Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

В итоге наша выставка стала похожей на настоящий аттракцион, куда зрители могли прийти и в полной мере ощутить себя обитателями тропического леса среди фотографий Гамбора и живых декораций.

К слову, Стиан наотрез отказался указывать в книге место, где мы нашли исполинскую птицу и плотоядные цветы. Он очень не хотел, чтобы после нашей выставки орды охотников и любителей всего необычного ринулись прямиком на остров, чтобы отстреливать там халапати, рвать кувшинчики с демоническими лилиями и обижать беззащитных гамборцев. Он не поддался на уговоры издателя и не назвал конечную точку нашего путешествия. Он описал её в книге так неопределённо и завуалированно, что читатель мог подумать на любой прибрежный лес в любой из сарпальских сатрапий.

Только в день выставки я поняла, насколько Стиан был прав в своём желании сохранить заповедные леса Гамбора в тайне ото всех. Четырёхметровая фотография халапати вызвала небывалый ажиотаж. Гости только и спрашивали, как мы выжили после встречи с таким исполином. А после снимков ритуального кормления цветка-людоеда нас со Стианом и вовсе прозвали отчаянными смельчаками.

Интерес к фотовыставке был неимоверный. Покидая её, люди буквально сметали с лотка экземпляры нашей книги и памятные открытки с животными и растениями Гамбора. На следующий день пресса просто разрывалась от восторгов в наш адрес. Мы получили такую рекламу, что от желающих посетить экспозицию и купить книгу не было отбоя. И я даже не знаю, что для тромцев стало большей сенсацией – существование диковинных форм жизни далеко на юге или тот факт, что аконийская маркиза презрела чувства наследного принца и бросила всё, чтобы стать женой их земляка, пусть и не родовитого, но из очень интересной семьи.

Да, теперь уже все знали, что доктор Вистинг приходится сыном той самой Шеле Крог, что лет тридцать назад покорила ось мира. Собственно, после скандала в Авиле, Стиан стал публичной личностью и больше не видел смысла скрывать хитросплетения своей биографии. Поэтому Шеле тоже досталась порция внимания прессы, когда она вместе с Жанной приехала на выставку. Малышка, наслушавшись наших со Стианом разговоров о подготовке к выставке, так захотела посмотреть на большую фотографию большой птицы, что мы не смогли ей отказать.

Шела привезла Жанну на выставку, заручившись её обещанием вести себя среди посетителей тихо, не озорничать и не бегать по бывшему цеху. Малышка и вправду не шалила, только улыбка и смешинки в глазах выдавали её неуёмное озорство.

И всё же, когда журналисты окружили Шелу и Стиана и начали засыпать их вопросами, Жанна улучила момент и выскользнула из-под надзора старших. Но я всё равно держала её в поле зрения и была наготове, если она захочет оторвать лист от низенькой пальмы или приложить потную ладошку к фотографии на стене.

Не прошло и пяти минут, как Жанна нашла себе приятеля по играм в салочки. Это был мальчик на пару лет старше неё и тоже сарпалец. Я была удивлена, что кто-то из мигрантов пришёл на выставку, да не один, а с детьми, и вместе с тем польщена, что мои сарпальские работы вызывают интерес у уроженцев Сарпаля. Но так я думала ровно до того момента, пока Жанна не отшатнулась от мальчика, чтобы подбежать ко мне и вцепиться в моё колено со словами:

– Эмеран, почему он говорит, что мама у меня не настоящая? Она же самая-самая настоящая, не игрушечная.

Её взволнованный голосок и опасный вопрос взволновали меня не на шутку. Что мне сказать Жанне? Как повести себя в такой ситуации, чтобы она ничего не заподозрила и поскорее забыла оброненную кем-то фразу?

– Кто тебе сказал такую глупость? – погладив её по головке, как можно более беззаботно спросила я. – Тот мальчик, с которым ты играла?

– Да. Он плохой.

– Почему? Потому что назвал твою маму ненастоящей?

– Да, – был мне полный обиды ответ.

Ох, даже не представляю, что сейчас творится в этой маленькой головке. Вся надежда на то, что детская память коротка. Хотя… Я до сих пор помню все обиды, которые мне причинили родители начиная с пяти лет.

– Иди-ка к маме, возьми её за руку, чтобы она не волновалась, где ты пропадаешь, – предложила я Жанне. – Только про мальчика и его слова ей не говори.

– А почему?

– Не надо волновать маму понапрасну. Я сейчас сама поговорю с мальчиком и узнаю, что он имел в виду. А потом всё тебе скажу. И это будет наш с тобой маленький секрет. Договорились?

