— Уходи, — бросаю я девчонке, и та выбегает прочь.
Я остываю так же быстро, как только что вспыхнула. Тело колотит озноб, мышцы сводит совсем как во сне, когда Логвар бросал меня в ледяное озеро.
— Не знаю, что со мной, — шепчу, поворачиваясь к Раслеру спиной. — Но я… это как будто не я, понимаешь?! Что-то вот здесь, — стучу в висок, — работает не так, как раньше.
— Поэтому тебе нужно развеяться, — говорит он.
Я вздрагиваю, когда Раслер берет меня за руку, пытаюсь освободиться, но он притягивает меня, обнимает с такой силой и властью, какую невозможно угадать в его худощавом теле. Я словно птица в клетке: мне нужна свобода, но неволя все равно слаще и желаннее.
— Пожалуйста, давай уедем, — вдруг предлагаю я.
Безумная дикая идея, недостойная той, что носит корону и должна хранить Северные просторы. Мне противно от того что я допускаю такие мысли, но они вторгаются в мое сознание так же яростно, как месяц назад Наследник костей вторгся в замок.
И все начинает казаться таким простым, что я захлебываюсь в потоке собственных глупостей.
— Мы ведь можем уехать, да? — Как кошка скребу ногтями по его куртке. — Бросим все, пусть Логвар забирает даже снег. Поехали в Теплые земли? Я согласна жить в нищете.
Его сердце ускоряется. Удары становятся частыми и громкими, разбивают остатки моего несчастного самообладания. Я обнимаю моего короля, прижимаюсь так сильно, что, если бы богам было угодно, просочилась бы ему под кожу. Его запах снова сводит с ума.
— Мне никто не нужен, кроме тебя, — говорю куда-то ему в шею.
Раслер обхватывает меня за плечи, аккуратно, но настойчиво, отодвигает. Я почти готова разрыдаться. Боги, что со мной?!
— Вероятно, я поторопился с прогулкой, — говорит он огорченно. — Тебе лучше…
— Нет! — резко перебиваю я.
Глубоко дышу, прикрываю глаза, мысленно возвращаясь в те дни, когда была счастлива. Когда же это было? Кажется, в тот день отец подарил мне белоснежного жеребца, и я впервые свалилась с него прямо в снег. Слуги бросились ко мне, закудахтали. День был теплый, в воздухе пахло весной. Вот так, я почти чувствую его.
Вдох-выдох, вдох-выдох…
— Видимо, моя северная голова не такая уж и крепкая, — улыбаюсь я, старательно изображая уверенность. — Нет ни единой причины откладывать поездку, мой король.
— Уверена?
— Так же твердо, как и в том, что мы хорошо проведем время.
Глава тринадцатая: Раслер
— Ты совсем выжил из ума? — Гневный взгляд Кэли сверлит мою спину. — Что еще должно случиться, чтобы ты понял и перестал корчить из себя принца на белом коне?
— Вероятно что-то большее, чем попытка прогнать Мьёль из дворца, хоть я ясно дал понять, что не потерплю никакого вмешательства.
Мы на улице. Вечереет. Снежная крупа вяло сыплется с неба. Я подставляю лицо ее холодных колючим касаниям, отгораживаюсь от неприятных мыслей. От мыслей о том, что Кэли права — я безумен. Вышел из ума окончательно и бесповоротно. И она, будто понимая это, продолжает меня жалить.
— Ты себя раньше срока загоняешь к Костлявой. — На этот раз в ее голосе сквозит неприкрытая боль. С чего бы вдруг?
— Я уже говорил, что ты можешь убираться в любой момент, если факт моей скорой смерти мешает твоему существованию.
Мне все равно до ее советов и предупреждений. С тех пор как Кровь Богов просветила меня насчет прошлого, мне стало принципиально важно больше никогда нее чувствовать себя марионеткой. Я отсек прошлую жизнь вместе с ниточками, за которые она меня дергала. Больше никто не будет указывать мне, что делать. Даже если за этими указками кроется вполне искренняя забота.
— Ты же знаешь, что я не уйду, — шипит Кэли. Кажется, ей не по душе, что я самым жесткими образом проигнорировал ее неприкрытый намек. — Кто-то должен прикрывать твою сраную спину от этой сумасшедшей. Что будет в следующий раз? Ты уже задумывался об этом? Задавался вопросом, что сделает твоя игрушка, когда снова начнет вспоминать?
