— Вы спросите, а я уже решу, — немного удивленно отозвался он.
— Ты упоминал друзей родителей… Почему ты в итоге оказался в детдоме? — немного сумбурно сформулировала я.
Тоша замер, а затем молниеносно опустил взгляд на кружку с квасом.
И я немедленно мысленно обругала себя, что вообще рот открыла. Кому я только что говорила не пожалеть на трезвую голову? Кажется, я и на пьяную уже жалела…
— Не доставай пацана, — проворчал Леша. — Видишь? Ему на эту тему…
— Да нет, — мелкий поднял голову, но вот таким расслабленным уже не выглядел. — Все нормально. Но это… сложно. Я… Толком не помню те полгода, что прошли после аварии.
— Еще бы ты помнил, — буркнул Леша, опять прикладываясь к вину. — Если бы мои родители на моих глазах… — он запнулся, а затем пьяно махнул рукой. — Давайте не будем об этом. Такие разговоры…
Но попытка увести тему в другое русло провалилась.
Оказалось, что Тоше самому хотелось выговориться. Но раньше было попросту некому.
— Они не просто погибли на моих глазах, — тихо сказал он. — Они спасли мне жизнь. Мне и куче других пацанов и девчонок, которые стояли на остановке. Папа… въехал в грузовик, несущийся прямо на нас. Я даже понять ничего не успел… — и опять опустил взгляд. — Дальше все, как в тумане. Смутно помню каких-то родственников, которые взяли меня под опеку. Врачей. Уколы… Зеленые больничные стены. Первое внятное воспоминание как раз из больничной палаты. Психушки. Оттуда меня сразу забрали в детдом. Куда делись родственники и были ли они на самом деле… Я не знаю. Вообще не знаю, что случилось, и почему я оказался на другом конце страны.
Мы с Лешей хмуро переглянулись.
Пахнет это все очень плохо. Похоже, кто-то решил прикарманить имущество родителей Тоши, потому и нарисовались какие-то родственники. Сомневаюсь, что мелкому привиделось. А когда аферу провернули, выбросили его где-то подальше от родных мест, чтобы не нашли те же друзья родителей.
— Малой, ты…
— А давайте, раз уж такая тема пошла, — громко и преувеличено бодро воскликнула я, — расскажем свои истории! Например, меня очень интересует, как здесь оказался наш гениальный писатель!
И послала ему самый убийственный взгляд из всех возможных.
Не смей, придурок! Даже не заикайся о догадках, почему с ним так вышло! Мало ребенку стресса, ты еще сверху добавить хочешь?!
Видимо, взгляд получился, потому что рот Леша закрыл очень быстро. И тему послушно подхватил.
— А я… Да как-то даже стыдно сказать, — нервно хохотнул он и отвел взгляд. — Будь я трезвым, в жизни бы такого не сделал… Ездил к другу на день рождения, насмотрелся на его семейное счастье… Так мне себя жалко стало, — опустил голову низко-низко. — Вот я…
И замолчал.
Я ощутила, как меня затапливает возмущение.
То есть… серьезно?! У нас с мелким жизни порушились, а на этого пьяная печалька накатила?! Нет, я конечно слышала, что после аварии в его крови нашли алкоголь. Но, честное слово, я думала там причина повесомее!
Пока я кипела внутри и готовилась высказать Леше все, что о нем думала, внезапно заговорил Тоша.
— Никогда не мог понять, почему чем вам хуже, тем легкомысленнее вы об этом говорите, — тихо сказал он. — Думал, что это защитная реакция перед журналистами. Но здесь вы такой же. Вы думаете, что подобное отношение решит проблему?
Леша повернулся к нему и окинул долгим, очень долгим взглядом.
— Ты слишком глубоко копаешь, малой, — наконец сказала он. — У меня и правда в жизни не произошло ничего настолько серьезного, чтобы совершать самовыпил. Твоя история намного хуже. Уверен, что у Алены тоже…
— У меня хуже? У Алены? — Тоша резко подался вперед и неожиданно хищно прищурился. — Вы всегда принижаете свои проблемы сравнением с другими? Это связано с вашим детством? Я читал, что ваша семья едва пережила распад Союза. И что вы, видя, как надрываются родители, старались меньше их тревожить. Вы выросли, но продолжаете поступать так же?
