Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара

Впереди уже темнела стена, окружающая поселок, и я заранее знала, как пройдет мой вечер: непритязательный ужин, горячий и сытный, купание в какой-нибудь лохани, хорошо бы достаточно горячей, чтобы расслабить сведенные мышцы, охлаждающая мазь везде, куда дотянусь, и сон. Несколько часов сладостного забвения, когда не нужно никуда влезать и никуда ехать, даже если приснится, что влезаю и еду. Иногда еще Эверн снился. Но это секрет. Как про ноги. Понятия не имею, где он спал, но если случались ночевки под крышей, в комнате я оставалась одна. Специально проверяла. Однажды померещилось, что он сидит рядом – тут же стало светло от волос.

Сегодня он придет со своей чашкой и кистью…

С каждой новой процедурой что-то неуловимо менялось, будто внутри меня кто-то проворачивал тугое колесико механических часов, сжимая пружину все плотнее. Эверн старательно избегал смотреть в глаза, больше не угрожал своим богатым прошлым, но полярная эмоция, которую он во мне вызывал, становилась все ярче.

А в том, что случилось, были виноваты одинаковые кружки. И обстоятельства, и нервы, и в конце концов он привлекательный мужчина, а я дама в беде. Но кружки, конечно же, – в первую очередь.

Когда мы ввалились в зал (я ввалилась, Эверн вошел), оставив лошадей специальному типу во дворе, никто на нас особого внимания не обратил. Поселок, даже скорее городок, был вполне оживленным и по вечернему времени в таверне при гостинице и без того посетителей хватало. Но свободный стол нашелся и даже разносчик явился почти сразу, притащив чаши, чтобы вымыть руки, и принял заказ.

Эверн как всегда сурово молчал, у меня как всегда все ныло. Я немного злорадно пошутила про линялую лошадь, а вампир вдруг улыбнулся, как совершенно обычный парень, которому весело. Глазами и ртом. Даже клыков почти видно не было. Я споткнулась об эту его улыбку, будто мне в лоб кружкой стукнули. За кружку и схватилась – нам как раз подали ужин. Первые несколько глотков провалились, и только потом, чуть отойдя от впечатлений, я поняла, что пью вовсе не пряный квас. Внутри сделалось тепло, а в голове немного шумно и легко. Главное, меня почти перестала беспокоить поясница, копчик и то, что пониже. Сидеть стало на порядок приятнее, и вообще все вокруг сделалось приятнее, даже носатый трактирщик. Эверн вообще…

Я сбежала.

Когда схлынул адреналин, меня повело. Вымыться еще смогла, а до постели добрести уже нет. Помню, как присела на стул и все.

Разбудили руки. Я лежала, меня аккуратно раздевали. Распустили тесьму на рубашке, в которой я собиралась спать, и открыли грудь и живот. Столик, что прежде был в углу, теперь стоял у самой постели. Тускло тлел светильник, отбиваясь мягкими бликами на поверхности вязкой смеси в чашке и отражался искрами на тонких иглах и лезвиях из магического льда в открытом футляре рядом. Кисточка лежала поперек чашки ворсом на краю, щетинки прогнулись, еще немного и съедет вниз, в темное и густое с терпким запахом железа.

Ниже…

Рука перехватила. Длинная кисть, запястье с чуть выпуклой вилкой вен. Кожа, гладкая и матовая, на внутренней стороне руки казалась тоньше и светлее, дорожки вен тянулись выше, по предплечью, ныряя в подвернутый рукав.

– Вы говорили, что нужна и моя тоже, – я старалась говорить отстраненно, но в комнате явно стало светлее. Приподняла руку запястьем вверх, протянула. – Вот, добровольно. Надрежете или так… сами?

Я не рискнула посмотреть в глаза, только на подбородок, наткнулась на губы, заметалась взглядом по щеке, запуталась в тени от ресниц и упавших на висок и лоб темных прядях.

Вампир сцепил зубы, аккуратно взял за руку, придавливая пальцем вены на запястье, провел подушечкой пальца, будто погладил, поднес к губам, склоняясь, вдохнул, замер на миг и подул, стало горячо и тут же – прохладно. Лезвие мелькнуло, я даже не почувствовала ничего, но с запястья потекло, чуть ниже того места, где палец Эверна придавил венку. Еще одно дуновение, невнятный шепот, от которого заныло за ушами, немного в груди и захотелось сжать колени. Ранка стянулась, а моя кровь упала в подставленную чашку.

