Империя огня. Амнезия в подарок (СИ) - Грин Агата

— Я, — улыбнулась я, и шапку поправила, чтобы на лоб сильно не сползала.

Глаза Жако, большие, черные и блестящие (говорят, он в них для выразительности что-то закапывает), живо пробежались по моим одежкам и вернулись к лицу.

— Ну как я вам? — спросила я, складывая руки на груди, которую плотно перетянула платком. — Похожа на мальчишку?

— Вы позволите? — деловито спросил Жако, шагнув ко мне.

— Вам – все, что угодно, — кокетливо проговорила я.

Управляющий поправил шапку на моей голове, так что она, наконец, села нормально, затем ослабил узел шейного платка и пояс тоже ослабил, так что брюки на мне стали сидеть свободнее. Отойдя на шаг, он придирчиво меня осмотрел.

— Теперь лучше? — спросила я.

— Что бы вы ни надели, лицо-то у вас все равно девичье, беленькое.

— Никто не будет приглядывать к простому мальчишке, правда ведь?

— Раз уж вы взялись рядиться в мальчика, эньора, — взял строгий тон Жако, — то во всем соответствуйте.

— Это как?

Управляющий заговорщицки улыбнулся.

Денек выдался неплохой для этого времени года: ветер отогнал тучи подальше, к Дреафраду, так что не было дождя, и туманы не висели над долиной. Однако воздух все равно был влажный и холодный, но он был мне уже не страшен: уроки верховой езды на свежем воздухе хорошо укрепляют организм, а я «укрепилась» достаточно. Никем не узнанная и оттого безумно довольная, я шла через двор.

У черного закрытого экипажа, на дверцах которого был изображен символически красноватый огонь Геллов, стояли брат и сестра – Кинзия и Мариан. Они, как всегда, ярко выделялись своей красотой: Кинзия – изящной и холодной, а Мариан – правильной и теплой. Кстати, слуги шутят, что Жако согласился служить в доме Геллов, потому что они бесспорно красивы, а он большой эстет.

Утром за завтраком Мариан спросил у меня, хочу ли я поехать с ними в Ригларк, чтобы посмотреть на состязания пладов. Вздохнув печально, я ответила, что эньор Гелл велел мне не покидать замок, и, игнорируя удивленный взгляд Сизера, стала смотреть в тарелку. Мариан стал убеждать меня, что с ними поехать можно, но я лишь головой покачала, поставив его в тупик, а вот у Кинзии явно улучшилось настроение.

Пожелав пладам веселья и хорошего пути, я, огорченная, вышла из-за стола. Мариан потом пришел ко мне и спросил, что это я делаю, а я ответила, что не хочу расстраивать его сестру, ведь на этот день у них столько всего запланировано.

Сизер не стал меня уговаривать – уговаривать вообще не в его натуре – и, сверкнув глазами, ушел. Нерезу я тоже в свои планы не посвятила: она бы не одобрила и, возможно, попыталась бы мне помешать. Я в ее глазах жуть, какая бунтарка, опасный социальный элемент.

Кинзия села в экипаж; вместе с ней зашла ее любимица, камеристка Марси (та самая девица, что подражает ей и так же задирает нос). Мариан же явно не собирался преодолевать путь до Ригларка в экипаже, каким бы комфортабельным он ни был, и пошел к своему коню Туману (как оригинально!), которого вывел для него лакей.

Я пошла туда же. Когда мы поравнялись, я нарочно налетела на Сизера, да так, что шапка слетела с моей головы. Кто-то из слуг злобно на меня шикнул, поднял рывком, встряхнул, да так, что я язык чуть не прикусила, и велел извиниться перед эньором.

А эньор уже шел дальше. Еще бы… он и не видит дальше своего носа.

— Виноват, эньор, — с вызовом сказала я, не сильно исказив свой голос.

Сизер остановился. Развернулся. Посмотрел на меня. Не поверил увиденному.

— Ну-ка пусти мальчишку, — велел он слуге, и я, ухмыльнувшись, как и ухмыляются мальчишки-подростки, подошла к эньору, не забыв по пути поднять шапку и вернуть ее на место.

— Это что такое? — грозно спросил мужчина, обращаясь одновременно и к мальчишке, которого я изображала, и ко мне настоящей.

— Прощения просим, эньор…

— Не дождешься. Что это мы здесь исполняем?

— Возьмите меня в город, эньор, — нагло попросила я, почесывая нос.

— Ни в коем случае. Это что у тебя – прыщи? — уточнил, приглядываясь ко мне.