— Тебя это не касается, — резко отсекаю я. Поглядываю в сторону ступеней. Где же Мьёль? Мы почти вышли, но она задержалась, сославшись на то, что хочет прихватить в дорогу пару фруктов. Зачем я позволил? Зачем снова оставил без присмотра?
— Меня касается все, что угрожает твоей жизни, господин. — Тон тенерожденной снова меняется, становится почти умоляющим. Эти метаморфозы начинают меня раздражать. — Пожалуйста, уедем отсюда.
Она берет меня за руку — и я слышу короткий вздох.
Мьёль. Стоит в паре метров и смотрит на нас с растерянностью маленькой девочки, которая впервые увидела, как сношаются кошки. Я стряхиваю заботу Кэли, взглядом приколачиваю ее к месту. Надеюсь, она понимает, если попытается выкинуть еще что-то подобное, я не стану церемониться даже из уважения к ее прошлым заслугам?
— Пойдем, — я протягиваю ладонь, и моя королева осторожно вкладывает в нее свои пальцы.
Проклятье, меня колотит от одного лишь слабого прикосновения. Даже не кожа к коже, но я так отчетливо чувствую ее, будто мы обнаженные сливаемся в постели.
С тех пор как я не смог справиться со своими чувствами и позволил себе слабость, не проходило ночи, чтобы я не вспоминал о своей Мьёль. О том, какой мокрой она становилась от моих интимных прикосновений, как кусала губы, выдыхая мое имя.
Я был подавлен и разбит. Потому что не сомневался, что ничего подобного со мной уже не случиться. Что за шесть лет блужданий в Грезах я выстроил достаточно крепкие стены вокруг собственного сердца. И уж точно Мьёль была последним существом на земле, кого я бы подпустил к себе в качестве… любовницы? И все же она нашла лазейку, и как я ни пытался, так и не смог понять, какую. Очевидно, мои бастионы потерпели самое сокрушительное поражение из возможных. Хотя я все еще надеялся создать видимость безразличия. Физическое влечение — это просто желание прикасаться к ней. Потребность разделить контакт тел, но не затрагивать душу.
— Уверена, что сможешь ехать верхом?
— Абсолютно, — отрешенно говорит она, все еще глядя в сторону Кэли.
Приходиться взять мою королеву за подбородок, заставить смотреть мне в глаза. Проклятье, мне совершенно не нравится, что она не замечает меня. С каких пор мне стало небезразлично, знают ли окружающие о моем существовании?
«Кэли права, — голосом Крови Богов шепчет внутренний голос, — ты слишком близко подпустил к себе северную девчонку».
Плевать.
Ее кожа такая теплая, голубой взгляд прожигает насквозь, убивает.
— Прежде чем мы отправится, ты должна кое-что пообещать мне, — выдвигаю условие я.
И не могу оторвать взгляд от ее губ. Вспоминаю, как иступлено мы целовались в разрушенной башне, сглатываю, огромным усилием воли подавляю желание повторить. Возможно, в этом все дело? Каким-то непостижимым образом она пробралась в мои мечты, а все остальное сотворило лишь мое больное воображение? Возможно, если я попробую ее снова, то обнаружу, что никакого притяжения уже не существует?
— Что за условие? — спрашивает она.
По тону ясно, что заранее согласна даже на полнейшую ахинею, и мне почти хочется попросить ее сделать какую-то несусветную глупость. Мне хочется чувствовать свой контроль над ней. Хотя я и знаю, что это будет означать лишь одно — Мьёль стала моей марионеткой. А мне до зубной боли необходимы ее истинные чувства. Ненависть? Злость? Отчаяние? Презрение? Что угодно, кроме слепого подчинения, даже если однажды, как пророчит Кэли, Белая королева засадит кинжал мне в спину. Что вряд ли, потому что мне осталось не так уж долго и сомневаюсь, что безумие Мьёль опередит яд древней теургии в моей крови.
— Ты не будешь отходить от меня ни на шаг.
Она смотрит с удивлением. Конечно, как же еще? Ведь она почти сутки провалялась в постели из-за собственного безрассудства и нежелания брать сопровождающих. Знала бы Мьёль, как сильно я корю себя за то, что дал согласие на ту авантюру. Тогда казалось, что подобные самостоятельные вылазки должны пойти ей на пользу.
