— Понимаю. Для таких целей тоже имеются варианты. Речь о юноше или о зрелом мужчине?
Лихтиец покраснел от гнева и хотел было высказать в ответ пару смачных ругательств, но заметил вальяжно вышагивающего Мэйо и передумал.
— Как у него! — раб ткнул пальцем в сторону нобиля. — В точности, как у него.
— Сейчас принесу, — обрадовался продавец. — С украшениями?
— Да.
Нереус расплатился и забрал товар:
— Теперь в храм, хозяин?
Мэйо насмешливо глянул на его покупку:
— Что это за глиняные лепёшки? У меня и то больше.
— Не больше, — фыркнул островитянин.
— Больше. И я снова мог бы пошутить про гел…
— Хватит.
— Или даже про нашу с тобой взаимную симпатию…
— Довольно.
— Но неужели речь о Виоле?
— Я не стану отвечать.
— Почему?
— Не желаю выслушивать бесконечные насмешки, — сказал невольник. — Дай мне привести в порядок мысли перед молитвой.
Святилище Веда располагалось в небольшом круглом здании с внешней колоннадой и высокой мраморной лестницей. У подножия бил целебный источник.
Внутри храма стояли белоснежные изваяния морских коней и переливчато журчал фонтан.
Мэйо водрузил глиняный фаллос на постамент и громко зашептал:
— Хочу изливаться… изливаться, как ты, Земледержец… Каждую ночь и днём по семь раз…
Нереус положил свой вотивный дар и мысленно попросил богов помочь в непростом сердечном деле.
Увидев знатного посетителя, из глубины храма появился седой жрец. Рассчитывая на денежное подношение, он приблизился к нобилю слишком близко…
Наследник Макрина ловко схватил фламина за мантию.
— Благодетельный Готто? — изумлëнно спросил юноша.
— М-мэйо? — не меньше удивился жрец.
— А вы тут какими судьбами?
— Твой достопочтенный отец, храни его Вед, пожертвовал деньги на новый барельеф в главном храме, — быстро совладал с собой фламин. — Я прибыл за местным скульптором-камнерезом, прославленным мастером, которому хочу доверить эту работу.
— Мы можем поговорить наедине?
— Думаю, да. Мне интересно узнать, как ты поживаешь, как твоё самочувствие…
Нобиль щелкнул пальцами, дав знак Нереусу следовать за собой.
— Ох, Мэйо, сколько воды утекло, сколько чаш я вылил на алтарь за твоë здоровье… — Готто сложил руки у груди.
При ходьбе мантия жреца шуршала, как старая змеиная шкура.
Геллиец внимательно слушал, намеренно изобразив глуповатую мину деревенского простачка.
— Да, вы говорили, что я и трёх лет не протяну, — напомнил Мэйо.
— Это коварная болезнь. Она высасывает жизнь из мальчиков, как паук из угодивших в сети мух…
— Недавно мне было видение.
— В-видение? — испуганно переспросил жрец.
— Угу. Про день Исхода.
Готто взял нобиля под локоть:
— Ты должен вернуться вместе со мной в Таркс. Я не могу решать столь важные вопросы в одиночку. Тебя выслушает храмовая коллегия…
— Нет. Мне нужны ответы прямо сейчас.
Фламин вытер покрывшейся испариной лоб:
— Это очень, очень серьезно…
— Зачем вы пытались убить меня все эти годы? — напористо сказал Мэйо.
— Что?
— Хватит притворяться. Болезнь — вымысел. Вы забирали детские жизни. Зачем?
— Я не понимаю, о чём ты…
Нереус прыгнул на Готто сзади, рывком дëрнул за волосы и прижал ребро ладони к кадыку:
— Я тебя сейчас ударю, — прошипел раб. — И ты перестанешь дышать. Хочешь?
— Н-н-нет… — проскрипел жрец.
Геллиец ослабил хватку и сделал два шага назад:
— Простите, что прервал вашу беседу, хозяин.
— Ничего, — улыбнулся Мэйо. — Думаю, благодетельный Готто воспользуется этой паузой и найдет ответ в кладовой своей памяти.
— М-мэйо… Ты не понимаешь…
— Конечно, не понимаю. Ведь мне ничего не пожелали объяснить.
— Что было в твоём видении?
— Звери. Чудовища, призванные из морской пучины. Они убивали людей.
— Ты уверен?
— Да, поимей вас Мерт. Я уверен.
Фламин прижал руки к лицу и заплакал.
— Благодетельный? — нобиль подëргал его за рукав.
