Судьба самозванки (ЛП) - Джонс Амо

Но я выиграю войну со своим разумом, даже если причины сейчас иные, чем были час назад.

Я откажусь от маленькой куклы, совершенством которой меня дразнят.

Я не могу оставить тебя, маленькая Лондон.

Пальцы дергаются, чтобы коснуться того, что принадлежит мне, в момент, когда я думаю об этом, поэтому я призываю ветры наверху, скользя ими по ее щеке.

Ее губы изгибаются во сне, и мне приходится отвести взгляд.

Всего несколько часов назад она была обернута вокруг моего члена. Теперь это ощущается по-другому. Как прощание.

Я подношу горлышко бутылки ко рту, не в силах оторвать глаз от ее шелковой кожи. Ее нога высовывается из-под простыней, прямо на линии яркого лунного света, пробивающегося сквозь звездное стекло наверху. Это не то, чего я хотел, но я знаю, что загнан в угол без гребаного выбора.

Ставя теперь уже пустую бутылку скотча на стол, я встаю во весь рост. Все еще чувствую ее запах на себе, ее вонь прилипает ко мне, будто она принадлежит этому месту. Потому что это так. Все в Лондон принадлежит мне, даже ее гнев. Я бы заключил это дерьмо в объятия и позволил бы ей взорваться от моего прикосновения. Черт, но я ненавидел ее.

А еще больше я ненавидел то, что совсем ее не ненавидел.

Шипя, я стискиваю зубы и сокращаю расстояние между нами, пока ее кровать не касается голеней. Наклоняясь вперед, убираю ее светлые волосы со щеки и напрягаюсь, когда она перекатывается на спину, шелковый халат распахивается и обнажает безупречную плоть. Два идеально розовых соска смотрят на меня в ответ, подтянутый живот напрягается, когда она раздвигает ноги.

‒ Черт… ‒ рычу я, слегка проводя кончиком пальца по внутренней стороне ее обнаженного бедра. Это не тепло, которое разливается по всему моему телу от простого прикосновения, это лед.

Как будто мороз проник в кровь. Она нужна мне. Но я не могу ее получить. Я не заслуживаю ее, и она не хочет меня.

Она бы никогда не захотела меня.

‒ У тебя вошло в привычку наблюдать за мной, пока я сплю? ‒ сонно шепчет она, но ее тело не двигается.

‒ Иногда. В других случаях я кончаю тебе в рот, а ты даже не знаешь об этом.

У нее нет умных замечаний, просто пристальный взгляд, в ее глазах печаль, которую я терпеть не могу.

‒ Найт?

Я опускаюсь на край кровати, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на единственной ванне, которая стоит посреди комнаты. Только я начинаю представлять Лондон голой в этой ванне и все те разные способы, которыми я мог бы трахнуть ее, в ней и вокруг нее.

Я прочищаю горло.

‒ Я не хочу ненавидеть тебя, но я ненавижу, ‒ ее слова возвращают меня в настоящее.

Лондон ‒ жесткая женщина, и она ни перед кем не смягчает свои углы. Мне это в ней нравилось. Она брала все, что, блядь, хотела, и ей было похуй, как это выглядело для кого бы то ни было. Я бы сказал «нарциссичная», если бы у нее не было так много замечательных черт, которые противоречили этому термину.

Она, должно быть, перекатывается на бок, потому что кровать колышется подо мной.

‒ Я буду ненавидеть тебя вечно, Найт. Я знаю себя, ‒ ее голос утонул во сне.

Я должен бороться с собой, чтобы не смотреть на нее, чтобы увидеть, действительно ли она проснулась. Я знаю это, но знать и слушать слова, слетающие с ее губ, ‒ это совсем другое, черт возьми.

‒ Я никогда тебя не прощу и собираюсь сделать твою жизнь невыносимой.

Последнее слово ‒ призрак слогов на ее губах, и когда я поворачиваюсь, чтобы наконец взглянуть на нее, я удивлен, увидев, что ее глаза слабо смотрят в мои.

‒ Итак, прямо сейчас, не мог бы ты просто полежать со мной.

Это как удар под дых, только кулак держит C4, и он взрывается внутри меня.

Скидывая туфли, я проскальзываю под одеяло, задерживая дыхание, когда она придвигается ко мне. Ее энергия смягчается, когда она опускает голову мне на грудь, и я, наконец, выпускаю дыхание, которое задерживал. Впервые за гребаные недели.

