— Только попробуй! — вновь заверещала Лизка. — И бабушке расскажу, и домой когда приедем — маме с папой расскажу!
Пашка сразу отдернул руку. Колька рассмеялся:
— Вот собрались — трус да ябеда!
— А чего ты тогда с нами ходишь?! — огрызнулся обидевшийся за себя и сестру Пашка.
— Да ладно, мне больше достанется! — с деланным безразличием протянул Колька, снова пыхнув сигаретным дымком. На самом деле ему не хотелось ссориться с ребятами. Так уж получилось, что к приезжавшим каждое лето Пашке и Лизке он прикипел, как к родным брату и сестре, которых, кстати, у него отродясь не было. Жил он в соседнем с тети Вериным доме, поэтому и пропадал постоянно у них. Хоть ребята и были его младше, и считал он себя деловее и опытнее во всем, но ему было с ними интересно и весело.
— Ладно, кто там обещал тете Вере нас накормить? — сказал Колька, щелчком отбросив сигаретный окурок далеко в сторону и посмотрев на Лизку, прищурясь. — Я вот тоже на тебя нажалуюсь, что нас не кормила!
— Ну и ты тогда ябеда! — сказала надувшаяся Лизка, но все же полезла в сумку доставать продукты.
— О! Шанежки! Это я люблю! — оживился Колька. Он вцепился крепкими зубами в аппетитный бок круглой лепешки с черничным вареньем, но вдруг замер, принюхиваясь.
— Кто это тут набздел? — возмущенно завертел он головой, переводя взгляд с брата на сестру.
— Ты и набздел! — ответил Пашка, сам уже почуявший резкий и неприятный запах, появившийся непонятно откуда.
— Это, наверное, коровы! — сказала Лизка, и тут же вскочила на ноги, зажав нос руками и закричав: — Фу! Фу-у-у!!! Дышать же невозможно!
Мальчишки тоже вскочили, потому что творилось действительно что-то непонятное — отвратительное зловоние стало уже таким невыносимым, что даже если бы все коровье стадо разом выпустило из своих чрев газы, то произвело бы гораздо меньший эффект.
— Смотрите!!! — ткнул вдруг куда-то за спины Пашки и Лизы свой палец Колька. Его глаза стали такими круглыми и выпученными, что Пашке сделалось вдруг очень страшно и совсем не захотелось оборачиваться. Но непонятная опасность за спиной была еще страшнее, поэтому он медленно-медленно стал поворачивать голову назад, готовый в любую секунду зажмуриться.
Лизка же обернулась сразу, и ее вопль чуть не оглушил Пашку. Тогда уж и он резко повернулся назад. То, что он увидел, чуть не заставило заорать его столь же громко, как сестра. Но крик словно застыл в его горле.
Метрах в трех от костра, прямо в воздухе, колыхалось странное сиреневое марево. Оно было очень похоже на разлитый и непонятно почему не падающий на землю черничный кисель, который дрожал над землей, как огромная, двухметровая медуза. Теперь стало понятно, что от этой “медузы” и шел отвратительный резкий запах. Колыхающееся пятно становилось то ярче, то наоборот тускнело, становясь почти прозрачным. Но сквозь эту прозрачность не были видны ни кусты, ни коровы, ни деревья... Нет, что-то похожее на деревья в нем все же виднелось, но это были какие-то “живые” деревья с ветвями-щупальцами, извивающимися в разные стороны! И эти “деревья” были совершенно красными, с отвратительными лиловыми наростами на своих толстых, пульсирующих стволах. Вся эта “картинка” была видна ребятам секунды две-три, потом пятно словно заволокло сиреневым туманом, и тут из этого тумана протянулась... жуткая лапа! На ней было очень много длинных, извивающихся, как черви, пальцев с многочисленными присосками. Больше всего эта лапа напоминала собой небольшого осьминога. Она была серой, мокро блестящей, липкой на вид. А вслед за лапой из тумана высунулась отвратительная, не сравнимая ни с чем, безобразная рожа!
