Да, очутилась я вот в этом теле, неизвестно где. Прошло пару недель и всё, что смогла узнать: место схоже со средневековой Европой, только закрадывались подозрения будто мир этот не наш, параллельный или ещё чего.
Открыв глаза, после того падения, обнаружила, что нахожусь в какой-то маленькой комнатушке. Около часа приходила в себя. Сначала думала, что я где-то вроде барокамеры. Надеялась, что Илья спас меня и отвёз в больницу. Только вместо медсестры в дверном проёме появилась Герта, орущая, как разъярённая фурия. И я не придумала ничего лучше, чем изобразить обморок.
Потом два дня валялась на прелой соломе в своём чулане, пытаясь понять, что со мной происходит, и анализируя всё вокруг. Ухаживала за мной сердобольная Бланка, тайком сбегая с кухни. Отпаивала бульоном, носила отвары, обтирала тело водой.
Мне было стыдно притворяться перед доброй женщиной, только иного выхода тогда придумать не удалось.
Язык я странным образом понимала, он был похож на латинский, певучий, красивый. И вроде слышала чужую речь, а в голове точно работал переводчик, понимала всё до единого слова. Даже идиомы.
Потом пришлось «очнуться», и Грета тут же отправила меня работать. Так и потянулся день за днём. Но я не из тех, кто ждёт милостей от кого бы то ни было. Разузнала, кто работает в доме. Нужно же мне найти местного «языка», который расскажет об этом мире.
При замке жили две девушки и два парня – замковая прислуга, на кухне Бланка и Дюк. Над ними Грета и мажордом с кошачьим именем Леопольд. Тот ещё зазнайка. Со слугами он разговаривал сквозь зубы, цедя свои приказы. Мелкими поручениями занимались двое мальчишек, лет десяти. А на подворье работали конюх и садовник.
В домике возле замка жила охрана, набранная из военных ветеранов, как я поняла. Хмурые, необщительные мужики, что менялись каждый день на воротах.
Остальные слуги меня сторонились, все, кроме Бланки. Потому я пока не пыталась познакомиться поближе, не понимала, почему к бедной девчушке относятся с таким пренебрежением, если не сказать, с ненавистью.
И, самое главное, не могла понять, как очутилась в её теле и за что. Такой судьбы врагу не пожелаешь. Жизнь в голоде и холоде, тяжёлая грязная работа с утра до ночи. Перед кем я так провинилась?
Когда меня затягивало в «чёрную дыру», я надеялась пусть и не на райские кущи, но хоть на престижный уголок ада, с котлами похолодней. А очутилась… И впрямь, в аду, что похуже, чем у Данте. Там хотя бы всё ясно, за что и почему.
Надо присмотреться к слугам поближе, авось хоть кто-то из них снизойдёт до бесед со мной. Буду выкручиваться. Жить вот так, убогой замарашкой, я не собираюсь.
Глава 3
Продрогшая, проскользнула в дом с чёрного хода. Ночи становились всё холоднее, золы в каминах прибавлялось, и я была вся покрыта слоем пепла и сажи.
– Золушка, ити его, – бормотала сама себе под нос, – где там принц хоть какой завалящий.
На кухне, наверное, уже никого нет. Пойду, гляну, вдруг повезёт и мне удастся поужинать. Готовили для слуг в общей посудине, кто успел, тот поел. А продукты Дюк запирал в шкафах, не достать.
Я тихонько отворила дверь, за столом, опёршись на руку и клюя носом, сидела Бланка. Осторожно потрясла её за плечо. Женщина встрепенулась, открыв заспанные глаза:
– Дора! Наконец-то, я ведь тебя жду, – она поднялась, достала тарелку с похлёбкой, – садись, поешь.
Искренняя забота поварихи растрогала. В замке чувствовала себя словно чумная, все сторонились меня. Одна Бланка помогала жалея.
Усевшись за стол, принялась за еду и не выдержала:
– Почему все так грубы со мной? Что я плохого сделала? – Ждать, пока кто-то объяснить мне, в чём дело не было сил.
Бланка округлила глаза:
– Дора? Что за странные вопросы?
Я молчала, придумывая на ходу, что сказать:
– Когда мне было плохо, точно провалилась в чёрную дыру. Решила, что умираю. А когда очнулась, то поняла, что не помню многого из своей жизни. Не знаю, как так получилось.
