Давай никогда не встретимся (СИ) - Лайкова Алёна

На следующий день выяснилось, что нянечка у меня с той поры сменилась дважды. По домовым книгам я нашёл старый адрес нужной мне женщины. Тщательно выписал его на бумажку и всю дорогу до отеля, где жил композитор, судорожно комкал её в ладони. Вот оно. Ответы на все вопросы наверняка у неё, и я должен был раздобыть их во что бы то ни стало.

Композитор встретил меня равнодушно. Было видно, что согласился он просто из вежливости и совершенно не ожидал услышать ничего нового. Должно быть, таких юных дарований ему доводилось слышать множество, и все они настолько походили друг на друга, что вызывали тошноту. Пока отец лебезил перед маэстро, я с тем же равнодушием прошёл внутрь и разложил свои ноты на пюпитре. Сел за инструмент, прикрыл глаза, настраиваясь на нужный лад. Маэстро хмуро прошёл по комнате и остановился у окна. Посмотрел на меня в нетерпении.

– Прошу, молодой человек, начинайте. Я тороплюсь.

Я начал. Взял первую ноту и побежал пальцами по клавишам, окутывая комнату музыкой. Не волновался (о чём?), не трепетал перед великим гением и не жаждал достичь его совершенства. Мне было лишь интересно узнать, что он скажет. И гораздо интереснее, что ответит мне уволенная няня. Когда музыка оборвалась, в комнате повисла безжизненная, лишенная звуков тишина. Я медленно повернулся к окну. Маэстро смотрел на меня, казалось, лишённый дара речи. В его ошеломленном лице читалось явственное восхищение.

– Прекрасно. Бениссимо. Конечно, есть пара моментов, которые можно улучшить, но… Неужели вы сочинили это сами?

Я кивнул и неожиданно улыбнулся. Всё же приятно, когда тебя хвалят. Улыбка пробежала по лицу тёплым прикосновением и погасла, оставив в душе непривычно приятное чувство.

– Я могу взять вас в ученики, – продолжил маэстро, окидывая меня новым, уважительным взглядом. – Если хотите, конечно.

– Это будет очень дорого? – беспокойно спросил отец, поглядывая на композитора.

Тот медленно покачал головой.

– Я возьму его даром. Жду Вас завтра в десять утра на первый урок.

Отец неверяще охнул. Я кивнул. Приглашение было принято.

На обратной дороге, пока родители возбужденно и весело обсуждали мой успех, я уговорил отца завернуть по адресу бывшей няни. Выйдя из повозки на улицу, полную ярких призывных флагов и обращенных в мою сторону презрительных взглядов, постучал в хлипкую дверь. Мне открыл грязный мужчина с подбитым правым глазом и знаком революционера на рукаве.

– Чего надо? – рявкнул он, окинув неприязненным взглядом мою хоть и скромную, но гораздо более парадную одежду.

– Я ищу госпожу Болейн.

– Не живёт она тут, – отрезал мужчина и захлопнул дверь перед моим носом.

Я немного постоял, зло и бессильно глядя на гнилое дерево, а потом пошёл прочь. Стоило поискать её фамилию в телефонном справочнике. Так я должен был её найти.

Пока домашние праздновали слова композитора и заодно тот факт, что хозяйский сын наконец вышел к ужину, я прямо за столом листал толстый справочник. В нашем городе оказалось три госпожи Болейн, подходивших под её возраст. Оставалось лишь надеяться, что бывшая нянечка окажется одной из них. Было бы досадно, если б она вышла после увольнения замуж и сменила фамилию. Выписав все три адреса на листок, я сложил его в карман, сообщил, что наелся, и ушёл наверх. Впервые не стал играть на ночь; предчувствие, что тайна моей жизни будет скоро разгадана, приятно грело сердце, и даже пустота внутри грызла не так сильно, как обычно.

В день первого урока я проверил первый адрес. Там жила постаревшая куртизанка, которая видела меня впервые в жизни. Во время занятия я был задумчив, но всё же не настолько, чтобы не слышать слов маэстро. Его замечания были действительно умны. Всё то, что я познавал интуитивно, великий композитор рассказывал мне как профессионал, занимающийся своим делом не ради развлечения, но ради самой жизни, и это вдохновляло меня.

На следующий день мать попросила быть осторожней в городе.

