Правила первокурсницы (СИ) - Сокол Аня

Трамвай издал первый звонок и стал замедляться.

— Ничего не понимаю, ты обещал все рассказать, а вместо этого загадываешь загадки, — резче, чем необходимо ответила я. И хотя я понимала, что взяла неверный тон, остановиться уже не могла: — И мы снова убегаем, не так ли? От кого? Почему нас постоянно заставляют убегать? Может, хватит, может, пора…

— Ты такая забавная, когда злишься, — с улыбкой ответил Крис, поднял руку и коснулся пальцем выбившегося из прически локона. — Хочу запомнить тебя такой красивой, глаза сверкают, на щеках румянец, как у крестьянки.

— Похоже на оскорбление, — прошептала я. — Самое лучшее оскорбление в моей жизни. Кри… Прошу тебя, не обращайся со мной, как с куклой, которая достаточно родовита, чтобы украшать гостиную, но недостаточно умна, чтобы с ней разговаривать о чем-то помимо нарядов.

— Не буду, обещаю, — сказал он. — Я все тебе расскажу, вот только…

Трамвай издал второй звонок, а потом сразу за ним третий, рыцарь замолчал, на его лицо набежала тень. И он снова бросил взгляд в окно. Улица за стеклами замерла, трамвай остановился. А я вдруг поняла, кого мне напомнил Оуэн. Напомнил скупыми жестами, обеспокоенными взглядами во все стороны и этой постоянной готовностью получить нож в спину. Он напомнил мне Альберта, моего так называемого железнорукого кузена, что полгода назад тащил меня по площади и готовился убить кучу народа. Тот тоже постоянно оглядывался, и иногда даже создавалось впечатление, что видел то, чего нет[1].

«Отзови этих тварей!» — кричал он мне на ухо. Беда в том, что никаких тварей тогда на площади не было.

В салон поднялся еще один пассажир, я его не видела, но слышала, как он обратился к стюарду. Вагон, звякнув, неторопливо поехал дальше.

— Ты знаешь, что меня раздражает в трамваях?

Смена темы была столь резкой, что в первый момент я растерялась, не зная, что ответить. А Крис воспользовался этим, он на миг… на целую вечность, кончившуюся так быстро, прижался к моим губам, губами Мэрдока. Большего скандала и придумать сложно. Большего удовольствия и вообразить нельзя. И все сразу стало далеким и неважным. И то, что происходило с Академикумом и то, что произошло с Дженнет. Пора бы уже привыкнуть, что пока рядом со мной Кристофер Оуэн, весь остальной мир может катиться в разлом, не удостоившись с моей стороны и взгляда.

— Больше всего меня раздражает в трамваях то, — выпрямившись, продолжал рыцарь, — что они никогда не меняют маршрут, что всем известно куда они в итоге приедут.

Рыцарь встал, его лицо… лицо Мэрдока изменилось, став жестче. Сейчас Крис, как никогда походил на графа Хоторна.

— Никогда, — повторил он.

И я вскочила, оглянулась, гадая, что происходит. Вряд ли Оуэн так отреагировал на соплеменника Аньес. И оказалась права. В проходе между скамейками стоял новый пассажир, поднявшийся на последней остановке в вагон серый рыцарь. Мужчины смотрели друг на друга и их взгляды напоминали скрещенные клинки, только скрежета железа не хватало.

— Так-так, — процедил серый пес, — а вот и наш пришлый барончик. На маскарад собрался? Масочка у тебя уж больно интересная, не скажешь, в какой лавке брал? Я бы тоже прикупил по случаю.

Услышав фразу, произнесенную столь развязным тоном, женщина в чепце поджала губы и отвернулась к окну.

— Так-так, а вот и наш княжеский прихвостень. Не боишься, что высокородному в твое отсутствие ночной горшок будет некому подать? — в тон ему ответил Крис.

И я тут же узнала серого. Возможно, слова про горшок пробудили мою память, а может, упоминание о князе. Я уже имела неудовольствие видеть этого мужчину, правда тогда он был в ливрее лакея и держал в руках брус, которым демонстративно заперли двери в первый форт. Один из слуг государя, как сказал Крис, прихвостень, сменивший попону слуги на плащ серого пса.

— Благодарю вас, леди Астер, — вдруг сказал бывший лакей с вежливой учтивостью, — за то, что выманили из норы этого пришлого и дали нам знать. Уверяю, князь лично выразит вам признательность при встрече. Вам и вашему роду. — Он в знак уважения склонил голову.

