Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Могильная Плита уже ухватила Пелагею за волосы, когда вдали вдруг послышались шаги и бодрый голос:

— Ах вот ты где, фея нерадивая! А я уже тебя обыскалась!

Голос принадлежал не кому иному, как инструктору по искусству Перемещений.

Девица в чёрном тотчас выпустила шевелюру, которую собиралась изрядно проредить. И вся троица, зацокав каблуками, позорно скрылась за углом.

— Паока! — возликовала Пелагея. — Как здорово, что ты здесь! Я так боялась, что тебя уволят.

— Уволят из-за одной нерадивой феи? Да брось! — рассмеялась та.

— Всё равно. Мне так жаль. Из-за меня у тебя могли быть проблемы… Но постой, как ты меня нашла?

— Острый слух, — улыбнулась Паока, приподняв капюшон, под которым прятались ушки. — И гляжу, ты уже успела нажить врагов. Будь поаккуратнее с этими тремя. Они дочери влиятельных политиков. Если перейти им дорогу, мало не покажется… Знаешь, что? Тебе нужно срочно освоить искусство Невидимости. Будь осторожна, нерадивая фея. И в случае чего обращайся.

Пелагея давненько не чувствовала себя такой беззащитной.

Попрощавшись с Паокой, она блуждала по коридорам еще по меньшей мере час. Повстречала людей и нелюдей, которые дружно провожали ее косыми взглядами. И к главным дверям вышла, пошатываясь от усталости и нервного истощения.

За дверями смирно, не шевелясь, сидел снежный барс. Два его приятеля — вечные живые статуи по бокам лестницы — наводили на единственно верную мысль: вот эта пушистая зараза — шеф и куратор собственной персоной.

— Котик, а котик? — вкрадчиво произнесла Пелагея и, набравшись смелости, почесала «котика» за ушком. Ухо дёрнулось, но в остальном барс продолжил изображать стойкость и хладнокровие. — Ну помоги мне разок, а? Если бы я, по твоей милости, превращаться не разучилась, уже летела бы за Юлианой на всех парах.

Барс негодующе обернулся к Пелагее и сверкнул на нее своими гематитовыми глазами, обнажив клыки. Думал напугать? Не тут-то было. От почёсываний Пелагея перешла к более активной стадии уговоров и повисла у зверюги на шее (хотя, помнится, зарок давала, что не будет вешаться на куратора ни при каких обстоятельствах).

— Господин Ли Тэ Ри, ну пожа-а-алуйста! — взмолилась она, доверчиво заглядывая в его чёрные очи. — Вы не представляете, на что способна Юлиана, если поместить ее в подходящие условия. Да она про вашу организацию такой шедевр напишет, что только держись!

Прозвучало как завуалированная угроза.

«Что угодно пусть делает, лишь бы не вздумала писать про ОУЧ статьи!» — не размыкая челюстей, густым человеческим голосом проговорил барс. И поднялся на лапы.

В своей звериной ипостаси он был куда более сговорчив, нежели в эльфийской.

***

Несмотря на то, что Вершитель оказал ей какую-то неоценимую услугу, Эсфирь пыталась сбежать. Причем несколько раз. Не то, чтобы она всерьез рассчитывала удариться в бега. Нет, она просто-напросто изнывала от скуки.

Все попытки, разумеется, оказывались провальными. Вершитель ее не отпускал. Интересно, чем же она ему так в душу запала?

Пока она размышляла над ответом на столь щепетильный вопрос, ее чуть ли не пинками загнали в душевую (которая, как вы помните, еще и одушевленный шкаф с замашками дизайнера). Заставили помыться, причесаться. Шкаф проявил инициативу и напялил на нее какой-то смехотворный наряд с бахромой в стиле вестерн.

А потом непокорную Эсфирь с пылу с жару передали прямо в руки Розалинде.

Тучная, блёклая Розалинда отличалась нетерпимостью к свободомыслию, на дух не переносила самоуправства, жила по расписанию и предпочитала неукоснительно исполнять любые указания Вершителя, как бы бредово они ни звучали.

Приучить новенькую к Ящику Разной Жути? Не вопрос, приучим! Лишь бы она в ящик от ужаса не сыграла.

Привить новенькой уважение к Его Сиятельству Случаю? Да как нечего делать.

Что-что? Доверить ей Ларец Шансов? Рискованно, конечно. Но куда деваться? Только как бы вы потом локти не кусали, господин Вершитель, когда эта малахольная девица начнет раздавать Шансы тем, кто их не заслужил.

