Горячая рука обвивает талию и прижимает к мужскому телу так плотно, что между нами не остается пространства, а у окружающих — даже сомнений в наших отношениях.
— Холл, только не говори, что ты собираешься меня изнасиловать прямо во время танца, — ко мне возвращается язвительность и самообладание.
— Не моли об этом так громко, Хендерсон, — он усмехается, — Ты же знаешь — правила приличий не для меня. А значит я могу откликнуться на твою просьбу.
Он прогибает меня в пояснице, а потом снова привлекает к себе. Стискивает. Будто соскучился.
Я тоже соскучилась… Огонь в его глазах воспламеняет мою кровь, а в горле пересыхает.
— Кажется я поняла… — говорю непривычно низким голосом, — ты отвлекаешь меня, пока Митч окучивает какого-нибудь толстосума. Так вот, ты просчитался — я уже сделала здесь все, что запланировала.
— Я больше не работаю с ним. Его вообще нет в стране.
— Что? — я и правда удивлена. — Не ожидала.
— Что я расстанусь с человеком, который заставил расстаться нас с тобой? — в его глазах — вопрос. И, кажется, он вообще не имеет отношения к озвученным словам.
— Мы и сами во многом ему помогли, — говорю мягко, не отрываясь от его лица. Это — Холл. Бабник, бородач, наглец. Но черт возьми, как же я рада его видеть!
— У нас могло бы получиться… — упрямится Деймон.
— Тогда — вряд ли. Не думаю, что мы бы продержались долго.
— А сейчас? Сейчас может?
У меня сбивается дыхание, и я в очередной раз задаюсь вопросом, что он здесь делает. И понимаю, что и сама знаю ответ.
Мой шаг ему навстречу тогда был прыжком через пропасть.
Его похож на движение по тонкому льду, который вот-вот проломится.
Но ведь это тоже шаг…
— У Вселенной странное чувство юмора, — говорю тихо, — Я думаю она будет долго хохотать, когда узнает, что сошлись стерва Хендерсон и плохиш Холл…
— Главное, чтобы не смеялась ты, — заверяет меня серьезно, а потом отводит в сторону — в угол за колонной.
— Мы и так достаточно развлекли публику, потому я бы хотел сделать этот подарок тебе наедине.
Он достает небольшую коробочку и протягивает мне.
Я медлю. Мне просто страшно… но потом я все-таки беру её и открываю.
И чувствую, как перехватывает дыхание от восторга и ужаса.
Глава 44
Холл
Взгляд Аманды, когда она увидела кольцо, запомнится мне, пожалуй, на всю жизнь. И станет одним из самых теплых воспоминаний.
Восторг, неверие, шок и… огромное счастье.
Она жмурится ненадолго, будто пытаясь прикрыться от блеска камня и своих эмоций, а потом достает солитер (классический гладкий ободок с одним камнем, прим. автора) с изумрудом чуть дрожащими пальцами и в изумлении качает головой:
— Это же он…
— Да.
— Но как? Я думала ты отдал его заказчику.
— Я умею пускать слухи… А заказчик получил таки свой самоцвет от другого охотника.
— Но ты же перечислил мне деньги за продажу!
— Что ж… пришлось опустошить свои счета.
Нервно смеется. А потом задумывается:
— Получается… по итогу это кольцо обошлось тебе больше чем в полмиллиона? Холл, а я и не знала, что ты настолько богат. Иначе позвонила бы тебе первой…
— Заткнись, Хендерсон, — рычу, — И дай мне сюда свой чертов палец.
Рыжая замирает, глядя на меня искрящимися глазами… а потом доверчиво протягивает руку. А я стараюсь не трястись, как припадочный, когда надеваю ей кольцо.
Все эти недели без нее были не то что бы кошмаром… но совершенно пустыми. И только когда я увидел рыжую, меня, наконец, отпустило. Ну а когда моя строптивица приняла… черт его знает, наверное, предложение, я почувствовал, что меня просто распирает от радости.
В разы большей, чем тогда, когда я нахожу идеальный кристалл в свою коллекцию.
Аманда любуется игрой света в изумруде.
— Он великолепен.
— Он должен был принадлежать тебе, — киваю. А потом все-таки уточняю. Просто потому, что это Хендерсон… и с ней я всегда буду как на горящих углях. — Вместе?
Она понимает. И кивает, улыбаясь мне совершенно искренне:
— Да.
Я помогаю ей одеться и мы выходим на улицу, сливаясь с такой же нарядной публикой среди праздничной иллюминации Чикаго. Я не склонен к сентиментальности, но в голове играет «Джингл Беллс», а женская рука в моей кажется лучшим, чего я только мог касаться.
Спустя два дня мы летим в Нью-Йорк, чтобы провести там Рождество… первое наше Рождество вместе.
Мы не решили окончательно, где жить, как вести дела и стоит ли объединять бизнесы. Знаем только, что поиски эксклюзива будем вести вместе… нам понравилось.
Не назначили даты свадьбы — которая, так или иначе, состоится, но нам нет необходимости спешить.
Даже не превратились в одну из тех безумных парочек, что с вытаращенными глазами таскаются по магазинам, скупая кухонные полотенца и диванные подушки.
Но мы оба взяли несколько дней отпуска и планируем оторваться по полной… вдвоем.
Я торжественно вручаю Аманде второй экземпляр ключей от новой квартиры — небольшой, но достаточной на двоих — когда с аэропорта мы приезжаем по нужному адресу.
— Дизайнер успел обставить только спальню, — говорю извиняющимся тоном, когда мы заходим в холл, занятый картонными коробками.
— Считаешь, что там не достаточно поверхностей… для нас? — она насмешливо вздергивает бровь. А я рычу и срываю с нее все те теплые тряпки, в которые она упакована, подхватываю на руки, и несу на огромную кровать, согласованную мной по телефону.
На черные шелковые простыни.
Желание увидеть на них Аманду давно превратилось в навязчивое.
Она и правда смотрится идеально.
Белоснежная кожа сияет, рыжие волосы лежат шелковой волной, а единственный предмет одежды — изумруд на безымянном пальце — завершает картину, от которой пересыхает в горле.
Я скидываю одежду и ложусь рядом, выцеловывая дорожку от впалого живота, к груди, длинной шее и пухлым губам, которые раскрылись в призывной улыбке. А потом шепчу:
— Если кто и совершенней, чем сокровища нашей планеты, то это ты. Лучшее, что мне довелось отыскать.
Молчит какое-то время и смотрит внимательно. А потом тихонько произносит:
— Если я кому и доверяю больше, чем драгоценностям, то тебе.
И мы оба знаем, что эти слова для нас значат гораздо больше, чем привычное «люблю».
