Чёрные зеркала (СИ) - Бахтиярова Анна

— Там… мне… я чувствовала себя не в своей тарелке. Хотела… хотела побыть одна.

А что? Вполне убедительно. Где бал в герцогском замке, а где бывший полуцвет?

— Но одной побыть не получилось, — съязвил Уэлбрук.

Я тяжко вздохнула и подтвердила:

— Не получилось.

— Так что произошло?

Хороший вопрос. Если б я сама знала…

— В саду гуляла Рашель. Мы едва успели обменяться парой фраз, как появился Дэриан. Он… он был очень… недоволен. Схватил Рашель за руку. Но она вырвалась и упала. А потом… потом…

Память нарисовала хрупкую фигурку, лежащую на земле без движения, Урсула, взлетающего в воздух, и Дэриана, стоящего надо мной — беспомощной, умирающей…

— Вы напали на моего сына? — спросил Уэлбрук жестко.

— Нет, — я замотала головой. — Это он… Дэриан вытягивал из меня магию.

— Но вы нашли в себе силы, чтобы убить его?

Я впервые за время разговора посмотрела Уэлбруку в глаза. В глаза, пылающие от ярости. Страх сковал тело до кончиков пальцев. В том-то и дело, что, возможно, нашла…

— Это вы убили Дэриана?

Рот открылся, и, признаться, я понятия не имела, что слетело бы с губ, если б не вмешалась герцогиня Виктория.

— Ты перегибаешь, Грегор.

Ее абсолютно спокойный тон сильнее взбесил Уэлбрука.

— Не тебе меня поучать! Пятнадцать лет назад ты грозилась камня на камне не оставить от этого места, желая докопаться до правды и наказать виновных.

Меня будто ударили по лицу. Он заговорил о Марго! Посмел говорить о самоубийце, пусть и мнимой. Вот, демоны! В каком же он состоянии, коли легко нарушает запрет?

— Мне повторить вопрос, Лилит? — процедил Уэлбрук.

К счастью, заминка помогла мне взять себя в руки.

— Я не убивала Дэриана. Я даже шевельнуться не могла, пока он вытягивал мою магию.

Ответ прозвучал уверенно. Правдиво. Потому что в этот миг я сама поверила. Позже это изменится. Вновь нахлынут подозрения. Но сейчас я сумела убедить себя и посмотреть на Уэлбрука без страха, без сомнений.

— Кто же тогда это сделал? Рашель?

— Нет. Она лежала без чувств.

— Значит, Элиас?

— Нет, он…

— Вы видели, как это сделал кто-то другой?

— Я потеряла сознание и…

Проклятье! Он таки загнал меня в ловушку. Я могла поручиться за себя и Рашель. Но не за Элиаса. Но ведь он никого не убивал. Это с моей магией не всё в порядке. Вспомнить хотя бы как я вытягиваю энергию из предметов, превращая их в прах.

Уэлбрук подумал о том же.

— Слышал, вы делаете успехи на особых занятиях.

Я качнулась. Как он узнал? Доносчик кто-то из учеников? Или мэтров? Но первым запретили обсуждать уроки, а среди вторых ни на кого и не подумаешь. Габриэла и Эмилио на нашей стороне, а Хогард не похож на мальчика на побегушках у главы совета Многоцветья. Тот еще гордец. Наполовину истинный ведьмак.

— Вы так ловко забираете чужую энергию, юная леди, что…

— Хватит! — приказала герцогиня Виктория, поднимаясь. — Допрос окончен. Возвращайся в сектор, Лилит.

Уэлбрук перекосился, но не возразил.

****

Практические занятия еще не закончились, и сектор пустовал. Пытаясь придумать, чем себя занять, чтобы не бегать из угла в угол, как раненный зверь, я вдруг осознала, что готова, наконец, сесть за письмо маме. Письмо, которое всё откладывала. Удивительное дело, как Грегор Уэлбрук меня накрутил! Текст родился в голове до того, как я достала письменные принадлежности. От первого до последнего слова. Легко!

Я не жаловалась, не плакалась, ни в чем маму не обвинила. Предложила встретиться лично и всё обсудить. Не дело расставаться вот так, словно не было шестнадцати лет, которые мы провели бок о бок, деля и радости, и печали. А ещё я напомнила, что на свете существует Дот, оставшаяся без средств к существованию. О теткиной работе в замке Ван-се-Росса я предпочла умолчать. Ни к чему упоминать герцогское семейство. Послание получилось грубоватым, но просить о внимании, а, тем более, материнской любви глупо. Ее либо дарят безвозмездно, либо не испытывают вовсе.