У нас с Лондон было много чего, но нежность друг к другу не входит в их число. Я зажмуриваю глаза, когда в голове вспыхивают образы прошлого. Правда проносится в сознании, как напоминание о том, каким чертовски глупым я был. Каким слепым. Обманутым.

Она кладет ногу поверх моей, и я слегка раздвигаю ноги, чтобы предоставить ей больше доступа. Между нами воцаряется тишина, ее сердце колотится о мою грудную клетку. Я слегка поворачиваюсь, как раз в тот момент, когда она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. Я ловлю ее губы своими. Огонь вспыхивает глубоко в груди, и моя рука находит ее волосы, сжимая. Она тихо стонет, когда я осторожно приподнимаю ее. Она оседлала мою талию, не прерывая поцелуя, ее язык проникает в мой рот и ласкает. Я перемещаю руки выше по ее бедрам, сдвигая шелковый халат, пока не оказываются на ее заднице.

Прихватываю ее губу зубами, она продвигается вперед, ее рука оказывается между нами. Залезая мне в штаны, она достает член и медленно направляет его к своему входу. Я слегка стону, когда она опускает свое маленькое тело на мой ствол, гладкость ее стеночек сжимает мой обхват. Дотягиваясь до ее длинной, стройной спины, я тяну ее вниз и обнимаю обеими руками, углубляя поцелуй. Она оставляет шепот своих всхлипываний на моих губах, и именно такие я, блядь, хочу вытатуировать там. Наши тела соприкасаются, покрытые капельками пота, когда я крепко сжимаю ее задницу, мое дыхание учащается.

Прижимается своим лбом к моему, ее губы слегка порхают.

‒ Найт, я…

‒ Заткнись,‒ моя рука опускается на ее затылок, и я заставляю ее опуститься вниз, чтобы встретиться со мной взглядом. ‒ Не надо.

Ее рот отрывается от моего и опускается на мою шею сбоку. Острый укол пронзает кожу, когда ее зубы вонзаются в мое горло, прежде чем она прижимает меня к кровати. Я тихо рычу в знак протеста, пока ее массивные сиськи не оказываются прямо перед моим лицом. Наклоняясь, беру одну в рот, водя языком по крошечному бутону, и мне не приходится бороться с желанием откусить его. Ее бедра ускоряют темп, когда она трется об меня, сжимая киской мой пульсирующий член. Яйца сжимаются, а пальцы на ногах сгибаются, когда я чувствую, что медленно начинаю терять контроль. Электричество обжигает всю кожу, и я снова толкаю ее обратно вниз, пока полные сиськи не прижимаются к моей груди, а ее рот снова не оказывается на моем. Ее язык медленно двигается вместе с моим, соблазняя ее тело, пока она снова не набирает скорость, и ее рот следует за сигналом. Я закрываю глаза, и мой демон всплывает на поверхность, температура ее тела так близка к моей.

Пара.

Моя.

Наша.

Ее влажная киска крепко сжимается вокруг меня, и сдержанность, которую я контролировал, сдавливает мои дыхательные пути. Ее тело дергается напротив моего, когда горячая сперма вырывается из моего члена. Я прижимаю ее к себе еще сильнее, и она издает гортанный крик. Я проглатываю ее боль, массируя затылок, пока она замедляет темп. Она падает мне на грудь, ее маленькое сердечко трепещет напротив моего, пока я смотрю в потолок над головой.

Она зевает, кладя щеку мне на грудь. Я жду, пока ее дыхание выровняется, прежде чем нежно целую ее в макушку и шепчу:

‒ Dormi nunc, donec suus ‘super ‒ «а теперь спи, пока все не закончится»

Четырнадцать

Лондон

Дараган не маленький, но и не большой. Каким-то образом он находится прямо посередине. Городок тихий, но современный, особенно со всеми зданиями, которые, кажется, всегда ремонтируют вдоль дорог. «Джоуи» торчит в конце улицы. Это большое здание, которое стоит углом, прямо рядом с оживленным перекрестком. Этим утром на улицах особенно многолюдно, а воздух немного холоднее, чем обычно.

Я застегиваю куртку и следую за Джастисом, когда он входит в закусочную. Жара обрушивается на меня, как только открывается дверь. Черт возьми. Здесь всегда жарко. Заведение всегда переполнено, а повара всегда заняты. Я бы даже сказала бы, что «Джоуи» находится в самом сердце Дарагана.