Он ничего не ответил на мои нервные слова и продолжал молчать, а когда кисточка коснулась кожи, было иначе, чем раньше.

Я, окончательно потерявшись в том, что со мной происходит, отвела взгляд и смотрела на блики, пляшущие по серпикам лезвий, и как край кисточки окунается в чашу и выныривает, как медленно набухает на конце, норовя упасть, темная глянцевая капля. Прислушивалась, как влажный ворс касается меня, оставляя прохладные, мгновенно наливающиеся жаром штрихи, завитки и точки. Постепенно опускается от ключиц к ложбинке, замирая над солнечным сплетением, очерчивает полулуниями бисерных знаков грудь, затем спиральной дорожкой метит живот и снова замирает. В миллиметре от кожи. Как и его рука.

Затем кисть вернулась в чашку, а рука на живот, на не успевший взяться рисунок. Там, под его рукой – эхо пульса, частило, вздрагивало. Я все еще не смотрела. Накрыла его пальцы своими, подтянула выше, смазывая нанесенную вязь, туда, где под ребрами билось, и прижала. Проступившие когти кольнули кожу, я вздрогнула и прикусила губы, чтобы удержать хлипкую преграду между тем, чего делать не стоило бы, и тем, чего мне сейчас хотелось. Эверн слышал меня и мой запах. И мой пульс. И кровь на коже, что смешал со своей. И мою… жажду? Наверное, я тоже немного вампир, раз мне важен запах. У Ромиса он, как у смеси в чашке – железо и влажный полумрак комнаты, которую в дождь оставили с открытым окном.

– Эленар, – голос шелестел и похрустывал, шуршал, как вода по жестяному отливу или край лезвия, если вести им по коже, – посмотри, я должен знать.

– Ты знаешь, – с трудом разлепив немеющие губы прошептала я.

– Я бы хотел еще и видеть, – его рука, освободившись от моих, нырнула под спину, приподнимая меня, а другой он развернул лицо к себе. Я дрожала, упрямо сомкнув веки, стыдясь желания, причиняющего почти физическую боль.

– Посмотри, посмотри, светлячок, – шептал он, едва касаясь моих губ прохладными своими, становящимися все горячее с каждым новым прикосновением, – просто немного тепла. Нужно. А ты такая теплая.

– Возьми, – устав бороться с собой, сдалась я, посмотрела в рубиновый мрак, пробуя его губы, потрогала кончиком языка опасно острые клыки и запрокинула голову, подставляя беззащитно бьющуюся жилку на шее под жадные поцелуи.

Глава 10

Открыв глаза тем следующим утром, я, наверное, впервые с начала этой безумной гонки поверила, что все может закончится благополучно.

Ночь сбежала и страс(ш/т)ное чудовище, заставлявшее меня издавать неприлично громкие звуки удовольствия, превратилось обратно в сурового и неумолимого охранника. Эверн вел себя как обычно, и я тут же прекратила моральные терзания. Откуда у беглой жены мораль? Так, видимость одна, и ту попробуй разгляди.

Рисовать оберег пришлось заново, причем вторая попытка закончилась тем же, чем и первая. Ближе к утру мы справились с задачей, а мне, удивительно, хватило нескольких часов, чтобы выспаться. Еще бы, ведь хладен анФеррато сторожил меня самым надежным образом, находясь рядом со мной в одной постели, а не прячась по теням непонятно где.

Едва отъехали, я занялась тем, что наверняка делают все женщины – принялась сравнивать кавалеров. Это помогло отрешиться от нытья в мышцах, впервые ноющих не от седла.

Я не знала других мужчин кроме Драгона, тем занятнее мне было сопоставлять имеющийся опыт с новоприобретенным. От воспоминаний кровь прилила к лицу, сердце забилось, и Ром тут же обжег глазами, поворачиваясь в мою сторону, что только добавило огня и мне, и моей шевелюре.

Спустя всего пару часов, он вдруг скомандовал остановку, велел спешиться, перевьючил лошадей, уложив часть вещей с линялой Ведьмы на Тьму и взял меня к себе, усадив боком.

– Что не так?

– Ерзаешь, будто в первый день, – со значением ответил вампир, – устал следить, чтоб не свалилась.