— Как настоящие, правда? А брови видел, какие стали? А нос? Косметика творит чудеса.

— М-да… не это я имел в виду, когда просил тебя вчера подумать о своем внешнем виде.

— Я не хочу расстраивать твою сестру. Ей не понравится, если я буду сегодня с вами. А так, кто меня узнает? Так, трется рядом какой-то пацан, лакей малолетний… Слуги-то многие поедут на повозках в Ригларк, чтобы тоже поглядеть, что там будет. Вот и я с ними, на повозке.

— Сбежать задумала?

— Да ты что-о-о-о! — оскорбилась я, но мысль о том, как легко я могла бы испариться, затерявшись в толпе, не оставляла меня в покое. С другой стороны, еще одна мысль не оставляла меня в покое – если я сбегу и меня поймают, то мне будет в десять раз хуже, чем сейчас.

— Поедешь на козлах с кучером, — приказал Мариан и указал на экипаж, в котором только что разместилась Кинзия.

— Как скажете, эньор! — покладисто проговорила я и вприпрыжку побежала к экипажу.

Чем дальше мы отъезжали от Колыбели, тем радостнее билось мое сердце. Кучер оказался мрачным заносчивым типом и даже и не пытался со мной говорить; мне это было на руку. Я сидела себе на мягком сиденье и глазела по сторонам. Зимняя Тоглуана не слишком красива – никого не красит угрюмость, но мне нравилось смотреть даже на придорожную грязь и блеклые поля.

В этом так много свободы – ехать на козлах, в штанах и шапке, с прыщами, пусть и искусственными, и чувствовать себя незначительной, заурядной. Я упивалась этим ощущением, и запоминала путь – где и какая деревенька раскинулась, где разветвляется основная дорога. Ригларк показался довольно скоро, и, казалось, ехать до него совсем недолго, но это была иллюзия.

Город стоял на возвышенности, и он был серый. Серые дома, серые крыши, серые тротуары… Но даже в этой главенствующей серости я видела краски и красоту: символ империи, три ярких язычка пламени, повсюду виднелся на самых примечательных зданиях; главная площадь была украшена в честь такого события, как огненные поединки; да и горожане принарядились по случаю.

Я чуть шею не свернула, изучая первый город, который посетила после перерождения. Магазинчики, парикмахерские, кафе, гостиницы, всяческие интересные учреждения! О, как я жаждала окунуться в городскую жизнь, стать частью толпы, побегать по улицам! Из газет я уже кое-что знала о Ригларке и могла составить для себя экскурсионную программу, наметить места, где надо побывать.

Если бы Мариан дал мне хоть часок свободы, всего один час, я бы была ему вечно благодарна. Экипаж остановился у красивого дома на площади. Я проследила, как вышли Кинзия и Марси, как пошли к дому. Спешился и Мариан…

Решившись, я спрыгнула с козлов на тротуар и подошла к пладу, который уже передал поводья груму.

— В дом, — кратко велел он.

— Час, — шепнула я, — дай мне час погулять одной.

— В дом, Лери.

— Клянусь, я не убегу. Ну же, всего час! Или два.

— В дом, я сказал! — отрезал Мариан.

В его лице я снова увидела призрак Брадо, и в его голосе тоже услышала Брадо. Ничего, я тоже упрямая.

— Я буду на этом самом месте спустя ровно три часа, — пообещала я.

— Уже три часа?

— По-хорошему, ты должен дать мне еще больше времени.

— Почему?

— Потому что мы друзья.

Этот аргумент подействовал: Мариан вздохнул... Но повторил неумолимо:

— Я никуда тебя не пущу, Лери.

Глядя в его глаза, я сказала невозмутимо:

— Встретимся позже, Мариан.

С этими словами я развернулась и спокойно, неторопливо пошла в направлении площади. Сизер не окликнул меня, не приказал остановиться, не отправил никого вдогонку.

Но его взгляд жег меня безжалостно.

Глава 13

В шумной возбужденной толпе я чувствовала себя прекрасно, заряжалась общим настроением, и никто не обращал на меня внимания (и никто не искал, а если и искали, то я этого не замечала). «Программа» у меня была насыщенная, но я везде, где хотела, успела побывать, хоть и сильно вымоталась, и вернулась на площадь, когда все уже было готово к поединкам; я купила пару пирожков с картошкой и нашла более-менее удобную точку для наблюдения за поединками. Их, кстати, всегда устраивают вечером, ведь огонь особенно красив в темноте.