Шанс для дознавателя (СИ) - Ветрова Варвара

В гостиницу мы возвращаемся в обед. Пока я переодеваюсь и грею озябшие руки под струей горячей воды, Риндан заказывает еду, а затем занимает письменный стол. Он долго скрипит переносным пером, склонившись над листами бумаги. Я смотрю на него от окна и вижу другую картину: ночь, фонарный столб и его лицо. Другое. Незнакомое мне.

Интересно, смогу ли я добраться до истины?

Неприметный портье — тот же, что провожал меня накануне — появляется до прихода служанки. Он принимает из рук Максвелла несколько темных конвертов и тихим невыразительным голосом сообщает, что все письма найдут адресатов сегодня же. Инквизитор кивает и, видимо, сочтя работу завершенной, поворачивается ко мне.

— Я заказал экипаж на пять вечера. Около восьми будешь дома.

Я киваю, глядя, как он приближается.

— Ты останешься?

— Не в этот раз. У меня дежурство, а затем нужно успеть собраться.

Понимание того, что это наш последний разговор наедине перед днем Отца приходит постепенно. Бросив беглый взгляд на кресло, у которого обретается полупустая сумка, я не сразу решаюсь на отчаянный шаг. Мешкаю, сомневаюсь, но бессознательное в итоге берет верх.

— Подожди минуту, — прошу, уже отходя к сумке.

Шарф — темный, теплый, приятный к телу — ложится в мои ладони как родной. Я не позволяю себе больше размышлять — и поднявшись на ноги, возвращаюсь к окну.

— Это… — слова внезапно ускользают и я сбиваюсь, чувствуя, как запылали щеки. Но Максвелл не спешит на помощь — стоит, опершись на подоконник, и серьезно глядит на меня, явно понимая, что происходит.

И это бодрит сильнее ледяного душа зимой.

— Я понимаю, что в день Отца не принято дарить подарки другим людям, — все же нахожу я слова, — но, мне бы хотелось… в общем, вот, — окончательно вспыхнув, я вручаю ему шарф и, будто боясь обжечься, отступаю на шаг. Но завершить бегство мне никто не дает — Риндан шагает следом за мной и, в мгновение достигнув, прижимает к груди. Он не говорит ничего — лишь прижимается губами к моей макушке и застывает. И я облегченно прикрываю глаза — благодарности в этом простом жесте куда больше, чем в словах.

Дребезжание тележки я слышу первой и успеваю отступить от инквизитора буквально за миг до того, как в дверь стучат.

— Вам приготовить закуски с собой? — уточняет женщина перед тем, как приступить к сервировке.

Максвелл вопросительно смотрит на меня, но я качаю головой — мне вполне хватит обеда. И мужчина, кажется, думает так же — вежливо отказывается и, извинившись, выходит из комнаты, оставляя нас наедине.

— Сегодня уха, — горничная остро чувствует мое нежелание тишины, — на второе — курица в сливочном соусе с пюре из сельдерея. Если желаете, могу предложить альтернативу.

— Не нужно альтернативы, — отказываюсь, — я люблю птицу.

Наверное, это топит невидимую грань между нами. Раскладывая приборы, женщина поднимает голову и будто невзначай замечает:

— Впервые в жизни мистер Максвелл приехал со спутницей.

Информация блещет новизной.

— Вот как, — вежливо улыбаюсь я, — и часто он здесь бывает?

— Пару раз в год. Он наш постоянный гость, — сообщает горничная и, видимо, сочтя диалог законченным, водружает на стол супницу. Сложив руки на груди, я гляжу на исходящую паром посудину, понимая — все далеко не так просто, как казалось с утра.

Уха вкусная. Вылавливая из прозрачного бульона кусочки рыбы, я старательно обдумываю новые вводные. Максвелл, напротив, увлечен едой — будто бы и не завтракал с утра. Но чужой аппетит увлекает — я с удовольствием поддаюсь и своему, опустошая тарелку в два счета.

— Добавки? — лукаво интересуется Риндан.

— Нет, — смеюсь я, понимая, что надо оставить место и для курицы.

Интересно, в какое такое управление ходил инквизитор? Надо бы навести справки — Нойремштир относится к лаержской крепости и всех обвиняемых обычно везут к нам. Если что-то здесь и есть, то явно маленькое и относящееся больше к защите интересов мирных граждан, а не к институту дознания.

Надо у Ирмиса поинтересоваться — как раз его территория.

