Лист на холсте, или Улиточьи рожки (СИ) - Кальк Салма

Себастьен проводил её через дверь шкафа на балкон и принёс воды, кофе и коньяк.

— А вот теперь пейте что-нибудь и рассказывайте. Пожалуйста. Вы кого-нибудь убили?

— Нет, — помотала она головой.

— Уже хорошо. Просто побили? Или придушили?

— Нет.

— Рассказывайте, сердце моё, рассказывайте.

Так, раз пришла — не молчи. Собирайся с силами и говори, как бы это сейчас не было сложно.

— Мауро ди Мариано предъявляет мне обвинение в том, что я пыталась убить Анджерри. Он настаивает на том, чтобы я уволилась, иначе на Шарля будут давить из понтификальной комиссии. Но Шарль держится, он сказал, что на моей стороне, и что в понедельник встретимся в том числе и с Анджерри, и попросил меня достать те документы, о которых я когда-то с вашей подачи ему рассказала. О Норе.

Она выложила всё это единым духом, глядя ему в глаза. Он пару раз тихонько выругался, потом обнял её.

— Шарль молодец, мы вас отстоим, даже не сомневайтесь. Где документы?

— В Париже, на улице Турнон. Я хотела попросить Марго привезти.

— Хорошо, но я иногда бываю параноиком. Поедет Карло с кем-нибудь ещё, он знаком с семейством генерала, поедет вот прямо сейчас, и привезёт сюда вашу сестру и документы.

— Вы думаете?

— Да, — он вышел, и она слышала, как просил вернувшегося господина Дзани найти и пригласить Карло, а потом просунул голову в двери шкафа. — Элоиза, выходите. Будут нужны ваши инструкции.

Она вдохнула глубоко, потом встала, собрала корпус, выпрямила спину и вышла. В самом деле, нужны инструкции.

Инструкций было немного, но Карло воодушевился. Задание привезти сюда сестру донны Элы и дочь генерала с ценными документами его необыкновенно обрадовало.

— А документы-то против кого? Неужели Девочке хвоста накрутим? Что-то он сегодня с очень довольным лицом по зданию ходил, непорядок это.

Да, сотрудники службы безопасности не любят господина ди Мариано.

— Карло, не болтай, — скривился Себастьен.

Но чтобы Карло не болтал, нужно было что-то посерьёзнее мрачной Элоизы.

— Могу и не болтать. Мы можем ему, скажем, колесо проткнуть. На его вишнёвой машине. И нехорошее слово нацарапать. Или сделать так, чтобы он своим пафосным ботинком наступил в какую-нибудь смолу…

— Давай сначала данные, а потом смолу, хорошо?

— Да я хотел донну Элу повеселить.

— Донна Эла развеселится, когда ты привезёшь ей сестру с бумагами.

Вечер пятницы и субботу Элоиза промолчала. В буквальном смысле. Говорила только «да» или «нет», сначала, потом перестала. Можно же просто кивнуть головой и не создавать шума.

Себастьен сначала пытался её разговорить, а потом понял бессмысленность этих действий. Он просто был с ней — молча, не отпуская её руки или её самой.

Ещё она наотрез отказывалась выходить из своих комнат. Разве что — встретить Карло, Марко и Марго в аэропорту, в субботу вечером.

Впрочем, Марго с одного взгляда поняла, что дело плохо.

— Она молчит? — уточнила на всякий случай у Себастьена.

— Да, второй день, — кивнут тот.

— Что у вас случилось-то? Впрочем ладно, не хочешь — не говори, потом расскажешь, — и уже Себастьену: — Знаешь, она как-то раз месяц молчала. Ничего, потом заговорила.

Элоиза разлепила губы.

— Ты… смотрела, что в той шкатулке?

— Делать мне больше нечего, только в твоих тайнах копаться. Глянула, посмотрела, что тонна текста по-итальянски, и решила, что самое важное из этого ты мне потом сама расскажешь, — сестрица была сама любезность. — Ты пригласишь меня в гости? Или мне нужно просить об этом Себастьена?

— Приглашу.

— Прошу в машину, — Себастьен открыл дверь сначала Марго, а потом Элоизе.

