Особенности преддипломной практики (СИ) - Азарцева Анна

Я схватилась за голову. Какой замуж? Какое обручение?! Нам же запрещено иметь романтические и тем более интимные отношения с местным населением! Деканат за это исключает без права восстановления!

— Да вы что все, белены объелись??

Старик Партанс искоса глянул на меня.

— Ты Инвара не гони пока, девонька…

— Да как не гони?? У меня же диплом накроется! Из университета выгонят!

— Не выгонят, — “успокоил” меня Партанс, — Разве что отругают прилюдно, а это не страшно.

— Отругают? Не будет “отругают”! — меня все больше и больше захватывала паника, — Будет лишь бумажка, что я прослушала курсы. Куда я потом с ней?!

Он хитро прищурился:

— Ну здесь то точно найдется один человек, который примет тебя даже с такой бумажкой.

Снова-здорово и по второму кругу?!

— Но я не хочу замуж!!

— Верренс — хороший парень.

— Мы слишком разные, — категорически отмела я даже малейшее предположение о совместимости.

— В чем? — фальшиво удивился старик, — Разве у тебя синие уши и зеленые волосы? — и тут же махнул рукой, — А остальное можно и выучить.

Из трубки вверх поднялось белое полупрозрачное колечко.

— Что выучить?

— Наши традиции и ваши знания. Нет ничего невозможного, девонька.

— Есть! Мое замужество! — я была непреклонна, — Я не хочу учить эти ваши традиции. Просто не хочу. Не хочу учить и не хочу в этом жить. Это не мое! Не мой мир, не мой город! — я вскочила на ноги и заходила взад-вперед по палисадничку, яростно сминая синенькие хлизы. — На другой конец города здесь доезжаешь за четыре часа. Четыре! В то время как на Арлите можно сесть в метро и через полчаса уже быть на месте.

— Метро? — старик удивленно поднял седую бровь.

— Поезд под землей.

— Поезд? — бровь пошла еще выше.

— Ну это… Как кареты, только соединенные между собой и …, — не в силах объяснить, что такое поезд, я бессильно отмахнулась, — А ваша одежда? Да пока на себя платье натянешь, семь потов сойдет. Там завязочки, здесь шнурочки, тут петельки. Рукава пристегни, вторую юбку надень, а под нее еще чулки, подвязки, еще одну юбку…, — я пнула в сторону мешающую ветку иссамильи и она по реакции хлестнула меня по руке, оставив шипом длинную царапину, — Чтобы просто посуду помыть — надо ведро воды натаскать, я уже молчу про помыться. Нужно мыло — варишь вручную…

— Ну, мыло можно и купить.

— Но я не хочу так жить всю жизнь, понимаете? — мой отчаянный вопль, похожий на жалобное завывание, услышали даже на улице. Коты на миг прекратили шипеть друг на друга, куры одновременно перестали клевать. Даже соседка выглянула в окно посмотреть, кто там так жизнью обижен.

Партанс строго ударил ладонями по коленям.

— А ну-ка, утихни, госпожа ведьма! Ишь расшумелась тут! Хочу — не хочу, тоже мне, капризы какие придумала! Тебе тут еще два года жить. За это время можно ко всякому привыкнуть.

— Не буду я …, — и он тут же оборвал меня, не дав продолжить.

— Помолвке быть! — он грозно поднял вверх палец, призывая меня не перебивать, — Жаль, правда, что свадьбу придется … Ты же на два года сюда приехала, да? — я зло кивнула, — …, ну вот, на два года отложить, — и Партанс сочувствующе покачал головой, — А два года — срок немаленький. И чувства остынут, и домой надо будет возвращаться. А дома родители строгие, твой выбор не одобрят и прикажут разорвать помолвку, верно говорю? — я снова кивнула, уже остывая, но все еще не понимая, к чему он клонит. Да, родители у меня в этом вопросе строгие. Можно сказать, безжалостные. — А в разорванной помолвке позора куда как меньше, чем в ночной прогулке с четырьмя посторонними мужиками по кладбищу.

И хитро подмигнул.

Но я не хочу замуж!

И здесь мне еще жить и жить.

Что же делать?!