Тут уже Пашка не выдержал и заорал. Рядом столь же пронзительно завопили Лизка и Колька. И тут случилось следующее: то ли от этого дикого ребячьего вопля, то ли еще от чего, но сиреневое кисельное пятно, напоминающее теперь уже окошко в жуткое “куда-то”, резко, в одно мгновение, схлопнулось, как экран выключенного телевизора, а голова с мерзкой рожей и часть пальцев-червей оказались просто-напросто отрубленными, поскольку были в тот момент высунутыми из этого “окна”. Голова, издав тихое жалобное шипение, гулко брякнулась о землю и покатилась прямо в костер. Пальцы же, как самые настоящие черви, извивались в траве. Дети, не переставая орать, бросились врассыпную. Видимо тоже почуяв неладное, или же напуганные детскими криками, коровы повскакивали на ноги и, тревожно мыча, стали сбиваться в кучу.
Пашка и Колька остановились только у самой реки, когда бежать дальше стало просто некуда. Лизы рядом с ними не было. Павел, осознав это, пришел в себя и, бросившись к Кольке, стал трясти его за плечи.
— Где Лиза? Ты видел Лизку?! — завопил он, раскачивая друга. А на Кольку словно напал столбняк. Он стоял, разинув рот и совершенно не реагируя ни на Пашку, ни на его пронзительные крики. Наконец, Павел встряхнул его столь сильно, что Колька, поскользнувшись на глинистом берегу, рухнул в реку. Это моментально привело его в чувство. Он быстро выбрался на берег и, словно только что увидев Пашку, спросил у него:
— Ух! А что это было?!
— Откуда я знаю! — закричал Павел, у которого уже слезы вовсю текли по щекам. — Лизка пропала! Ты не видел Лизку?!
Колька растерянно развел руками. Но тут же, видимо вспомнив, что он старше, сказал:
— Не ори, сейчас найдем!
Они действительно нашли Лизу очень быстро. Девочка сидела, обхватив себя руками, в кустах на корточках и сильно дрожала. Она не плакала, но огромные серые глаза ее излучали ужас.
— Лиза, Лиз! — тронул ее за плечо Пашка.
Девочка вздрогнула и испуганно, как затравленный зверек, глянула на брата. Казалось, что она его не узнавала.
— Лиза, ну успокойся, уже все... — пытался расшевелить сестренку Павел. Никакого эффекта, однако, его слова на Лизу не производили. Она словно закаменела и только тряслась крупной дрожью, если только камень может дрожать.
Мальчишки не на шутку встревожились.
— Я отведу ее домой, — сказал Пашка решительно.
— А я?! — чуть не взвизгнул Колька.
— А что ты? — удивился Пашка. — Ты останешься с коровами, бабушка к тебе придет, или дядя Леша...
— Я тут не останусь! — насупился Колька.
— Ты что, боишься?! — ехидно, хоть и было ему не до шуток и подколок, спросил Пашка. Но Колька ответил на удивление серьезно:
— Да, боюсь. А вдруг еще кто прилезет? Да и эта... башка валяется... — он кивнул в сторону чадящего костра.
— Ну веди тогда ты Лизку домой, — хмуро и неохотно сказал Павел. — Видишь, она никакая. Ей помощь нужна.
— А ты что, останешься тут?! — с уважением и страхом одновременно спросил друга Колька.
— Ну ведь надо за коровами кому-то смотреть! — почти со слезами в голосе крикнул Пашка. — Давай иди скорей и кого-нибудь сюда срочно пришли! Слушай, — сообразил вдруг Пашка, — пусть сюда лучше дядя Леша придет, а не бабушка, а то она тоже напугается...
Колька нерешительно взял Лизу за руку и слегка потянул. Девочка поднялась молча, как зомби. Колька замялся. Ему было, конечно, ужасно стыдно, что он, такой “крутой” и взрослый, испугался остаться, а Пашка — шмакодявка Пашка — нет! С этого момента они словно поменялись ролями и старшинством.
— Ну, чего встал? Иди! — словно подтверждая эту мысль, прикрикнул на него Пашка.
И Колька зашагал в сторону деревни, ведя за собой механически, словно робот, переставляющую ноги Лизу.
Глава 2
Все у Алексея было уже приготовлено для осуществления печального плана. Рано утром он сходил “на рыбалку” и спрятал в густых кустах у берега пакет со сменной одеждой и старыми кедами. Также он нашел подходящее бревно, выброшенное когда-то рекой на берег и теперь высушенное и вылизанное солнцем добела. Подкатив бревно поближе к реке, Алексей поймал пару плотвичек “для отчета” и зашагал назад в деревню. Надо было в последний раз “проститься” со всеми, да и “купаться” рано утром, когда еще совсем не жарко, было бы несколько странновато.