– Сейчас на улицах беспокойно. – В её голосе звучали тревожные нотки. – В умах людей гуляют революционные мысли. Учиняются беспорядки. Ты, конечно, никак не связан с ошибками властей и вряд ли интересуешь повстанцев, но всё же не попади под раздачу. До отеля и обратно. Никуда не заезжай.

– Хорошо, матушка, – спокойно согласился я и спустился по лестнице к ожидавшей меня повозке.

Про себя я, конечно, не обратил на предостережение никакого внимания. Желание найти госпожу Болейн и выведать, что же такого я говорил в детстве, затмевало и страх, и осторожность. Лишь закончив урок, я тут же подал кучеру бумажку с адресом. На новое место прибыл минут за двадцать. Мне открыли миловидная дама и её муж. К сожалению, и она никогда не служила в нашем доме. Полный отчётливого раздражения, я вернулся в повозку. Оставался последний адрес. А если она всё-таки вышла замуж?

Мы проезжали по серым, полным зловещего шума улицам. Вдалеке виднелись неумело установленные баррикады. В окно бросали призывные листовки вперемешку с бранными криками. Пришлось закрыть шторы. Я полулежал на сиденьях, пребывая в надоевшем состоянии апатии. Когда, выходя у дома из повозки, взялся за ручку, в глаза снова бросились дрожащие пальцы. Я плотно сжал губы. Ничего. Завтра это обязательно окажется она. Я верил.

Вечер прошёл без красок, разбавленный лишь томительным ожиданием истины. Я часто ловил себя на том, что смотрел в одну точку или не слышал обращённых ко мне вопросов. Уже ночью, лёжа в кровати, долго не мог заснуть: странные аморфные образы лезли в голову из вспугнутого подсознания. Наконец по прошествии, наверное, половины ночи забылся тревожным сном, в котором одновременно был собой и кем-то другим.

Утром я сел в повозку. Мысли были предельно собраны и логичны. Я подал кучеру листок с последним написанным адресом.

– Сначала сюда.

– Но госпожа сказала везти Вас в отель. – Кучер робко покачал головой. – Вы можете опоздать на занятие.

– Успею.

Вздохнув, мужчина покорно стегнул кнутом лошадь. Мы покатили по мощеным улицам в неизвестные мне кварталы. Сидя у окна, я внимательно наблюдал за окружающим пейзажем. Последняя госпожа Болейн, судя по всему, жила в бедных кварталах за правительственным музеем. В этой части города было особенно неспокойно. По дороге нам попались служители порядка, избивавшие какую-то подозрительную компанию мужчин. Стоявшие в стороне зеваки, непривычно хмурые и молчаливые, не отрывали взгляда от зрелища. По улицам ходили люди с тонкими книгами; они останавливались и о чём-то друг с другом говорили. В воздухе висело тяжелое предгрозовое напряжение.

У нужного дома кучер остановился, и я спустился по ступеням на улицу. Поёжился, ловя на себе пристальные взгляды местных. Здесь, среди бедности, грязи и злобы, находиться такому, как я, было попросту опасно.

– Не задерживайтесь, господин, – взмолился кучер.

Кивнув, я отправился на поиски нужного дома. Сделать это оказалось непросто – номера на зданиях почти стёрлись. В каждом доме люди ютились во множестве комнат, иногда набиваясь в одну несколькими семьями. Я рискнул спросить у проходящей мимо усталой женщины, где проживает госпожа Болейн. Та указала путь рукой и молча пошла дальше, неся полное грязного белья ведро.

Спустя несколько минут я наконец отыскал нужную квартиру. Постучал. Звук вышел слабый – тонкая, худая рука снова подвела – но дверь открыли через мгновение. Из темноты комнаты на меня взглянула сухая женщина с добрым, но безучастным лицом.

– Здравствуйте. Я ищу госпожу Болейн, – произнёс я с надеждой в голосе.

Женщина медленно, удивлённо кивнула.

– Да, это я. А Вы… – она запнулась, внимательно разглядывая меня. В её взгляде промелькнуло узнавание. – Постойте. Это ведь Вас я воспитывала в доме..?

– Да, всё так, – немного некрасиво прервал я её.

В душе затеплилась слабая радость. Неужели я наконец узнаю, чего же мне недостаёт в моей сытой и счастливой, в общем-то, жизни? Женщина растерянно отступила, пропуская меня внутрь.