Не место для якоря (СИ) - Петроченко Евгения Александровна

  - Ну всё, приехали, - Атон с озорной улыбкой повернулся ко мне. - Теперь меняемся!

  Он посмотрел на моё испуганное лицо и засмеялся, а затем потянулся всем телом до ручки двери с моей стороны флаера и открыл её, дескать, вылезай. Затем одним плавным движением спрыгнул на траву через свою боковую дверь.

  Я вылезла, чувствуя, как меня охватывает самый настоящий ужас. Всё-таки одно дело тренироваться в игровом пространстве с муляжом, а совсем другое - пытаться управлять самым настоящим флаером. Как это делается теоретически, я знала, а вот на практике выходило не очень.

  Атон подхватил застывшую столбом меня под мышки и запихнул в кабину, а затем быстро переместился к противоположной двери и занял моё место.

  - Эй, не вешай нос, тут нет ничего страшного, - с этими словами он взял мои занемевшие руки и положил на штурвал.

  - А если я его разобью? - этот вопрос волновал меня больше всего. То, что могу разбиться я сама, казалось полнейшей ерундой по сравнению с порчей чужого имущества.

  - Не разобьешь. Тьфу, не разобьете, - он замялся. - Нет, так странно звучит. У нас ведь не такая большая разница в возрасте, и сейчас я не твой тренер, а... скажем, друг. Ты ведь не боишься друзей?

  Я с удивлением посмотрела на него. Никто никогда не назывался моим другом. Но если кто и мог им стать, то только он. Его теплая улыбка всегда придавала мне сил и уверенности. А разве не для этого ли нужны друзья - поддерживать и помогать?

  - Вас... тебя... не боюсь, - вымолвила я. Было очень странно не обращаться к нему на "вы".

  - Вот и славно, - он легким движением взлохматил мои волосы. Как щенка пожалел, ей-богу. - Пока ты со мной, не разобьешь. Об этом даже не думай. Я буду за всем следить.

  - А это... чей флаер?

  - Мой, - он кивнул головой то ли утвердительно, то ли своим мыслям, и задорно посмотрел на меня. - Так что если разобьешь, из лагеря тебя не отчислят.

  - Ну у тебя и шуточки, - выдохнула я. Слабое утешение. А ему как я в глаза смотреть буду?

  - Так, успокойся, - он слегка сжал левой рукой мои руки на штурвале. - Теперь всё будет хорошо. Это реальность. И ты знаешь, что делать.

  Я и правда знала. Его мягкое прикосновение, такое дружелюбное и даже чуть ласковое, смыло острую напряженность внутри. Натянутая струна разгладилась, и я вспомнила, что это всего лишь флаер. Он полуавтоматический. Им управлять элементарно. Я выбрала ручной режим, словно делала это сотню раз, и скоростной режим для подъема вверх. Мотор тихонько загудел. От этого звука в машине легко избавиться, но в транспорте вроде флаеров и шаттлов его не убирают, так как он помогает пилоту ориентироваться в ситуации. Я потянула штурвал на себя, поднимая вверх под углом семьдесят градусов. Атон снова протянул левую руку и положил поверх моих, слегка подкорректировав этим траекторию.

  Я поднималась вверх до тех пор, пока не замигал экран, показывая, что мы в четвертом секторе. Я выбрала скоростной режим этого сектора и после команды Атона "на запад" двинулась в указанном направлении. Штурвал под моими руками был немного шершавый и приятно пах мятой. Это был запах Атона. Я знала, что в стандартный ванный мужской набор в лагере входит мыльная основа с ароматом мяты или древесная на выбор. Девушки тоже, конечно, могли это выбрать, но большинство пользовалось установками по умолчанию. У меня вот, например, был яблочный мыльный набор, и он вполне меня устраивал. Но несмотря на то, что половина лагеря тоже пахла мятой, этот запах у меня ассоциировался лишь с Атоном. Он постоянно пах чем-то мятным и иногда цитрусовым. И солнцем. Если можно им вообще пахнуть, но я уверена, что можно.