Чем больше он говорил, тем шире открывался мой рот. Я была не просто удивлена. Ошарашена. То, что Тоша много знает про любимого писателя, новостью не являлось. А вот такой анализ биографии…
— Ух! — Леша выдохнул и выставил ладони вперед. — Малой, остановись! Χватит! Психолог доморощенный… — тихонько пробормотал он и уже громче сказал: — Ладно! Возможно, всякие мысли у меня крутились давно. Возможно… я уже какое-то время считал, что просрал самое важное в своей жизни. Быть может тот праздник и алкоголь стали последней каплей. Может быть.
Повисла неприятная, давящая тишина.
Леша сидел, выпрямившись, словно палку проглотил, и его невидящий взгляд упирался в невидимую точку на стене. Мелкий сверлил его тяжелым взглядом, а я… А я…
Я вдруг осознала, что изначально была очень предубеждена против нашего писателя. Богатый известный мужчина — его образ в моей голове был таким, что сочувствовать ему не получалось. Я каждый раз делала о нем только самые худшие выводы.
— Расскажите, — вдруг тихо произнес Тоша. — Я уверен, вы никогда никому не говорили, что вас тревожит.
— Кого вообще интересует, что тревожит других? — невесело усмехнулся Леша. — Мы зациклены исключительно на себе.
— Расскажите, — с нажимом повторил Тоша. — Вам станет легче.
— Тебе стало? — Леша ответил прямым жестким взглядом.
— Да, — не раздумывая, твердо отозвался тот.
Леша опустил взгляд и словно собирался с силами. Я застыла, предчувствуя, что…
— Не о чем говорить, — вдруг решительно вскинул он голову. — Я идиот, который в погоне не понятно за чем не ценил того, что имел. Сколько бы жалостливых слов я не сказал, этого не изменить, — и, залпом выпив вино, потянулся за бутылкой.
Я невольно глянула на Тошу и обнаружила, что тот смотрит на меня.
Кажется, мы понимали друг друга без слов.
Все-таки Алексей Орлов оказался куда глубже, чем виделся. И намного поломаннее.
Я неожиданно для самой себя прониклась к нему сочувствием. Все люди время от времени ошибаются, но некоторые ошибки не исправить, как бы ты ни бился. Я краем уха слышала, что его бывшая жена эмигрировала, а потом вышла замуж. Мосты были сожжены и жалеть о прошлом можно до бесконечности. Но ничего не исправить.
— Довольно об этом, — вдруг жестко сказал Леша и вперил в меня помутневший от алкоголя взгляд. — А что насчет тебя?
— О, у меня все банально, — довольно равнодушно отозвалась я. — Я была театральной актрисой. Мне предложили роль в сериале, а потом в фильме. И вдруг оказалось, что к последнему прилагался… — я запнулась и осторожно глянула на внимательно слушающего Тошу.
Говорить при ребенке о таком казалось мне совершенно неправильным. И я принялась осторожно подбирать слова:
— Прилагался спонсор со своими условиями. Меня условия не устроили, и я лишилась роли. И оказалась настолько дурой, что приперлась к нему и принялась угрожать оглаской. Но он успел первым, — мой голос упал до шепота, и я отвернулась.
Не до конца отболело. Не до конца справилась.
Воспоминания об этом до сих пор будили жгучий стыд и досаду. Мне все казалось, что я могла справиться. Могла… Нет. Ничего я не могла.
Что вообще способна противопоставить богатому и влиятельному мужику обычная женщина в мире, где женское слово ничего не стоит?
— Он хотел принудить вас к сексу, а когда не вышло, обвинил, что вы сами к нему полезли? — прозвучал звонкий высокий голос, вырывая меня из тягостных мыслей.
Я обескураженно посмотрела на безмятежного Тошу:
— Откуда ты взял…
— Алена… — укоризненно посмотрел он на меня. — Мне двенадцать, а не два. И я не рос в теплице, где всегда цветут цветы. Откуда берутся дети и как устроен наш мир, я примерно представляю. А уж в детдоме… — он криво усмехнулся и отвернулся.
За этими словами скрывалось ещё что-то, но я побоялась спрашивать. Мелкий выглядел таким хрупким и уязвимым… Люди были жестокими. Дети, которые хлебнули этого, ожесточались вдвойне. Я даже думать не хотела, что мог видеть этот сильный ребенок…