Я перечитывала и перечитывала письмо, пытаясь найти изъян, но не находила. А потом взглянула на часы и поняла, что пропустила полдник. Странно. Рашель полагалось вернуться. Не съел же ее Уэлбрук в самом деле. И не арестовал. Запечатав письмо, я выскочила из спальни. Отправлю по дороге, чтобы лишить себя шанса передумать. И так тянула много дней. Надо поставить точку хотя бы в этом вопросе.

Внизу ждал Ульрих. Сидел на нижней ступени «женской» лестницы. Задумчивый, хмурый. Но вряд ли он сердился на меня. Да и вообще сердился. Ему несвойственно.

— А вот и ты, — проговорил он, будто мы договорились встретиться, а я явилась минута в минуту. — Как прошло?

Я устроилась рядом и пожала плечами.

— Не пойму, кого ОН больше подозревает: меня или Элиаса.

Можно было не опасаться посторонних ушей. После полдника ученики разбрелись кто куда. Большинство отправились на прогулку наслаждаться теплой погодой, которая вот-вот грозила смениться ливнями и сыростью.

— Кстати, об Элиасе. Нильс видел, как они с Рашель спешно покидали замок. Братец сказал, что Рашель шла вся в слезах. Я попытался их разыскать, но, кажется, они этого не хотят. Вокруг замка на так много мест, чтобы спрятаться, но они постарались. Видно, общение с Уэлбруком совсем не задалось.

— Не сомневаюсь, — проворчала я и пристально посмотрела на Ульриха. — Я готова. Готова пить настойку твоей матери. Для особых снов.

Я приняла решение внезапно, но оно не было спонтанным. Мы проигрывали по всем фронтам, теряли контроль. Я жаждала вернуть его. Хоть в чем-то. Или создать видимость контроля. Написала письмо маме, собралась вызывать сны о так называемом отце. Это всё, что я сейчас могла. А раз могла, следовало действовать, а не сидеть, сложа руки.

— Ты уверена? — спросил Ульрих.

Я кивнула. Без раздумий.

— Хочу с этим покончить. Хотя бы с этим.

Ульрих грустно улыбнулся. Он понял причину моего решения. И поддержал его.

…Рашель с Элиасом объявились к ужину. С похоронными лицами.

— Наворотил я дел, — проворчал Элиас, еле ковыряя вилкой в тарелке.

Рашель так и вовсе не притрагивалась к еде, хотя мясная запеканка пахла изумительно.

— Уэлбрук загнал тебя в ловушку? — спросила я под нервный стук сердца.

— Я сам себя загнал. Высказал всё, что думаю о его сыночке.

Брайс выругался, а Ульрих поджал губы.

— Достало, что из Дэриана делают после смерти святого, — Элиас отбросил столовые приборы. — Все знают, каким чудовищем он был. Уверен, даже папочка. Просто не хочет себе признаваться, что вырастил негодяя.

— И ты решил его просвятить? — поинтересовался Брайс назидательным тоном.

— Ой, а ты бы точно смолчал, — ответил Элиас раздраженно.

— Хватит, — велела я и повернулась к дражайшему «дядюшке». — Что сказал Уэлбрук?

— Ну… что непременно докажет мою вину в убийстве Дэриана. Даже если это последнее, что ему придется сделать в жизни.

Повисла тишина. Мы не знали, что на это сказать. Самое ужасное, что никто, считая меня, не мог поручиться, что Элиас невиновен.

В ту ночь я долго ворочалась с боку на бок. На соседней кровати тоже не спали, о чем свидетельствовали редкие тихие всхлипы. Я хотела заговорить с Рашель, но не посмела. Она не из тех, кто выставляет чувства не показ.

Ох, как же надоела бесконечная черная полоса. Случилось бы уже хоть что-то хорошее!

****

Моё желание исполнилось на следующих день. Вечером, когда мы делали домашнее задание в одной из гостиных, в дверь осторожно постучался второкурсник.

— Прошу прощения, — пискнул он. — Вам велено передать сообщение. Вас пятерых ждут в бирюзовом зале на третьем этаже.

Выдав всё это скороговоркой мальчишка умчался. Да так шустро, что мы подняться не успели, не то, что догнать и расспросить, кто нас ждет и по какому поводу.

— Ловушка, — заявил Брайс со знанием дела.