Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Сначала я и вовсе хотела отказаться от еды, но ко мне быстро пришло понимание, что мне вредно скромничать перед людьми, которые оценивают каждое моё действие.

– А ещё есть что-нибудь поесть? – спросила я, покончив с чашечкой риса, чем приковала к себе изумлённые взгляды.

Шэн порылся в дорожных сумках и нашёл свёрток с вяленым мясом, тем самым, что я приняла за собачатину. Ладно, брезгливость в сторону, кусок надо обязательно съесть. Полностью. О, да это баранина. И даже не тухлая.

Небольшой кусок я сжевала с большим удовольствием, а потом заявила.

– Ещё хочу.

Тут иные разбойники возмущённо защёлкали языками, а старик участливо спросил:

– Ты что, неделю голодала?

– Нет, я всегда так ем. Это у вас порции слишком маленькие. Очень-очень маленькие.

Для пущей убедительности, я вырвала из рук Шэна лепёшку и тут же сжевала её.

– И лошадь, и коза травку едят, – решил пофилософствовать старик, глядя на Тиена Тана. – Козе охапки хватит, а лошади стожок подавай.

В этом его единогласно поддержали, даже самый молодой бандит заявил:

– Большую северную женщину надо очень много кормить. Она же прожорливая. Такую накладно в доме держать. И мужа объест, и детей-калек. А сама даже кашу сварить не может.

И тут начался спор, отвезти ли меня сразу в бордель, или хоть кто-то из семерых захочет забрать меня в свой дом.

Таковых оказалось двое: старик и лопоухий Бинх. Кинули жребий. Вместо игральных костей у сарпальцев имелись четыре палочки с прямоугольным сечением и точками лишь на двух гранях. Их-то и поместили в стакан, чтобы кинуть на стол и посчитать очки. Старику выпала только одна меченая палочка, а Бинху три. Вот так и решилась моя участь.

– Завтра поедем в дом моих родителей, – улыбнулся мне лопоухий. – Жить там будем. Хозяйство заведём. Я коз буду пасти как раньше, а ты готовить научишься. Мама моя тебе поможет.

– А раз в неделю ты будешь в горы уходить и разбойничать, как Шэн? – просто из любопытства спросила я.

– Нет, разбойником я больше не буду. Ты же у меня теперь есть. В разбойники только холостяки идут, чтобы жену найти. Здесь в горах паломники в храмы едут, только здесь женщину и можно украсть, чтобы никто не нашёл и не наказал.

– И давно ты стал разбойником?

– Уже полгода. Совсем невест в деревне нет, а когда маленькие девочки подрастут, долго ждать. Да и они уже другим обещаны. И вдов у нас всё нет и нет.

Я невольно глянула на перевязанную тряпкой шкатулку. А что, если Шэн в родной деревне сам заколол мужа безутешной Сакды, и планирует убить ещё двоих, чтобы потом жениться на вдове? А про кинжал он насочинял, потому что им и убивал, а теперь совесть мучает. Интересно, а меня будет мучать, если я стащу этот кинжал, а ещё свою сумку с объективами и ночью убегу в горы?

Мысль о побеге так захватила меня, что я не расставалась с ней весь вечер, пока разбойники не решили улечься спать. Кроватей в хижине не было, только циновки с шерстяными одеялами. Спали все вповалку.

Я легла возле стены и плотно закуталась в одеяло – ночь в горах оказалась прохладной. Кажется, лопоухий счастливчик решил меня согреть и потянулся приобнять, за что и получил тычок локтём, болезненно ойкнул и больше ко мне не приставал.

Время шло. Все спали, кто-то даже храпел. А я всё думала, удачный ли момент, чтобы встать и выскользнуть незаметно из хижины?

Сначала я вылезла из-под одеяла, потом попыталась отыскать в темноте камеру и сумку с объективами – безуспешно. Зато дверь беззвучно открылась, и я оказалась во дворе.

Лошади спали: кто-то, стоя, раздувая бока, кто-то лёжа. Моя серая кобылка и вовсе положила голову на согнутые ноги. Удивительно, никогда не видела лошадей в такой причудливой позе.

И тут вдали раздался протяжный вой. Лошади проснулись и повскакивали с места. Прокатилась волна тревожного фырчания, но лошади быстро успокоились, как только за моей спиной хлопнула дверь. Тиен Тан стоял позади в наспех накинутом халате и высокомерно взирал на меня.

