если не узнает, – отрезала я и нахмурилась. – Быстрее!

Едва слышно всхлипнув, служанка скрылась за дверью. В ожидании её возвращения я принялась расшнуровывать длинную юбку, молясь лишь, чтобы всё прошло как надо.

Из дома выскользнула всего через четверть часа, прикрывая голову платком и глядя в землю. Сердце колотилось меж рёбер, как бешеное. С трудом взяв себя в руки, пошла по улице. В одежде служанки я чувствовала себя беспомощнее обычного: казалось, что каждый видит мою неуклюжую ложь, а те, кто ещё не заметил, просто жаждут толкнуть, обругать, сцапать за юбку или посвистеть вслед. К нужному дому подошла с облегчением – хоть большая часть моих страхов и была надуманной, всё же мне было не по себе.

К лекарю пустили только с чёрного входа, что оказалось кстати – не привлекло внимания. Совсем скоро пригласили внутрь. Лекарь Василий, славившийся своим мастерством так же, как скрытностью, вышел в широкополой шляпе и закрывавшей лицо маске. Остановился так, чтобы из всех пришедших просителей его слышала только я.

– Так это Вы просили сделать вам сильный яд? – глухим, чуть дрогнувшим голосом спросил он.

Странное чувство, будто мы уже встречались, кольнуло мысли, но я только отмахнулась.

– Да. Вы отдадите мне то, что я просила?

Лекарь, замешкавшись, слабо кивнул.

– Возможно. Кого собираетесь отравить?

Я нахмурилась. Что за бестактный вопрос? И ещё это сомнение в голосе… Разве служанка не отдала ему задаток вперёд?

– Не думаю, что это Вас касается, – произнесла сдержанно.

Жена-отравительница. Если правда вскроется, мне конец. А какие будут заголовки в газетах! Кажется, придётся доплатить ему за молчание. Неужели встреча была назначена ради этого?

Лекарь нервно, тонко хохотнул.

– Боюсь, именно меня это и касается. В конце концов, – он замялся, – в конце концов это я его Вам продаю.

Что-то было не так. Это чувство не заглушали ни мысли, ни планы. Я шагнула вперёд и, плохо понимая, что делаю, протянула руку к маске. Лекарь отшатнулся. Не обращая на это внимания, я прикоснулась пальцами к бумаге и, не встречая уже сопротивления, сняла фальшивое лицо.

На меня взглянули напряжённые, внимательные женские глаза. Со знакомым выражением обежали взглядом моё лицо. Тонкие губы улыбнулись приветственно и горько.

Посетители зароптали. Один за другим они замечали женщину в мужской лекарской одежде, открыто стоящую перед всеми. Это было неслыханно. Это попирало все их представления о слабом поле, вызывало боязливый и гневный трепет, ведь простая женщина не смогла бы лечить людей так, как это делали мужчины. Никаким честным способом она не познала бы этого сложного искусства. Объяснение могло быть лишь одно, и оно уже виднелось в глазах людей отсветами очищающего душу пламени. Схватив принца за руку, я почти втолкнула его обратно в кабинет.

– Что ты наделала! – в сердцах воскликнула я, закрывая дверь. Василий, точнее Василиса вопросительно подняла брови. – Если уж выбрала путь лжи, нужно скрываться до конца. Они тебя растерзают.

– Но это ты сняла маску, – напомнила лекарка и отбросила ненужную уже шляпу в сторону.

Я замолчала. Возразить было нечего.

– Так кого ты хотела отравить? – спокойно, будто ничего не произошло, спросила лекарка.

Снова взглянув на неё, я заметила в женских руках склянку. Женщина улыбалась.

– Мужа, – ответила я нехотя.

Теперь это всё казалось неважным.

– Он измывался надо мной несколько месяцев подряд. Даже сюда я бежала тайком. Собиралась покончить с этим.

– Вот как. – Бывший принц усмехнулась. Протянула мне склянку. – Тогда возьми. Я всегда ухожу первой. Пока толпа договорится до того, что я оказалась ведьмой, пока соберёт суд и разведёт костёр, успеешь закончить.

Я отшатнулась и прижала руки к груди. Горько хохотнула.

– Не нужна мне твоя жертва, – город ответила своему проклятию. – Да и какой теперь в этом смысл? Я хотела спасти себе жизнь, сейчас же она оборвётся с минуты на минуту.

– А как же месть? – тихо спросила женщина. – Ты должна в ней понимать больше, чем я. Кроме того, неужели ты думаешь, что он не женится снова?

Я вздрогнула. Мысль явственно прошила голову, причиняя боль. Неужели ещё кому-то достанется это чудовище? Я прикрыла глаза. Конечно, не в моих правилах строить из себя благородную. Какое мне дело, что будет после меня и кому придётся страдать? Но позволить этому садисту пережить меня? Нет уж.

– Хорошо, – вздохнула я, забирая яд. Болезненно посмотрела на принца. – Значит, оставить тебя умирать в одиночестве? Бросить на растерзание толпе?

– Тебя это беспокоит? – приподняла она тонкие брови.

Я постояла несколько мгновений, глядя на неё. Медленно покачала головой. Улыбнулась.

– Нисколько.

И, ничего больше не сказав, вышла в полную недовольных голосов комнату.

Жадные руки потянулись ко мне, свидетельнице, а может, и сообщнице, со всех сторон. Уворачиваясь, я побежала прочь, скрывая лицо. Вдогонку мне нёсся раскатистый рокот, и от него трепетало сердце. Вылетев в звенящий холод улицы, я понеслась переулками, прижимая концы платка к груди. Склянка прыгала в кармане, но не выпадала из надёжных объятий ткани. Запыхавшаяся и растрёпанная, я вылетела к чёрному входу мужниного дома и проскользнула внутрь. Остановилась, переводя дыхание.