Прекрасное далеко - Брэй Либба

Веселятся все, кроме Вэнди. Она сидит в углу, съежившись, прижав колени к груди.

Я сажусь рядом с ней на холодный, поросший сорной травой пол.

— В чем дело, Вэнди?

— Мне страшно, — говорит она, крепче обхватывая ноги.

— Чего ты боишься?

— Боюсь желать слишком многого, мисс.

Она вытирает нос рукавом.

— Ты сказала, это не может длиться вечно. Но что, если я, попробовав…

По грязной щеке сползает слеза.

— Что, если я не смогу вернуться к тому, что есть?

— Моя учительница как-то раз сказала, что мы вообще не можем вернуться к прежнему; мы можем только двигаться вперед, — говорю я, повторяя слова мисс Мур, когда она была еще для меня мисс Мур, а не Цирцеей. — Ты и не должна этого делать.

Вэнди кивает.

— Может, и мне можно получить капельку? Не слишком много.

Я передаю ей чуть-чуть магии, и когда чувствую, как она отшатывается от меня, сразу останавливаюсь.

— Итак, Вэнди, с чего хочешь начать? С бального платья? Рубиновых серег? Или тебе хочется принца?

Я тяжело сглатываю и касаюсь ее невидящих глаз.

— Или… я могла бы попробовать…

— Да, мисс, пожалуйста!

Я накрываю ее глаза ладонью и направляю магию к цели.

— Как оно… — начинаю я.

Губы Вэнди сжимаются в тонкую линию.

— Прости, мисс…

— Ты ничего не видишь?

Она качает головой.

— Было слишком дерзко надеяться.

— Надеяться можно всегда, — возражаю я.

У меня тяжело на сердце. Вот и первое ограничение магии: она, похоже, не может исцелять.

— Хочешь что-нибудь еще? Что угодно.

— Я тебе покажу, — говорит она и берет меня за руку.

Нащупывая дорогу, она выводит меня наружу, ведет вокруг замка к маленькой травянистой лужайке, тронутой морозом. Она опускается на колени, прижимает ладони к земле. Под ее руками вырастает прекрасная белая роза. Лепестки по краям обведены кроваво-красным.

Вэнди глубоко вдыхает. Осторожная улыбка трогает ее губы.

— Она здесь?

— Да, — говорю я. — Она прекрасна.

— Мама продавала розы в пабе. Мне всегда нравилось, как они пахнут.

Маленький рыжеватый кролик скачет мимо, обнюхивая траву.

— Вэнди, — шепчу я, — замри!

Я смахиваю иней с пучка горьких трав и протягиваю траву кролику. Удивленный, он подбирается поближе, и я хватаю его.

— Потрогай!

Я опускаю его на землю рядом с Вэнди. Она гладит теплую шкурку, и ее лицо освещается улыбкой.

— Как мы его назовем? — спрашиваю я.

— Нет, ты сама должна дать ему имя, — возражает Вэнди.

— Отлично.

Я смотрю на сморщенный нос зверька.

— В нем есть что-то благородное и надменное. Думаю, мистер Дарси.

— Мистер Дарси. Мне нравится.

Я сооружаю клетку из веток, лиан и небольшого количества магии и сажаю кролика в нее. Вэнди хватает клетку так, словно в ней заперты все ее самые прекрасные мечты.

Хотя нам и тяжело прощаться, наше время подходит к концу, мы должны возвращаться в свой мир. Мы обнимаемся, давая друг другу обещание увидеться завтра, и Пиппа с девушками провожают нас до самой ежевичной стены. Мы идем к тайной двери, земля вдруг содрогается от стука лошадиных копыт.

— Бежим! — кричу я. — Быстрее!

— В чем дело? — спрашивает Энн.

Мы мчимся со всех ног, отвечать некогда.

— Они нас отрезают от двери, — кричу я. — В сад!

Мы бежим еще быстрее, а всадники преследуют нас, и нам, конечно же, от них не уйти. Когда впереди показывается река, они нас окружают.

— Примени магию! — умоляет Фелисити.

Но я настолько испугана, что не могу управлять силой. Она просто несется сквозь меня, и я падаю на колени.

Величественные кентавры выходят из-за высоких папоротников. Впереди тот, которого зовут Креостусом. Он не любит смертных вообще, и в особенности ему не нравлюсь я.

— Привет, жрица! Мне казалось, ты должна была навестить мой народ.

— Да. Я и собиралась это сделать, — лгу я.