Эсфирь ввели в уже знакомый амфитеатр, где все ярусы были заняты горящими экранами, передающими прямую трансляцию из десятков и сотен миров. Велели остановиться на площадке, посыпанной морским песком. И водрузили на стол тяжеленный эбонитовый сундук.

Он странно подрагивал. Что-то у него внутри ходило ходуном. Крышка и бока вспучивались, словно в сундуке происходил интенсивный процесс пищеварения.

Эсфирь скривилась от гадливости.

— Ящик Разной Жути, — угрюмо пояснила Розалинда, в своих очках похожая на помесь черепахи с бегемотом. — Предупреждаю, не для слабонервных. По правилам, каждый месяц тринадцатого числа положено вынимать из Ящика пакость в количестве одной штуки и запускать в мир, выбранный наугад. То есть случайно.

— Я так понимаю, от «пакости» в выбранном мире начинаются болезни и катаклизмы? — скептически уточнила Эсфирь, изогнув бровь.

— А ты, гляжу, неплохо подкована по теоретической части, — исподлобья зыркнула на нее Розалинда. — Посмотрим, что ты выкинешь на практике.

С практикой дела обстояли туго. Стоило Розалинде открыть Ящик, как оттуда тотчас посыпалась Разная Жуть, преимущественно ползучая и ядовитая. Змеи, скорпионы, пауки и прочие твари, от укуса которых можно скончаться на месте за пару секунд.

Эсфирь инстинктивно отпрыгнула на безопасное расстояние: как выяснилось, твари не могли пересечь границу круга, начерченного на песке вокруг стола. Они толклись в его пределах, мерзко шелестели, шипели и издавали еще множество леденящих кровь звуков.

— Ну, чего застыла? — рявкнула Розалинда. — Хватай уже кого-нибудь!

— Голыми руками? — ужаснулась Эсфирь. — Да вы спятили!

— Всему-то тебя надо учить, — проворчала наставница (не женщина, а тонна презрения вперемешку с высокомерием). И не долго думая, сграбастала своей огромной ручищей гадюку. Та принялась извиваться в руке, но кусать не кусала. — Они чуют твой страх! Не будешь бояться — урона не причинят!

Отработанным движением она запустила гадюку в один из экранов в зрительских рядах, и змея благополучно пересекла преграду, разделяющую миры.

— Вот, как надо! — крикнула Розалинда.

— Ну и что там было? Моровая язва? Гражданская война? Засуха? — не без отвращения поинтересовалась «ученица».

— Нас это не касается. Мы не забиваем голову подобной чепухой.

— Чепухой? — возмутилась Эсфирь. — Во всех этих мирах живут люди, такие же, как и мы!

— Не путай, дорогуша! — гаркнула Розалинда. — Они — обычные. Мы — избранные.

— Далась мне такая избранность! Я не собираюсь иметь дело с вашим дурацким Ящиком! — вспылила Эсфирь. — Можете меня снова на пограничье отправить, мне плевать!

Очки у Розалинды досадливо съехали к переносице, а физиономия безобразно скуксилась, когда Эсфирь выбежала из амфитеатра.

«Пора заканчивать этот цирк, — думала она. — Приносить людям страдания, о сути которых даже не догадываешься. Это какой же надо быть скотиной!»

Она бежала, не разбирая дороги, по скользким плитам и бесконечным лестницам. Искусала губы в кровь, горя негодованием. И впечаталась в грудь Вершителю, когда уже готова была разрыдаться.

— Молодец, девочка. Прошла проверку, — похвалил платиновый красавчик, мягко обхватив ее за плечи. — Идем теперь к Ларцу Шансов. Обучать тебя я буду сам.

Глава 18. Дайте ей шанс

Заложив руки за спину, Вершитель уверенно прошагал в комнату, откуда еще за версту слышались рыдания и стоны. Эсфирь помедлила на пороге: впереди густела тьма, которая, казалось, до отказа была напитана слезами. Она выла, плакала, срывалась на визг — в тысячах разных интонаций, на тысячи голосов.

— Проходи, — добродушно пригласил Вершитель и зажег свет. — Это комната Скорби. Здесь мы выбираем людей, достойных Шанса.

— Атмосферное местечко, — проворчала Эсфирь, решив держать все прочие мысли при себе. Неужели Вершитель действительно полагает, что шансов достойны лишь те, кому приходится страдать?