Жанна подняла на меня заинтересованные глазки, потом кивнула и помчалась к Шеле. Ну а я отправилась на поиски говорливого мальца, который ещё не понимает, что и кому можно говорить, а что нет. Разумеется, ничего я его спрашивать не буду. Может, только родителям сделаю замечание, чтобы не болтали при детях лишнего. А для Жанны потом придумаю какое-нибудь другое объяснение его слов, если она не забудет и спросит о них.

Мальчик отыскался возле снимка с толстой белкой-акробатом и не один, а в компании мамы и маленькой сестрёнки, почти ровесницы Жанны. Я на миг замерла, когда увидела невысокую женщину, одетую по последней тромской моде, но с непривычно высокой и густой причёской, заколотой длинными чахучанскими спицами. Я уже видела такие как-то раз. Но ведь не может так быть, что это…

И тут женщина повернула голову, и я узнала её. Гилела. Дочь Нейлы. Беглая жена губернатор Керо Кафу, которая предала его и втянула меня в опасную интригу с запиской, которая чуть не стоила мне жизни и чести.

– Это ты… – невольно вырвалось у меня, а кулаки сжались сами собой, когда Гилела обернулась и заметила меня.

– О, моя спасительница из хаконайской газеты, – лучезарно улыбнулась она мне, а потом наклонилась к сыну и сказала, – Амитаб, присмотри за сестрёнкой, а я поговорю со своей старой знакомой.

– Хорошо, мама, – кивнул он и взял девочку за руку, когда Гилела направилась ко мне, источая неподдельную радость от встречи.

– Если бы я только знала… – прошипела я, когда она поравнялась со мной, но Гилела тут же прошептала:

– Не при детях. Отойдём.

– О, как ты заговорила. Что же ты при своём сыне не держишь язык за зубами и распространяешь городские сплетни?

– О чём это ты? – изобразила она искреннее недоумение, когда мы проходили мимо снимка крохотного оленька. – Ах да, ты о сиротке, украденной у богов. Ай-ай-ай, Шанти совсем позабыл об осторожности. А ведь я когда-то говорила ему – не играй с незримыми силами, а не то не заметишь, когда они обрушат на тебя свой сокрушительный удар.

– Говорила? – начала припоминать я. – Вы ведь с ним знакомы с детства, да? Ты и твой брат учились с ним в одной школе.

– Учились. Только сарпальским девочкам даже на чужбине нельзя разговаривать один на один с тромскими мальчиками. За мной присматривали слуги, пока я получала образование, и с друзьями брата я общалась редко.

– Однако в прошлом году это не помешало тебе передать Шанти записку через меня. Ты послала меня на верную смерть. Адъютант твоего мужа мог убить меня, но из жалости оставил одну в горах, кишащую разбойниками. Я могла там умереть раз десять.

– Но ведь не умерла, – был мне ответ, полный неподдельной невинности в голосе. – Я ведь знала, что вы встретитесь. Ты и Шанти. Нет, я, конечно, не была уверенна в этом до конца, потому на всякий случай дала тебе его адрес.

– Не была уверена? – начала закипать я. – Не была уверена и отправила меня в логово озверевших от холостой жизни разбойников?

– Но ведь ты не совсем в их вкусе, правда? Да и чего ты сейчас от меня хочешь? Всё ведь хорошо закончилось. Ты повстречала в горах свою истинную любовь, вернулась домой живой и невредимой, сейчас вот обретаешь заслуженную славу. Но это только начало. Дальше будет больше, и ты…

– Хватит с меня твоих предсказаний. Я уже поняла, что ведьма из тебя так себе. Твоя мать видит будущее куда чётче и двух толкований не допускает.

– Ох, ну куда уж мне до неё, – неожиданно рассмеялась Гилела. – Но я никогда и не стремилась быть всезнающей ведуньей. Всё, чего я хотела с детских лет, так это жить в большом городе, ходить по магазинам и самой выбирать себе одежду и украшения. А ещё самой решать, как жить, что делать, что говорить, что думать. Ты даже не представляешь, что это такое, узнать, какая она, жизнь в свободном мире, где ты человек и личность, а не приложение к мужчине, а потом вернутся туда, где твои мысли для всех вокруг лишь блажь, а ты сама – красивая дурочка, которой вредно думать, а то вдруг морщинки на лбу появятся и одолеет бесплодие. Вот только мой муж и его окружение никак не могли взять в толк, что если я молчу, это не значит, что я не использую свои серые клеточки и не продумываю план побега. Ты можешь сколько угодно проклинать меня и осуждать, но всё, что я делала в Чахучане, я делала прежде всего ради своих детей. Да, я получила шанс вернуться в свой любимый город, но вовсе не для того, чтобы спускать деньги моему мужа в бутиках и ювелирных магазинах. Я вырвалась сюда для того, чтобы моя дочь никогда не стала чьей-то вещью для утех и производства наследников, а мой сын не стал таким же шовинистическим подонком как его отец и вырос достойным человеком, который уважает женщин.