  В полете не было абсолютно ничего страшного. Совершенно непонятно, как я не могла справиться с этим раньше. Я виляла между гор, проносилась над верхушками деревьев, подбадриваемая Атоном, и моя точность помогала мне в управлении. Ощущение свободы и бесконечного открытого пространства затопило всё моё существо, и я уже вместе с Атоном смеялась на наиболее крутых виражах, шутила про пробегающих внизу испуганных животных и, казалось, была впервые в жизни искренне счастлива. Именно в этот момент больше всего верилось, что впереди меня ждет прекрасное будущее, и нет вообще ничего невозможного в этом невероятном мире.

  Где-то спустя час, вдоволь налетавшись, я, последовав указаниям друга, приземлилась на поле в контролируемой климатической зоне. Оно выглядело очень странно, и я была особенно рада предложению Атона поразмяться, очень уж хотелось посмотреть на него вблизи.

  Выпрыгнув из флаера, я мгновенно очутилась в странной высокой траве. Память услужливо начала подкидывать мне названия подобных растений, но я не находила соответствия с этими стебельками. Присев на корточки, я взяла в руки золотистый колос и стала его разглядывать. Этот запах я постоянно чувствовала в лагере, и он мне неуловимо что-то напоминал.

  - Ты никогда не видела пшеницы? - Атон подошел сбоку, проводя рукой по вершинам колосьев. Они колыхались, как море от ветра, и издавали тихий шелест. - Из нее местные делают настоящий хлеб.

  - Правда? - я удивилась и ещё раз принюхалась. Затем разворошила колосок и попробовала на вкус пару маленьких зернышек. Дурная привычка - всё пробовать, но от своей сущности никуда не убежишь, как ни старайся. Теперь понятно, что напоминал мне это запах - хлеб и разные мучные изделия, только в них он был искусственным, и я ясно это чувствовала, поэтому и не сразу распознала.

  Атон снял мундир и расстелил его на земле, погнув стебельки. Он остался в одной только белой футболке, но здесь совсем не было холодно. В это время года пшеница не должна быть ещё такой золотой, если она растет в привычной среде, но эти климатические вышки перевернули всё с ног на голову.

  Я на мгновение замерла с колоском в руках. В свете заходящего солнца волосы Атона золотились так же, как и пшеница, и это казалось мне самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видела. Казалось, он был рожден здесь, в это самое время, в свете нашего светила и сам являлся продолжением природы, наиболее органичной её частью. Он блуждающим взглядом смотрел на колыхающееся вокруг желтое море, а потом перевел глаза на меня, и в них было небо. Не было ничего прекрасней этих небесных голубых глаз и волос из золота. Как жаль, что моим умением никогда не было рисование, это мгновение следовало бы увековечить в чем-то более долговременном, чем человеческая память.

  Атон похлопал рукой по месту рядом с собой, приглашая присесть. Я подошла и устроилась рядышком, вновь чувствуя себя неуютно и не веря, что это прекрасное божество назвалось моим другом.

  - Красиво, правда? - он задумчиво посмотрел вдаль, сливаясь с пейзажем. Ветер играл с его волосами так же, как и с колосьями, а солнце игриво перемигивалось и с его макушкой, и с этой бесконечной золотой гладью.

  - Угу, - только и смогла вымолвить на всё это я.

  Друг жестом фокусника достал неизвестно откуда термобутылку с двумя пластиковыми кружками и стал наливать в них чай. Суда по запаху, чабрецово-мятный. И как он догадался, что именно чая мне сейчас хочется больше всего?

  Я взяла у него кружку и сделала глоток. Приятная свежесть и одновременно тепло разлились по горлу. Хотелось нажать на стоп, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Зачем мне звезды, если тут, на Земле, можно сидеть в пшеничном поле под его тихий шепот и пить самый вкусный чай на свете?

  Лицо Атона источало умиротворение. Мне всегда казалось, что он каждую секунду получает от жизни максимум удовольствия, что он счастлив каждый прожитый день. Даже проводя с нами эти ежедневные тренировки и пробегая по десятку километров по утрам, он ни на миг не выглядел расстроенным или пессимистичным. Он любил свою жизнь настолько сильно, насколько это вообще возможно, и у него всё получалось. Про таких говорят: "Он родился под счастливой звездой". Все обстоятельства сложились удачно, это было его время.