Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна

Мастер криво усмехнулся, но послушался меня, коснулся бокалом бокала.

— Да не угаснет эта дружба вовек! — провозгласила я. Опрокинула бокал, но оказалось, что крепилась я зря, настойка была слабая, хотя и достаточно вкусная.

— Да дадут оба народа друг другу покою, — сказал Мастер и пригубил тоже. Облизнулся, с удивлением уставился в бокал. — Недурно.

— Давайте еще, — я кивнула на бутылку.

Второй тост пошел за здравие королевы и ее уважаемой родни.

— А много ли родни? — спросила я. Начинать лучше с нейтральных вопросов. О погоде там, о знаменитостях… за отсутствием телевидения знаменитости тут — это власти предержащие.

— Если брать широко, то все правящие роды между собою не чужие, — сказал Мастер. Огонек он повесил над столом между нами, и в его свете казался моложе, чем на улице, на честном солнышке. Он ничего, подумала я, потягивая питье. Не красивый, но приятный.

— Я слышала, у королевы много детей. Принцы и принцесса.

— Ее Величество принесла супругу троих сыновей и дочь, — кивнул Мастер.

— Про принцессу я слышала, а где сыновья?

— Младший погиб во время иностранной кампании, — сказал Мастер. — Два года назад, в походе на орков. Старшие — во время их похода на нас. На подступах к столице. Известие пришло за день до того, как столица пала.

— Скормить войне троих детей, — выговорила я, помолчав. Покачала головой. — Кто угодно помешается.

Мастер поднял бровь. Я спохватилась: поймет еще, что я подслушивала.

Я предложила выпить за упокой принцев. Мастер поддержал. Налил из бутылки еще. Да-а, похоронить детей, а потом мужа… даже не похоронить, а бежать и только знать, что уже не встретитесь, не смочь даже проститься. Вот уж врагу бы не пожелала.

— Не печальтесь, леди, — сказал Мастер. — Они были верующие, и сейчас, наверное, в лучшем месте.

— А вы веруете? — спросила я. — И во что?

Мастер поставил локоть на стол, подпер щеку рукой. Болтал напиток в стакане и смотрел, как он ловит свет.

— Знаете, леди, у моего народа тоже есть Четверо. Только они другие. Справедливо сказать, что люди переняли их от нас, только не смогли оставить суть нетронутой, и наполнили новым содержанием. Сделали подателями благ, защитниками и утешителями. Покровителями добродетельных, заступниками слабых. — Мастер, держа бокал в расслабленной руке, ткнул пальцем вверх. — Эльфийский же народ такой чуши выдумать не смог бы. Потому что умеет наблюдать. Если и есть какие-нибудь боги над миром, то это те нетронутые Четверо. Жадные, похотливые, переменчивые существа, жестокие и несправедливые. Как самая природа, как самый мир. Мир не подает благ, если молишься усердно. Так что надо поглядеть на это, — он обвел рукой трактир, — и подумать, кто это сотворил и каков он.

— Как вы мрачно на все смотрите.

— Не на все, — поправил Мастер. — И не мрачно, а сообразуясь с опытом. Природа состоит из вражды и похоти. Жизнь — из несправедливости и случайных событий и бед.

— Сложно поспорить, — сказала я, глотнув. По пищеводу поползло острожное тепло. — Но зачем почитать таких богов?

— Их и не почитают, — пожал Мастер плечом. — Они просто есть.

Разумно. Я прикрыла бокал ладонью, когда он предложил долить: хватит мне пока. Мастер же плеснул себе, но пить не стал. Глядел куда-то, в ему одному доступное, темными лисьими глазами. Долго глядел, мне стало скучно, я потянулась за бутылкой. Мастер отмер и налил сам. Сказал:

— Знаете, эту настойку мои сородичи пьют теплой. Я читал.

Я была всеми руками за то, чтобы соблюсти пищевые традиции, отдала Мастеру свой стакан, он подержал в ладонях и вернул мне — теплый, и питье стало чуть теплое, меньше пахло спиртным и больше — неизвестной мне свежей и чуть сладкой растительностью.

— Скучаете по своему народу?

Обычно момент, когда веселая попойка переходит в грустную со слезами, наступает сам, но я не могла не поторопить, верно же? Язык мой! Я уткнулась в бокал, а Мастер, вопреки ожиданиям, пожал плечом, сказал безразлично:

— Я никогда его не видел. В количестве, достаточном, чтобы это было можно назвать народом.