– Если захочешь убежать – беги, – неожиданно предложил он. – Волки тебя в первую же ночь загрызут, а на вторую до конца обглодают.

– Да не убегала я, – пришлось соврать мне, – просто по нужде вышла.

– А если волки тебя в горах не обглодают, то джандерские разбойники поймают и покарают.

– Разве в Жатжайских краях бывают джандерцы? – спросила я, припоминая, что слышала об этих кровавых бандах от служаки из охранных отрядов.

– Бывают, им расстояния не преграда. Они не такие добрые, как мы. Они поклоняются кровавым богам и приносят им человеческие жертвы. Джандерцы так безобразны, что закрывают свои лица повязками. Они тебя в жёны не возьмут. Может, позабавятся, помучают, а потом положат на алтарь и заколют, чтобы напоить твоей кровью своих богов. Так что подумай, где тебе будет лучше. С Бинхом в его доме, в тепле и сытости, или в горном ущелье без рук, ног и печени.

На этом Тиен Тан развернулся и ушёл обратно в хижину, оставив меня наедине с лошадьми и мыслями о побеге.

Он прав, одной в горах опасно. Я ведь даже не знаю, куда идти, чтобы вернуться к людям. На север? Но где он здесь?

Я подошла к серой кобылке и погладила её, чтобы успокоить. Ничего, что-нибудь придумаю. Домой я обязательно вернусь. Хотя бы ради одной вещи – отомстить Леонару. Да, эта цель определённо стоит того, чтобы к ней стремиться. Просто мне нужно время, чтобы всё тщательно спланировать и подготовить.

В хижину я вернулась, чтобы лечь под одеяло и хорошенько выспаться. Храп и сопение семерых мужчин изрядно нервировали. Я тщательно замотала ноги одеялом, чтобы никто в ночи не дерзнул застать меня врасплох. Об этом я читала в книге путешественницы Шелы Крог. Она писала, что настоящая северная женщина с Полуночных островов, чтобы сохранить свою честь, заматывается перед сном в рыбацкую сеть. И если любвеобильный ухажёр задумает её обесчестить, пока он размотает сеть и распутает девушку, либо та проснётся и успеет поднять крик, либо её родственники наградят его тумаками. Увы, рыбацкую сеть в горах не найти, так что придётся заматывать себя ниже пояса тем, что есть под рукой.

Утром я проснулась вместе со всеми. Мужчины приступили к своим делам: кто-то повёл лошадей на водопой, кто-то отправился рубить дрова, кто-то готовить. А мой лопоухий женишок решил сбрить свою бороду – оказывается, её носят исключительно холостяки как наглядный символ одиночества и запущенности. Что ж, думаю, он зря торопится расставаться с холостятскими привычками.

На завтрак мне сразу выдали двойную порцию риса, а после нас с Бинхом поспешили выпроводить навстречу счастливой совместной жизни. Пока лопоухий седлал лошадей, я прикидывала, на каком этапе пути к его деревне я смогу сбежать. Но внезапно наши планы переменились. Тиен Тан углядел с высоты разбойничьего убежища небольшой караван в долине.

– Наверное, паломники, – посыпались отовсюду догадки.

– Не иначе везут дары Важушу.

– Вяленую баранину.

– И крупы.

– А может ещё и ящик апельсинов с орехами.

– И бутыли пива.

– Вот что, братья, – объявил на это Тиен Тан. – Устроим нашему брату Бинху свадебный пир!

И десяти минут не прошло, как всадники заседлали лошадей и повели их к горной тропе. Нас с Бинхом оставили одних в хижине, и мне это крайне не понравилось.

– Как ты была ночью неласкова со мной, – улыбаясь, пожурил он меня. – Знаю, мы не одни были, и ты постеснялась. Но сейчас они надолго уехали, только к вечеру вернутся. Да и я, – тут он коснулся своего гладкого подбородка, – для тебя прихорошился.

Никогда ещё мужчина на голову меня ниже так откровенно не флиртовал со мной. Я еле сдержала смешок, когда Бинх полез ко мне с объятиями. А когда он уткнулся лицом в мою грудь, я его резко осадила.

– Зачем руки распускаешь? Ты же мне ещё не муж.

– Так ведь ты всё равно мне досталась, – растерялся он.

– Откуда мне знать, сколько, таких как я тебе уже доставалось. Скольких ты паломниц уже украл, со сколькими потешился?