Обреченные звездами (ЛП) - Стрит Криста

Глава 15

Эйвери

Каким-то образом мы с Уайеттом оказались на улице. Бисквит, покрытый сливочным кремом и джемом, лежал между нами.

Благодаря пиву я все еще была навеселе.

Мы забрели на одно из дальних тренировочных полей, подальше от фонарей, над нашими головами сияли тысячи звезд.

Я легла на спину и сложила руки на животе.

— Всякий раз, когда я смотрю на звезды, всегда думаю о Демокрите.

Уайетт приподнялся на локте, разглядывая меня. В темноте ночи я едва могла различить его черты, но чувствовала его запах.

— О Демокрите? — спросил он.

Я игриво ударила его.

— Да, о Демокрите. Он жил в древности.

Он склонил голову набок.

— И откуда ты это знаешь?

Я рассмеялась над его мальчишеской ухмылкой.

— В детстве я год жила в Греции. В то время мой отец водил меня к древним руинам в Афинах, и это вдохновило меня узнать больше о греческой культуре. Естественно, нельзя изучать греческую культуру, не знакомясь с древними философами.

— Естественно. — Он усмехнулся. — Итак, скажи мне, что открыл Демокрит, используя свой блестящий ум?

Я улыбнулась, поскольку Уайетт казался искренне любопытным, несмотря на свое веселье.

— Демокрит был центральной фигурой в атомной теории вселенной. Фактически, он даже открыл термин атомон, который мы сейчас называем атомом. И, используя только наблюдение и здравый смысл, Демокрит выдвинул гипотезу, что все во вселенной состоит из крошечных строительных блоков, или атомов, и эти крошечные атомы сформировали все, что мы видим вокруг себя. — Я махнула рукой на темные деревья в лесу, одеяло под нами и звезды на небе. — Он рассуждал, что вся жизнь и объекты созданы из соединенных вместе атомов, и когда что-то умирает или сгорает, эти атомы распадаются только для того, чтобы преобразоваться во что-то новое.

Он удивленно приподнял брови, прежняя беззаботность испарилась.

— Ты серьезно? Он знал, что все было создано из атомов раньше, чем это поняли ученые?

— Да.

— Но как это возможно?

Я пожала плечами.

— У него был великий ум. Возможно, он был самым первым ученым. Меня всегда интересовало, какой вклад он внес бы в мир, если бы жил в современную эпоху.

Уайетт нахмурился, и я задумалась, нашел ли он это таким же увлекательным, как и я. Когда впервые узнала о теории Демокрита, то буквально потеряла дар речи.

Уайетт почесал подбородок, и его игривая улыбка вернулась.

— Значит, вид звезд напоминает тебе об этом древнем философе?

— Да.

— Тебе придется объяснить это, потому что я не вижу связи.

Я снова рассмеялась.

— Ладно. Каждый раз, когда смотрю на звезды, вспоминаю, какие мы все маленькие. Вид этих крошечных пятнышек света на расстоянии миллионов и миллиардов световых лет от нас заставляет меня осознать, насколько по-настоящему огромна вселенная и насколько мала жизнь на земле. И, естественно, следующая мысль: почему? Почему мы здесь? Кто мы? Как зародилась жизнь? Как была создана вселенная? — Я опустила голову, когда его глаза снова начали светиться, и улыбка исчезла с губ. — Или кто еще кроме меня видит Большую Медведицу.

— Нет, это… — Он глубоко вздохнул, нахмурившись. — Ты права. Скорее всего, все люди, смотря на звезды, думают о древних вопросах жизни, о которых многие из нас забывают ежедневно.

Я кивнула и потеребила нитку на одеяле.

— Я знаю, что легко забыть об этих вопросах. На этой неделе только и думала о том, как выжить и не сталкиваться с ежедневными тренировками. Я, конечно, не задумывалась о смысле жизни.

Он усмехнулся, и от этого звука у меня внутри запело.

— Что ж, могу честно сказать, что у тебя определенно один из самых активных и любопытных умов, с которыми я когда-либо сталкивался. Не могу вспомнить, когда в последний раз размышлял о смысле жизни субботним вечером. Но теперь, благодаря тебе, я не знаю, как буду думать о чем-то другом каждый раз, когда смотрю на ночное небо.

