ОНА с сожалением посмотрела на него.
— Я занимаю СВОЁ место. А Дамблдор, может, и знает, кто такая я. Только Я понятия не имею, кто он такой.
«Нет, её определённо надо проверить, — с возрастающей тревогой думал Северус, машинально теребя перстень на указательном пальце. — Точно! Перстень!» Под камнем перстня по-прежнему находилась малая толика недавно изобретённого им средства с рабочим названием Будь самим собой. А вслух произнёс:
— По-моему, не мешало бы выпить чая.
— Ага, наконец-то я дождалась «чисто английского гостеприимства» — ну, как было обещано в рекламном буклете Вашей гостиницы. Чай, надеюсь, с сахаром? Если, конечно, это не идёт вразрез с понятием «без особых изысков»?
— Как пожелает леди, — Северус напрягся. Он поражался своему терпению.
«Ничего. Я тебе припомню все твои ужимки и прыжки», — мстительно подумал он, снимая с подоконника электрический чайник (точь-в-точь такой, как был в доме его родителей лет, этак, 30 тому назад). Сделав вид, что вынимает чашки из шкафа, он услыхал позади себя лёгкие шаги.
— Так вот почему мне нельзя было «рыться» в твоих вещах — тут полно бесценных раритетов, — ОНА указала на алюминиевые кружки, которые он держал в руках.
Как-то само собой получилось, что и сосуды для питья стали копией той незатейливой посуды, бывшей в обиходе его семьи. Разозлившись на себя, Северус плеснул кипятку в обе кружки и искал, чем бы отвлечь вездесущую особу. Ему нужно было влить Будь самим собой.
— Возьми заварочный чайник и сахарницу… там же, в шкафу, — буркнул он.
— Изумительный сервис, — хмыкнула та, но спорить не стала. — Называется обслужи себя сам.
Пока ОНА возилась у шкафа, Северус влил в её кружку изрядную порцию средства. «Прекрасно! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! Единственное упущение: не знаю пока срока его действия».
— У тебя тут целый армейский сервиз! — восхитилась ОНА, выставляя помятую сахарницу и чайничек на стол. — Скромненько и со вкусом!
— Вообще-то ты в гостях, — напомнил он.
— А чувствую себя, как дома, — перебила ОНА его, — году, примерно, в 70-м. Когда я была маленькой, бабушка приобрела это чудо эстетики, попрятав от меня весь фарфор. Я била всю посуду… Нечаянно, конечно… Тебе это тоже досталось по наследству?
Северус напряжённо смотрел на неё, почти не вникая в её болтовню (в то время как вот он, ответ на вопрос: девочка перед ним, женщина или подросток. ОНА сказала «году в 70-м!»; стало быть, они ровесники). ОНА уже сделала пару глотков… Северус резко встал, ощущая, как горячая влага идёт по пищеводу, и почувствовал дурноту. Видимо, он побледнел, потому что его собеседница тоже вскочила и бросилась к нему:
— Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?
После упоминания «тошнит» Северус почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Причём прямо на неё. Видимо, вся гамма чувств отразилась у него на лице, так как, не мешкая, ОНА потащила его в ванную и, парализовав всякую возможность сопротивления, намотала его длинные волосы себе на кулак и наклонила голову над раковиной. «Просто караул… И ведь есть же свидетель этого кошмара — эта чёртова баба! — он покосился на ту, по чьей вине его гордость была растоптана. — Видели бы меня сейчас мои многочисленные недруги — то-то бы порадовались!» Но на лице его сестры милосердия радости не наблюдалось (впрочем, и особой брезгливости тоже). ОНА деловито смывала рвоту, которая серо-буро-малиновым потоком уходила в сливную трубу.
— Пойдём, провожу тебя в твою спальню. Ляжешь. Тебе сейчас надо полежать.
— Мы в моей спальне, — слабо проговорил он. — Другой у меня нет.
— Так, выходит, ты не спал из-за меня? — ОНА была удивлена безмерно. — Значит, ты не сдаёшь комнаты? Но почему не сказал этого раньше?
— Ты не дала мне возможности, — попытался он отшутиться. — И у меня было, чем заняться.