Казалось, даже наступающая Неделя Урожая горожан не так интересовала, как моя предполагаемая свадьба. А ведь еще вчера у рыночной площади, где начали ставить праздничные балаганчики и палатки, толпились зеваки и с любопытством разглядывали разноцветные шатры приезжих торговцев. Особые восторги получили циркачи, которых губернатор специально пригласил на праздник, — их репетиции кто-то уже видел краем глаза и рассказывал остальным, что же артисты уготовили в этом году новенькое и интересненькое. Главное торжество — открытие Недели Урожая запланировано на эту субботу и недавно это было самой обсуждаемой темой в городе.

Но времена меняются и теперь у всех на языках неудачливая ведьма, гуляющая по ночам с незнакомыми мужчинами по кладбищу, и Инвар Верренс, который настолько влюблен/благороден (нужное подчеркнуть), что не задумываясь объявил эту ведьму своей невестой.

О чем мне не преминули рассказать мои любимые соседи.

Два часа! Два проклятых часа, что я потратила на посещения клиентов, меня поздравляли с будущим счастливым событием, желали счастья и побольше детишек, интересовались подробностями планируемой совместной жизни с кузнецом.

Питер Лиррсон попросил проверить калитку забора и, пока я тщательно расплетала и снова сплетала охранные заклинания, распевал дифирамбы Инвару Верренсу.

Жаклин Янсон поймала меня у рынка и пожаловалась, что муж стал часто заседать в таверне. Поинтересовалась, нет ли способа привязать его к определенному месту. Мол, чтобы после работы он сразу шел домой, а не сворачивал в сторону “Трех корочек”. А то ведь опять напьется, трижды проклятый, и заснет где-то под забором. Эх, не повезло ей с мужем. Не то, что мне. Ведь всем известно, что Инвар почти не пьет, а если вдруг и случиться где на празднике, то он лишь пару глоточков сделает и больше не прикоснется к рюмке/стакану/бокалу/бутылке. И мужем он хорошим будет, заботливым, любящим, ответственным. Ведь всем известно, как старший Верренс самостоятельно брата воспитывал, когда родители умерли. И когда народятся детишки... а дай вам боги, госпожа Моргана, много ребятишек, ведь дети — это счастье, … Инвар будет отличным отцом. Ведь всем известно…

Я вежливо кивала и соглашалась, тщетно надеясь, что говорливую Жаклин перехватит кто-то из соседок. Перехватили. Меня. У ткацкой лавки подошла госпожа Линдгре, окруженная шумным выводком шести детей мал-мала меньше. Она очень громко, то ли пытаясь перекричать детский гомон, то ли стараясь оповестить весь базар, уточнила, когда мы с господином Верренсом планируем свадьбу, ей же надо пошить себе праздничное платье. Ведь то, что пошито на Праздник Урожая, не подойдет, нужно обязательно новое. Добрая она женщина, эта госпожа Линдгре. Благодаря ее воплю даже те, кто не знал о моей “счастливой помолвке” резко ею заинтересовались и вскоре весь рынок уже бурлил, обсуждая остренькую новость.

Вдова Бернс отличилась больше всех. Под предлогом “ах, у меня что-то шумит на чердаке, наверное опять домовой расшалился”, она затащила меня к себе в дом. Проверить я должна была, это моя обязанность как городской чародейки, поэтому отвертеться от приглашения не могла.

У нее было шумно, да. Шумели соседки и подружки в общем количестве семи человек, сидя за столом с самоваром, пирожными и большим свежеиспеченным тортом. Завидев меня, они подскочили и ринулись усаживать за стол, дабы в теплой и сладкой компании обсудить приготовления к свадьбе. Какое платье, какие чулки и туфли, подвязки и булавки, ленты и цветы — мне сначала выдали список наиболее подходящих торговцев и мастеров, где все это можно заказать. Но чуть позже, после очередной чашки чая с эклерами, видя мое недовольство расспросами и решив, что я просто молодая, неопытная и не понимаю своего счастья, они начали сами решать вопросы свадебной церемонии. На меня внимание перестали обращать, полностью уйдя в обсуждение моего будущего свадебного туалета. Я, стараясь не привлекать внимания “заботливых” соседок, потихоньку вылезла из-за стола и вышла на улицу.

Потом еще была госпожа Хольм и госпожа Ньюберг, господа Фельс и Викстрем, булочница и мельничиха, некстати оказавшаяся поблизости, продавщица в посудной лавке, куда я зашла за новыми тарелочками для бабули взамен разбитых ...