Я сморщила нос.

— Надеюсь, это не так уж плохо? Потому что в этом может быть виновато пиво. От алкоголя я всегда становлюсь болтливой.

— А я-то думал, что от алкоголя люди просто падают и утром у них похмелье.

Я рассмеялась.

Уайетт отрезал себе еще кусок пирога. Доев его, он откинулся на одеяло.

Я лежала рядом с ним, но старалась сохранять некоторую дистанцию между нами. Больше всего на свете хотела почувствовать тепло его тела, но он был моим командиром. Встречаться было против правил, даже если нас здесь никто не мог видеть.

Минуты шли, и я задрожала от прохладного ночного воздуха.

— Итак, как думаешь, какового тебе будет в Институте, когда приедешь туда? — Уайетт подпер голову рукой.

— Честно говоря, я не знаю. Я посещала Институт только со своими родителями и никогда раньше у них не работала. Но думаю…

И вот так просто мы вернулись к непринужденной беседе.

Мы несколько часов говорили с Уайеттом о наших мечтах и планах на будущее. За все время, что знала его в Риджбеке, мы никогда не были так близки, как сейчас, и я задумалась, каким могло быть наше будущее.

Продолжали бы мы поддерживать связь после того, как я уехала с родителями во Францию? Переписывались бы друг с другом, пока я путешествовала по миру? Или возможно, мы стали бы настоящими друзьями и время от времени виделись бы во время поездок, исследуя нашу любовь к новым местам.

Но я этого никогда не узнаю, и эти вопросы только свели бы меня с ума.

Раньше я была слишком застенчива и могла только наблюдать за Уайеттом издалека, лелея те моменты, когда мы с ним разговаривали, как драгоценные камни.

Я всегда знала, что в нем есть что-то особенное. Почувствовала это с того самого момента, как впервые увидела его в том кафе-мороженом.

Я не понимала, что в нем меня привлекло, но одно знала наверняка — Уайетт вырастет в великого человека.

Добрым. Сильным. Благородным. Заботливым.

Он мог так легко снова завоевать мое сердце.

Если бы он уже этого не сделал.

— Хочешь еще кусочек пирога? — спросила я, закутывая ноги в одеяло. Было около двух часов ночи, и упаковка из шести банок пива давно закончилась.

Уайетт дьявольски ухмыльнулся.

— Тебе действительно нужно спрашивать?

Я рассмеялась и дала ему еще пирога.

Он проглотил его в три укуса.

— Черт возьми, женщина. Ты действительно умеешь печь.

— Может быть, я и тебя откормлю как на убой.

Он ухмыльнулся.

— Пожалуйста, попробуй.

Мы оба снова рассмеялись, затем он поставил свою тарелку и убрал пальцами прядь волос с моего лица так легко, словно даже не понял, что сделал это.

Я застыла от его прикосновения, и смех замер между нами.

Я внезапно осознала, что нас разделяют всего несколько дюймов, и мы здесь действительно одни. Нас никто не мог видеть. Если бы наклонились вперед, наши губы соприкоснулись бы, и прямо сейчас мне так сильно хотелось поцеловать его. Это был тот Уайетт, которого я помнила — веселый, опьяняющий, потрясающе красивый мальчик, превратившийся в мужественного мужчину.

Я сделала неглубокий вдох. Его губы выглядели такими твердыми, а от аромата сосны и дуба у меня закружилась голова.

Свет вокруг его радужек стал ярче, а ноздри раздулись.

Я поползла вперед, мое тело двигалось, как на автопилоте.

Из горла Уайетта вылетело низкое рычание, когда он тоже наклонился мне навстречу.

Прежде чем смогла задуматься о своих действиях, Уайетт преодолел последний дюйм и прижался своими губами к моим.

От ощущения его твердых губ у меня перехватило дыхание, но затем инстинкт взял верх. Я запустила пальцы в его волосы, наслаждаясь ощущением шелковистых прядей, когда он углубил поцелуй.

Прохладный ветерок коснулся моей кожи, и Уайетт обвил рукой мою талию. Он притянул меня ближе к своей груди. Жар от его тела согрел меня, посылая метеоры удовольствия прямо в мое лоно.