Я заставила себя посмотреть на Оуэна. Ох, лучше бы этого не делала. Всего на миг, наши взгляды встретились, и я увидела какими стали его глаза. Колючими и холодными. Глаза чужака, глаза незнакомца.

— Крис, нет… я не… не верь ему!

— Замолчи! — бросил рыцарь, как бросают кость собакам.

— Как вы разговариваете с леди? — попенял барону серый, и одновременно с этим, с его пальцев сорвались зерна изменения, неправильные зерна, так похожие на жалящих пчел.

— Крис, магия! — закричала я, но мой голос заглушил треск. С таким звуком пересыпаемая крупа ударяется о дно котелка. И зерна — пчелы серого ударились о невидимую стену, что выросла вокруг моего спутника. Нет, не выросла, а всегда была.

— Медальон посвященного? — удивился странный лакей. — Похоже, приобретали в той же лавке, что и масочку. Как же я хочу познакомиться с их продавцом, пожать, так сказать руку. И отрубить ее. А потом еще и голову, ибо только такое наказание полагается рыцарю, который осмелился выступить против первого рода и передать врагу государства медальон.

Крис не счел нужным отвечать, во всяком случае, словами. Вместо этого в серого пса полетел нож. Хорошо так полетел. С такого расстояния Оуэн не промахнулся, а может, это серый не стал уклоняться, или не успел. Как бы то ни было, но лезвие по самую рукоятку вошло в плечо бывшего лакея. Но тот даже не пошатнулся. Лишь растянул губы в отвратительной улыбке. Богини!

Ушей коснулось тихое шипение, словно где-то недалеко, разогрели паровую погрузочную лапу. Я опустила взгляд, под лавкой крутился маленький цилиндрик. Крис бросил не только нож, который служил лишь средством отвлечения. Свист прервался, я ощутила мягкий толчок в грудь, а потом мир брызнул в разные стороны стеклянным крошевом. Стекла вагона рассыпались, словно по ним ударили кувалдой. По всем разом. Или швырнули зерна пустоты, или вот этот маленький цилиндрик механиков с Тиэры, начиненный непонятной силой, разрушающей вещи. Пожилая женщина закричала, прижимая к груди ридикюль. Мужчина с раскосыми глазами закрыл голову руками. Серый стоял словно монолит, а Оуэн перемахнул через лавку, а потом и через лишенную стекла раму трамвайного окна, выпрыгнув из вагона на ходу. Осколки захрустели под его ногами.

Трамвай издал длинный тревожный звонок и стал рывками замедлять ход. Я схватилась за лавку, рядом с которой стояла. Чувство надвигающейся катастрофы лишь усилилось

«Благодарю вас, леди Астер», — слова серого прозвучали в моей голове.

Я посмотрела на мужчину, хотя больше всего мне хотелось завизжать и затопать ногами. Хотелось потребовать, чтобы он взял свои слова назад. Хотелось, чтобы они вообще никогда не звучали.

— У вас кровь, леди Астер, — проговорил серый пес.

И я тут же ощутила жжение на щеке, коснулась кожи руками, посмотрела на пальцы, они были алыми. Один из разлетевшихся во все стороны осколков чиркнул по скуле, но я настолько растерялась, что даже не подумала о воздушном щите, только о словах серого. Я продолжала думать о них и сейчас.

«Благодарю вас, леди Астер…»

Я подняла голову, посмотрела в его абсолютно черные глаза и вздрогнула, настолько тяжелым был взгляд тьмы, что глядела на меня из человеческих глазниц.

— А у вас нет, — прошептала я, отступая назад. Рукоять ножа все еще торчала из плеча бывшего лакея, но ни одной капли крови не растекалось на одежде, совсем как у деревянного болванчика, на котором учили сражаться Илберта.

Вагон снова дернулся и тут же остановился. Тревожно забил колокол, созывая патрульных. Женщина в вязаном чепце продолжала кричать. Я с трудом оторвала взгляд от черных глаз, развернулась, подхватила юбки и бросилась к выходу.

— Леди, — простонал стюард, когда я сбежала по ступеням и оглянулась. Вагон остановился прямо посреди улицы, напротив кондитерской, служащий которой, сейчас смотрел на меня сквозь дыру в стеклянной витрине. От цилиндрика Криса досталось не только трамвайному вагончику.