— Давно не были в родных краях?

— Никогда.

Надо же. А все равно, "мой народ", туда-сюда. Ну да, чем дальше родина и чем меньше о ней знаешь, тем крепче чувство причастности.

— Никогда не хотели навестить?

— Хотел, — сказал Мастер. — Было две или три возможности. Поймали бы, конечно, разорвали ноздри, но шанс того стоил, верно? А я не воспользовался. Потому что, — Мастер поднял бокал, — как бы я ни желал погибели человечьим королевствам, которые покупают таких, как я, кто-то же из моего народа меня — продал. Не поверите, эта простая мысль очень долго мне не приходила. С тех пор перехотелось называть какое-либо из мест домом и стремиться туда. Везде, леди, одно и то же.

Он выпил. Я покрутила бокал в руках. Он никак не остывал, от него шло ровное тепло, как от чьей-то сухой руки.

Пить за патриотическое чувство мы не стали.

— А почему "разорвали ноздри"?

— Беглым рвут ноздри. — Мастер показал на себе ногтем. — Чтобы потом было видно, кто склонен не подчиняться.

— Ужас какой, — сказала я искренне. Ну и мирок. Магия, конечно, но и мечи, а где мечи — там короли, имущественное и сословное неравенство и много, много уродств. Плата за отважных рыцарей, которых мне бы хотелось отдельно и без всего, но они идут в комплекте с ситуацией — и никуда не денешься.

— Там, откуда вы, лучше? — поднял бровь Мастер.

— Не везде, — призналась я, — но мне повезло, я родилась в таком месте и в такую эпоху, что подобные вещи меня минули.

— Неудивительно, что вы хотите домой.

Я хмыкнула. Не только поэтому хочу, а потому что водопровод, центральное отопление, компьютер, еды вдоволь и какую я выберу — и больше никакой природы! Природой я наелась на жизнь вперед.

— Хочу, — сказала я. — Отправьте меня домой?

— Я не умею ходить Тонкими тропами, — сказал Мастер, — вам нужен совсем другой маг. В Рилирвене есть мастера, как я слышал, так что если у Рихензы… прошу прощения, Ее Величества возобладает разум и мы повернем туда, у вас будет надежда.

Расспрашивать про это было жутко и не хотелось, но никуда не деться. Знать всегда лучше, чем не знать. Я открыла рот для вопроса, но тут везде завыло, стены дрогнули, на нас и на стол с потолка сыпанула труха, из окна раздался плач. Мастер накрыл ладонями стакан, чтобы не попал мусор, посидел так, и, как только все кончилось, выпрямился, как ни в чем не бывало, отпил.

— Что это такое? — спросила я тряским голосом.

— Город реагирует на живых, — сказал Мастер. — С проклятыми местами такая штука: они тихие, пока в них кто-нибудь не забредет. Тогда не упокоенная воля прежних жителей чует плоть и душу и пробуждается. Обычное дело. Я предупреждал королеву, но они не изволили слушать.

— Почему?

Мастер потер лоб.

— Сколько в вас вопросов, леди. Хватило бы на десяток придворных дам.

— Мне скучно, — сказала я, — и я ничего не понимаю. Поэтому и задаю вопросы.

Понизу с шипением прошел сквозняк, я подскочила, подняла ноги. Мастер невозмутимо ковырял пальцем печать на горлышке.

— Теперь я вспомнил, — сказал Мастер. — Я читал про это место.

И замолчал. Мне захотелось его пнуть. Я отобрала у него бутылку в оплетке, и не отдавала, пока он не рассказал.

Городок этот не избег судьбы других городков и деревень в той войне: королевская армия проходила их и сдавала без боя, отступая. Иногда король обещал оставить отряд для обороны, иногда — прислать помощь позже. Забирал провиант и уходил. Жители ждали, отбивали орков раз за разом и заставляли дорого платить за каждую улочку. Сожгли целый квартал, чтобы пламя прихватило с собою врага. Они ждали помощи — чему еще верить, как не словам короля? — но не дождались. Магистр сам убил своих дочерей, чтобы они не достались врагу пленницами.

— Ужас какой, — повторила я.

— Обычное дело, — сказал Мастер. — Кеннет Желтый победил в конце концов, так что не принято его порицать.