Он складывает мускулистые руки на широкой груди и окидывает меня презрительным взглядом. У него очень густые брови, а узкая маленькая бородка кажется чем-то вроде запятой под широкой бессердечной улыбкой. От него пахнет землей и потом.

— Ну разумеется, ты собиралась.

— Все готово, высокая госпожа. Я прямо сейчас доставлю тебя к Филону!

Из-за поворота реки появляется горгона, и я понимаю, что она приложила ко всему этому руку. Горгона хочет, чтобы я создала наконец союз племен, любой ценой.

— Ну вот, видишь? Мы как раз туда и собирались, — говорю я кентавру и бросаю на горгону многозначительный взгляд, на который она не обращает внимания.

Она опускает крыло-борт, не сводя пристального взгляда с кентавра.

Креостус пропускает Фелисити и Энн, но мне преграждает дорогу. Он наклоняется к моему уху, от хриплого шепота кожа покрывается мурашками.

— Предашь нас, жрица, и очень об этом пожалеешь.

Когда я поднимаюсь на палубу, Фелисити отводит меня в сторонку.

— Мы действительно должны куда-то идти с этим козлом-переростком?

Я вздыхаю.

— А что, у нас есть выбор?

— А что, если они намерены создать союз прямо сейчас, до того, как у нас появилась возможность что-то изменить? — спрашивает Энн, и я понимаю, что она говорит обо всей своей жизни.

— Это всего лишь обсуждение, — говорю я подругам. — Пока что ничего не решено. Магия все еще только наша.

— Очень хорошо, — кивает Фелисити. — Но, пожалуйста, давай не будем там задерживаться. И мне не хочется сидеть рядом с Креостусом. Он слишком мерзок.

Мы плывем по реке, изо всех сил стараясь не замечать Креостуса и его кентавров, которые следят за каждым нашим движением, как будто мы можем спрыгнуть с корабля и убежать. Наконец горгона минует знакомый поворот к лесу, где живут местные народцы. Занавес светящейся воды скрывает их остров. Корабль раздвигает этот занавес, мы проплываем сквозь прохладный свежий туман, он оставляет на коже драгоценные капли, превращая нас в золотых девушек.

Потом туман поднимается. Мы видим зеленеющий берег, к которому подступает лес, густые травы выглядят заманчиво, как пуховая постель. Когда наш массивный корабль причаливает, лесные ребятишки прекращают игры и подходят поближе, разинув рты глядят на ужасающее чудо — горгону. Горгоне не нравится их внимание. Она поворачивается к детворе и заставляет змей на голове подняться и зашипеть; змеи тянутся к любопытным, красные раздвоенные языки выскакивают из-за острых зубов. Дети визжат и бегут под деревья.

— Не очень-то это любезно с твоей стороны, — браню я горгону.

Я все еще злюсь из-за того, что она донесла Филону о нашем приходе.

— Язычники, — отвечает горгона шипящим голосом. — Не лучше жаб.

— Это всего лишь дети!

— Мне при рождении не досталось материнского инстинкта, — бормочет горгона.

Змеи успокаиваются. Горгона закрывает глаза и больше не произносит ни слова.

Плавающие в воздухе огоньки, что живут в лесу, мигают нам, манят, зовут за собой. Они ведут нас между высокими деревьями, от которых пахнет рождественским утром. От пряного аромата у меня начинает течь из носа. Наконец мы добираемся до хижин под соломенными крышами. Какая-то женщина с кожей цвета сумерек тяжело бредет мимо нас, она тащит ведра с мерцающей радугами водой. Она замечает мой взгляд — и представьте, мгновенно меняется, вдруг превращаясь в мою копию.

— Джемма! — вскрикивает Энн.

— Как ты это сделала? — спрашиваю я.

Очень странно видеть саму себя не в зеркале.

Женщина улыбается — моя улыбка на другом лице! — и снова изменяет вид, превращаясь в копию Фелисити, с точно такими же пухлыми губами и очень светлыми волосами. Фелисити это совсем не веселит. Она поднимает камень и подбрасывает его на ладони.

— Прекрати немедленно, или пожалеешь!

Женщина возвращается к первоначальному виду. Резко, хрипло хихикнув, она поднимает полные блеска бадейки и уходит.

На краю деревни нас встречает Филон. Это существо представляет собой нечто среднее между мужчиной и женщиной, у него длинное худощавое тело и темная пурпурная кожа. Сегодня Филон одет в плащ из сочных весенних листьев. Их глубокий оттенок подчеркивает зелень его больших миндалевидных глаз.