— Твоя сестра живет в Лаерже? — прерывает мои размышления мужской голос.

— В Лойсе. В часе езды.

— Далековато, — замечает Риндан, передавая мне салфетку, — часто видитесь?

— Стараемся каждую неделю. Не всегда, конечно, выходит, но… — салфетка обретает хозяйку и я только сейчас замечаю тонкий узор на ткани, дублирующий орнамент стен, — работа иногда сильнее.

— Вот и у меня так, — соглашается Максвелл, — работа сильнее… почти всегда.

— Почти? — заламываю бровь я.

— Почти, — дипломатично уходит от ответа он.

Дребезжание тележки мы слышим оба и обмениваемся хищными взглядами.

После обеда я собираю вещи, чувствуя легкую грусть от необходимости скорого отъезда. Но за пять лет я уже привыкла и к коротким отпускам, и к невозможности уехать далеко от крепости: мало ли что может случиться?

Максвелла опять посещает портье. Получив пару разноплановых конвертов, инквизитор ознакамливается с их содержимым, а затем просит огнеупорный поднос и спички. О том, что у него на уме, догадываться не приходится — я и сама так часто делаю, вместо свечи используя камин и чувствуя удовлетворение от процесса.

— Ты не задаешь вопросов, — удивленно замечает Риндан, когда от писем на подносе остается лишь пепел.

Складывая платье, я пожимаю плечами:

— Не привыкла. К тому же, тебе виднее, что делать со своей перепиской.

Комментариев по поводу моего ответа не следует и, уложив последние вещи, я затягиваю шнуровку, украшая ее тонкой защитной вязью. Мои неловкие пассы привлекают самое пристальное внимание.

— Как интересно, — Максвелл, наклонившись, долго изучает защиту, — необычная вязь. Откуда?

— Отец научил, — сдаю я, — ставить несложно, снять можно в два счета, но это если знать, где приложить силу.

— Покажи, — почти требует Риндан и в его глазах зажигается мальчишеский огонь первооткрывателя.

Приходится подчиниться. Пользуясь тем, что до отъезда ещё полчаса, я десять минут посвящаю объяснению тонкостей данной защиты, заодно демонстрируя самый легкий способ снятия. Инквизитор рвется попробовать — и приходится сообразить подобную сеть и для него. Но все не так просто — мужчина пыхтит над защитой до тех пор, пока портье не извещает о том, что экипаж подан. И лишь тогда Риндан встает с пола, забрасывает на плечо обе наши сумки и направляется в прихожую, бросив через плечо:

— В дороге попробую!

Дилижанс катит по проселочной дороге и заснеженные лапы елей проносятся совсем рядом с окном. Но мне до них дела нет — Максвелл корпеет над заклинанием, раз за разом терпя поражение.

— Ну смотри, смотри — здесь же все просто! — заливаюсь смехом я и одним движением пальца разрушаю сеть.

Риндан внимательно наблюдает за моим жестом и, стоит мне восстановить защиту, пытается его повторить. Но нет: сеть — заклинание упрямое, и в этот раз, кроме потрепанной самооценки оно награждает инквизитора ещё и ощутимым ударом силы, сравнимым с электрическим разрядом. Мужчина этого не ожидает — охнув, одергивает руку и ошеломленно смотрит на меня, а я сползаю с сиденья на пол, заходясь в новом приступе смеха.

Наконец, бой закончен. Победитель, коим на этот раз признано заклинание, определен, а проигравший в неравной схватке инквизитор занимает место рядом со мной, сокрушенно качая головой.

— Мейделин, ты полна секретов.

— Как и любая другая женщина, — улыбаюсь я.

— Любая другая с тобой не сравнится, — бросает двусмысленную фразу инквизитор и замолкает, задумавшись. Я тоже не тороплюсь отвечать и наслаждаюсь видом заснеженного леса.

Останавливаемся мы на уже известном мне постоялом дворе. Здесь, как и по дороге в Нойремштир, я обнаруживаю ярмарку. Следуя по уже знакомому маршруту, я внезапно останавливаюсь, привлеченная тусклым мерцанием украшений.

Лавка ювелира небольшая, но неизвестный мне умелец, несомненно, талантлив — раскрыв от удивления рот, я изучаю небольшие серебряные сережки, выполненные в форме розочек. В середине каждого цветка, тускло посверкивая, отливает голубизной крошечный топаз.