— Это не смешно! Сколько ты пил? День, два, неделю? Я что-то не заметила на столе никакой закуски… И вообще… может, у тебя сотрясение мозга… Тошнит сейчас? — аккуратно усадив его на кровать, ОНА со всей беспристрастностью продолжила допрос. — Что сейчас чувствуешь? Голова болит?.. Может, помочь тебе раздеться?
Северус усмехнулся:
— Обычно это не дамский вопрос.
— Ладно, — ОНА махнула рукой, — чего уж тут выпендриваться.
И, освободив его шею от шнурков мантии, помогла лечь, не забыв при этом стащить далеко не щёгольские ботинки.
— Ловко у тебя получается управляться с пьяными мужиками… Как будто всю жизнь этим занималась.
— Фу-у, как грубо! — ОНА поднесла к его губам кружку с недопитым чаем. — Выпей. Пусть желудок успокоится.
ОНА приподняла его голову и ободряюще улыбнулась. Как только он сделал последний глоток, ОНА удовлетворённо отняла питьё и произнесла:
— Спи. Тебе надо окрепнуть.
Юля сидела в обшарпанном кресле, поджав ноги, и изучала в полумраке комнаты лицо мужчины, который спал очень тихо — не слышно было даже характерного для спящего посапывания. Прошло уже около суток, но ОН ни разу не перевернулся. Руки по-солдатски вытянуты вдоль тела поверх одеяла, чёрные волосы разметались по подушке. «Он вообще жив?» — она наклонилась. Его дыхание защекотало ей шею. Юлия улыбнулась и вспомнила, что когда её сынишка был маленьким, она то и дело подходила к его кроватке, проверяя: дышит ли он — боясь за это только что народившееся, ещё хрупкое, существование. У мужчины (который так и не соизволил представиться) имелся в наличии высокий лоб, крупный нос, смуглая шея и густые волосы. Продолжая его разглядывать, Юлька невольно провела пальцем по щеке спящего. И тут же её рука попала в капкан его железной хватки. После чего глаза хозяина мнимой гостиницы открылись и минуту-другую смотрели на неё с осуждением.
— Что? Что-нибудь опять не так? — пытаясь высвободить запястье из его холодных пальцев, спросила Юля.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Может, я нахожу тебя привлекательным, — усмехнулась она.
— Издеваешься? — он отшвырнул её руку, которую всё ещё держал.
— Ты меня ненавидишь? — полуутвердительно сказала она.
— Нет, — удивился он.
— А должен бы, — тихо и грустно сказала Юлька. — Подожди-ка. У меня кое-что есть для тебя.
Она метнулась к столу.
— Смотри, я нашла это у себя в сумке.
Юлия протянула ему конфету. «Мишка на севере» — прочёл он на фантике.
— Ешь, — приказала она. — У тебя-то нечем разжиться… Извини, я всё же «порылась» у тебя в кухонных шкафчиках.
Северус жевал конфету и смотрел на свечение, исходившее волнами от её волос.
— Ты светишься, — неожиданно сказал он.
— Да. Уже, наверно, свечусь… Я ведь не ела уже двое суток, — она тихонько засмеялась. — Боялась оставить тебя одного — вдруг тебе стало бы плохо во сне? Мой дядя так умер… Но поход по магазинам ничего бы не дал — у меня почти нет денег. Кроме того, ты мне так и не сказал, как тут пользоваться телефоном.
— А если бы нашла возможность воспользоваться своим телефоном… бросила бы меня? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего остального.
— Нет, — вздохнула она. — У меня бы сил не хватило.
— В смысле? — живо откликнулся он.
— Думаю, я нужна тебе…
И опять этот ответ вовсе не показался ему странным.
— А я? Разве Я тебе нужен: жалкий, злобный и некрасивый? — Северус поразился своему самобичеванию. И хоть так оно и было, произносить эти слова вслух…. немыслимо!
— Ты не жалкий, не злобный и не некрасивый. Просто ты одинок. И считаешь, что тебя никто не любит.
— Это правда. Меня никто не любит, — понуро согласился он («Да что это я? С ума, что ли, сошел?»).
— На твоём месте я бы не говорила этого с такой уверенностью…
— Ты фея? — озадаченно пробормотал Северус.
— Нет. Просто женщина, — она заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо и поцеловала.
— Послушай, — почти жалобно попросил он. — Этого просто не может быть. Скажи, что мне это снится.