– Ох, деточка, – Бланка подсела ближе, погладила меня по голове, – вот уж не было печали. За что же боги ополчились на тебя.
Я замерла, ожидая, что дальше скажет повариха. Опять приходится её обманывать. Совестно, но что поделать.
– Что ты позабыла?
– Почти всё, – решила идти уже до конца, – только последние дни в памяти и сохранились.
Бланка задумалась:
– Может, оно и к лучшему. Душу ничего терзать не будет. Иногда надо смириться с волей небес.
– Расскажите, пожалуйста, – взмолилась я, – как же мне жить теперь?
Наверное, Бланку впечатлил мой вид, повариха помолчала немного, потом встала из-за стола, выглянула в коридор, убедившись, что там пусто, затворила поплотней за собой дверь.
– Думается мне, что и правда, тебе лучше обо всём знать. Да простит меня Дея, – сделала она в воздухе странный знак, – если вмешалась в её замыслы. Но и тебе беды не миновать однажды по незнанию.
Бланка придвинулась вплотную ко мне и зашептала на ухо:
– Герцог наш очень стар. Не знаю, чем он думал, когда брал в жёны красавицу Беатрис, юную шестнадцатилетнюю девушку. Все удивились, когда молодая герцогиня понесла. Вскоре у них родился сын. Но потом Беатрис начала изменять мужу, почти в открытую. Герцог узнал и избил жену чуть ли не до полусмерти. Долго её лекари выхаживали. Да только не пошёл урок впрок. Через три года понесла герцогиня… Отцом малютки оказался конюх. Его потом запороли насмерть. А Беатрис в срок родила здоровую девчушку. Такого позора хозяин вынести не мог. Велел избавиться от ребёнка. Не знаю, что уж повлияло на его решение. Герцогиня упросила или как. Девочку оставили в замке, и росла она среди слуг. Хозяева считают нас чем-то вроде мебели, а мы ведь всё видим и знаем. Дочку, перед тем как скинуть на руки служанкам, мать назвала Исадора, а коротко – Дора. Поняла?
Я медленно приходила в себя:
– Моя мама – герцогиня?!
– Тише! – Одёрнула меня Бланка, – потому и слуги тебя чураются. Вдруг завтра легкомысленная Беатрис приблизит тебя к себе. Никто не знает, что на уме у взбалмошной хозяйки.
Новость отказывалась укладываться в моей бедной головушке. Нет, правда. Уж лучше бы я была дочерью кухарки или поломойки, чем нежеланным приплодом, результатом адюльтера. Славненько. Меня от сумасшествия, итак, держала очень тонкая нить. Всё ещё надеялась, что это бред, а я в коме. Да что там, даже очнуться на койке в психушке было бы радостней, чем жить здесь.
– Ты только не проболтайся никому, – встревоженно глянула Бланка.
– Не, – мотнула я головой, – не скажу.
– Вот и славно. Будь тихой и покорной, может статься, подрастёшь, да кто из деревенских тебя замуж возьмёт, – добрая женщина придвинула ко мне тарелку, – ты ешь. Спать давно пора.
Покончив с похлёбкой, я пожелала поварихе спокойной ночи и тихонько пробралась к себе. После тяжёлого дня соломенный матрас, слежавшийся и вонючий, казался мне мягче перины. Сон не заставил себя долго ждать.
***
Света ходила из угла в угол в гостиной, нервно сжимая в руках телефон:
– Серёж, надо что-то делать.
Супруг флегматично наблюдал за ней с дивана:
– Светуля, ты уже и на Маврикий летала. Результатов ноль. Что ещё? Надо смириться, Маши нет в живых.
– Да, летала! – Гневно топнула она, – а что толку. Их следователь даже дела возбуждать не стал. Видите ли, наши туристы только и ждут момента, чтобы нажраться водки, а потом тонут. Илья приехал к ним в участок вечером, весь обгорелый, рассказал, что пытался отыскать жену. По его словам, он уснул в каюте, а когда поднялся, Маши нигде не было. Но я-то знаю, что она в воду под страхом смерти не полезет. Не умеет она плавать! Он всё заранее продумал. Серёжа, ты же целый полковник!
– И что предлагаешь?
– Ну, проверь его переписку, прошу тебя!
– Света, ты ведь на минуту, тоже юрист. Понимаешь, что это незаконно?