Элоиза понимала, что так гостей не принимают, но ничего не могла с собой поделать. Другое дело, что Марго не впервые видела её в таком состоянии, и, бросив вещи в её гостиной, тут же нашла себе какого-то провожатого для экскурсии. Или Себастьен ей кого-то нашёл. Более того, ночевать она не пришла, и кормилась тоже где-то на просторах дворца. В воскресенье после обеда зашла, посмотрела на неё, на Себастьена, пожелала им удачи в том, что они делают, что бы это ни было, и сказала, что в аэропорт её проводят, пусть они не беспокоятся.

И только поздним уже вечером позвонила и сообщила, что добралась домой и вообще в порядке.

— Элоиза, вы сможете завтра присутствовать на том совещании?

Они были в её постели, просто лежали, обнявшись. Она смотрела в темноту и видела строчки из писем. Которые, впрочем, заставила себя отсканировать и загрузить в планшет — не оригиналами же документов там завтра трясти?

— Да, — пришлось ответить.

Впрочем, Себастьен оказался в сто раз лучше её родственников. Те бы тормошили её и постоянно заставляли бы что-то делать и говорить, он же даже есть её не заставлял. Просто был рядом. Это оказалось очень нетипично, но неслабо поддерживало и не позволяло утратить последнюю связь с реальностью.

— Вы копили силы и завтра будете, как обычно?

— Угу, — можно даже не шевелить языком.

— Вы уверены? Не нужно звать Бруно, чтобы он вам как-то медикаментозно помогал?

— Нет. Я справлюсь.

— Очень хочу вам верить.

— Верьте.

— Уже что-то кроме «да», «нет» и звуков. Хорошо. Тогда спите сейчас, сердце моё, договорились?

Она обняла его и закрыла глаза. Строчки помаячили немного и погасли.

27. Давняя история. Версия. Винченцо Анджерри

В кабинете Шарля, точнее — в примыкавшем к нему зале заседаний, где проходили еженедельные и прочие совещания, собрались господин Мауро ди Мариано, Анджерри, Бруно, Себастьен и Элоиза. Отец Варфоломей вошёл последним и плотно прикрыл за собой дверь.

Начал Шарль.

— Коллеги, нам нужно обменяться информацией, которая есть у некоторых из нас, и принять решение относительно дальнейшей судьбы моего племянника. Может быть, нам удастся не вдаваться в подробности? Господин Мариано, вы готовы забрать Винченцо, поместить его в одиночное содержание, пристроить к любому делу по вашему выбору, которое можно выполнять в таких условиях, и проследить, чтобы он более не переступал порога этого дома и не смел делать никаких публичных заявлений?

— Нет, ваше высокопреосвященство, — спокойно ответил господин Мауро ди Мариано и улыбнулся. — Мне кажется, вы отлично руководите вашим родственником, и я не вижу причин, почему бы вам не заниматься этим и далее. Единственный момент — конечно же, необходимо исключить угрозу его жизни. Отец Анджерри пока не предъявил госпоже де Шатийон официального обвинения, но он готов это сделать.

— Я бы хотел узнать — на основании чего может быть предъявлено такое обвинение? — быстро спросил Бруно.

— Но господин доктор, вы лечили отца Анджерри после нападения на него, и вы ещё спрашиваете!

— Именно так, я его лечил. Более того, я зафиксировал его состояние с особым тщанием, предполагая что-то вроде сегодняшнего разговора. Может быть, вам не известно, что история о том, как отец Анджерри оказался в одном помещении с женщиной, а потом я кого-то лечил, повторялась в этих стенах время от времени?

— Что вы хотите сказать, господин доктор? Я не понимаю.

— Конечно, вы не понимаете. У вас для этого мало данных. Сейчас объясню. Понимаете ли, ко мне не раз и не два обращались женщины из штата его высокопреосвященства — с синяками и ссадинами. И некоторыми другими повреждениями. Речь шла о насилии, или его попытках. Я очень тщательно фиксировал каждый случай. Более того, есть записи с камер видеонаблюдения — господин Анджерри небрежен и не думает о таких мелочах. Желаете ознакомиться?

— Я не верю вам, — покачал головой господин Мауро ди Мариано.

— А его высокопреосвященству поверите? Он в курсе. К сожалению, не все жертвы были готовы публично обсуждать ситуацию, давать показания и вообще как-то привлекать к себе внимание, более того, ни одна из этих женщин сейчас здесь не работает. Но мы можем посмотреть видеозаписи, и я готов предоставить вам материалы осмотра этих женщин. Правда, только здесь и только частным образом — у меня нет разрешения жертв на какую бы то ни было публичность.