— Никто не сумеет ответить тебе, — всхлипнул Готто. — Эти знания безвозвратно утрачены. Всё, что известно мне: ты отмечен цветком небесного жасмина. Он дарит вещие сны и способность говорить с духами.
— Это плохо?
— Те звери… спят. Если ты случайно разбудишь их, они устроят кровавый пир. И больше никогда не уснут. У нас нет могущества тланов, чтобы управлять ими. Нет нужных знаний.
— То есть проще убить меня и не иметь проблем?
Жрец помедлил с ответом:
— Твой отец — очень уважаемый человек. Он много сделал для Таркса и всего Поморья. Решение далось нам нелегко. Велись нешуточные споры. Коллегия вынесла вердикт. Твой… уход… должен был стать безболезненным. Один шаг из ночного сна в сон вечный. Но что-то всë время мешало… Будто сам Вед оберегал тебя!
— Просто у меня чутье на старых дерьмовых интриганов.
— Мэйо, — Готто промокнул глаза. — За тобой всегда стояли мудрый отец и префект Силан. Мы боялись разоблачения. Действовали осторожно. Ты рос и твоя сила тоже. Кажется, что уже поздно… Тьма подобралась к тебе слишком близко.
Нобиль скрестил руки на груди:
— Вы, разорви вас пополам, жрецы или хвосты собачьи? Проведите какой-нибудь обряд очищения. Дайте мне амулет. Древнюю книгу с великими премудростями…
— Убей себя, Мэйо, — тихо сказал фламин. — Выпей яд. Тьма не отпустит, превратит всë твоё существование в непрерывное мучение, вывернет душу наизнанку. Каждый, кого ты коснëшься, будет обречён на страдания.
— А что-то хорошее предвидется? Ну, как в легендах… Может, я совершу два-три… дюжину подвигов, и проклятье спадëт.
Готто со вздохом покачал головой:
— Нет.
— Жаль… Я бы мог.
— У меня есть флакон с афарским паучьим ядом. Выпей перед сном всë до последней капли, — жрец извлёк из шейного мешочка небольшой глиняный сосуд. — Ради себя, ради тех, кого любишь. Сделай это. Мы воздвигнем статую в твою честь. Или даже новое святилище. Люди никогда не забудут ни твоë имя, ни твои деяния.
Мэйо взял флакон, повертел на ладони…
Нереус почувствовал, что господина одолевают сомнения.
— Пожалуйста… — умоляюще произнёс жрец.
Геллиец шагнул вперëд и нанëс быстрый удар кулаком по запястью нобиля.
Флакон вылетел из руки поморца, упал и разбился о мраморный пол.
— Идëм отсюда, хозяин, — жëстко сказал меченосец. — Сейчас же.
— Ты говорил, что никогда не ударишь меня, — сверкнул глазами Мэйо.
— Я передумал. Идëм или потащу силой.
Угроза возымела действие. Нобиль быстрым шагом направился к выходу.
— Мэйо! Стой! — закричал Готто. — Ты — ключ, отпирающий врата в царство демонов! Ты — Чёрный Дракон! Ты…
— Полный идиот, — сказал лихтиец, спускаясь по мраморным ступеням. — Позволил оболванить себя какому-то выжившему из ума дураку.
— Мог бы проявить деликатность. Всë-таки я — твой хозяин.
— До тех пор, пока с дурья не нахлебался афарского яда!
— Не стал бы я его пить!
Нереус резко развернулся и посмотрел на поморца:
— Скажи это снова, глядя мне в глаза!
Несколько мгновений нобиль молчал, а затем осторожно произнëс:
— Ты не знаешь, на сколько тяжело моё бремя… Я столько лет мучился. Зачем? Ради чего?
— Ради тех, кому ты дорог. Кому помог и кому обязательно успеешь помочь.
— Ты слышал? — с болью в голосе выкрикнул Мэйо. — Я — сама тьма, заклинатель чудовищ, дракон и демон в одном лице!
— Философ, чьё имя уже не вспомню, однажды сказал, что злой человек отыщет тьму даже в солнечном луче, а добрый — найдёт свет на дне самого глубокого колодца. Не знаю, хороший я или плохой, но вижу в моем друге немало достоинств.
— Интересно… — пробормотал Мэйо. — Желание-то хоть исполнится? И как скоро?
— Чего?
— Хотелось бы успеть… излиться в кого-нибудь с мощью самого Веда, пока эти певцы молитв меня не прикончили.
— Ты серьезно?
— Да. И тебе желаю исполнения заветной просьбы.
