Страж ее сердца (СИ) - Штерн Оливия

Товар по большей части мог заинтересовать женскую половину человечества, и Мариус вдруг решил, что он мог бы что-нибудь купить Алайне. Что-нибудь этакое, особенное, что могло бы ее заинтересовать. И одного воспоминания о графитово-серых глазах, в глубине которых отблески внутреннего света, хватило, чтоб ноги сами понесли в ближайший магазин.

Это оказалась лавка сладостей. Пропахшая шоколадом, ванилью, корицей, с конфетами в вазочках под стеклом, с разноцветными леденцами в больших банках, с нежно-кремовыми бархатными портьерами и молоденькой продавщицей в темно-коричневом, цвета крепкого кофе, платье.

Мариус даже остановился в растерянности. Он уже и забыл, когда в последний раз что-либо покупал в подобных местах. По большей части, пока жил при резиденции Надзора, ему и так все приносили — но это были отнюдь не сладости. А так-то Марго и Робин ездили за покупками.

Потом он все же шагнул ближе к прилавку и принялся рассматривать конфеты, выставленные на стеллажах. Продавщица заулыбалась, смешно выкатывая рыбьи глаза, и подплыла ближе.

— Чем могу помочь, благородный ниат?

— Можете, да, — пробормотал Мариус, теряясь в бесконечных коробочках, украшенных золотой и серебряной фольгой, сушеными кружками лимонов, веточками шиповника и лаванды.

— Мне нужен подарок для юной ниаты, самый изысканный, самый вкусный.

— Какие сорта шоколада предпочитает ниата?

Вопрос поставил Мариуса в тупик. Он понятия не имел, что там любит или не любит Алайна, а выяснить как-то не случилось.

— Элитный горький, — осторожно подсказала продавщица.

— Нет, точно не горький.

"Ей и без того бывало горько", — подумал про себя.

— Что-нибудь послаще, но чтоб изысканно.

Девушка поднялась по маленькой лесенке и сняла с полки несколько небольших, размером с ладонь, коробочек. Быстро расставила и на прилавке и аккуратно открыла, а Мариус понял, что безнадежно отстал от жизни — по крайней мере, от этой ее стороны.

Перед ним как будто открыли сундучки с сокровищами: в аккуратных гнездышках из золоченой бумаги лежали шоколадные конфеты такой мудреной формы, что у него самого никогда не хватило бы фантазии сделать что-либо подобное. Спирали, рюшечки, шарики, звездочки из шоколада разных оттенков украшали каждую конфету. Кое-где шоколад блестел как будто вскрытый позолотой, а кое-где — словно был только что вылит из меди.

— Красиво, — невольно сказал он.

— Внутри дробленый орех, пралине, вишня, вымоченная в ликере.

— А просто с ликером нет? — Мариус вдруг подумал, что не прочь напоить синюю птичку и посмотреть, что будет.

— Нет, — девушка удрученно покачала головой, — и потом, ниат, кто ж берет чистый ликер для юной ниаты?

— Хорошо. Беру вот это, — Мариус ткнул пальцем в наиболее приглянувшийся сундучок, — упакуйте получше. Я могу их нести в кармане?

— Разумеется, ниат. Хоть за пазухой. Настоящий, качественный шоколад почти не тает от температуры тела.

Потом он расплатился и пошел дальше, к резиденции Надзора. Башня, в которой якобы хранилось Око Порядка, уже была видна над крышами. Аллея, откуда к самой вершине летала Алайна, была по другую сторону.

Мариус вздохнул. И в который раз, пытаясь осмыслить происходящее, задавался одним и тем же вопросом: зачем Магистру все это, чего добивается. В том, что он слегка привирал насчет самого дорогого артефакта в истории Земель Порядка, Мариус уже убедился. Конечно, так и не было ясно, что ж за мужчина лежал на алтаре вместо артефакта, но самое главное — то, что Мариус уже знал, что магистр лжет. Тут и смерть Фредерика перестала быть случайной: если кто-то видел, какие именно книги читал архивариус, и потом передал Магистру, а тот, в свою очередь понял, что Фредерик слишком близко подобрался к некоторым секретам Надзора, ничто не мешало заставить одного из пленных крагхов убить чересчур любопытного.

Пленные крагхи у Магистра были, и немало.

Мариус знал, что их держат в клетках в подземельях, что под фундаментом резиденции.

Некоторых крагхов использовали в учебных целях. Вскрывали заживо, когда надо было учить Стражей. Или выгоняли на арену со связанными крыльями. Или даже не со связанными, но на цепи. В конце концов, Стражей нужно было готовить, а для этого были необходимы тренировки. Сам Мариус убил не одного крагха, и далеко не одного двуликого, потому что так было нужно… И потому что сам он считал, что так правильно. То, что осталось от его семьи, намертво въелось в память, не вытравить ничем. А теперь вот вся картина мира пошла мелкими трещинами, начала осыпаться под ноги. И Пастырь ведает, чем все закончится.

Перед высокими воротами резиденции Мариус помедлил, собираясь с мыслями. Он шел беседовать с самим Магистром. И — нет, он не собирался ни задавать глупых вопросов, ни спорить, ни что-либо доказывать. Он планировал слушать и запоминать, чтобы потом обдумать на досуге.

Толкнул тяжелую створку из потемневшего от времени дуба.

Над головой сомкнулись высокие звездчатые своды. Отдали честь стражи, стоящие на часах. И Мариус решительно пошел дальше, вслушиваясь в звуки собственных шагов.

Здесь было тихо, очень тихо. Сумрачно. Просторно. Многочисленные колонны, на которые опирались своды, были лишены каких-либо украшений, словно повторяя один из девизов Надзора "Отринув роскошь укрепляю веру". В том, что далеко не все были согласны с этим высказыванием, Мариус уже убедился на собственном опыте.

Он миновал холл, прошел по узкому и темному коридору, поднялся на третий этаж и, наконец, остановился перед дверью в кабинет Магистра. Глубоко вдохнул и постучался.

— Входи, — раздалось изнутри.

Мариус подчинился, но, уже переступая порог, все же сбился с шага: у письменного стола Магистра, на полу, сидел крагх.

Это было нечто новое. Появилось дурное предчувствие, которое Мариус усилием воли задавил, выбросил прочь из головы. Чтобы там не замыслил Магистр — спасение в спокойствии и уверенности.

Он коротко поклонился наставнику, пренебрежительно скользнул взглядом по скорчившемуся крагху. Чудовище было довольно молодым, оперение — пестрым, черные перья мешались с ярко-синими. И глаза, серые. И когти черные, загнутые. А лицо — изможденное, но самых правильных очертаний. Почти как у Алайны. На шее крагха был застегнут ошейник повиновения, и от него тонкая цепочка тянулась к рукам Магистра.

— Проходи, — с усмешкой сказал Магистр, — как тебе моя птичка?

Мариус посмотрел прямо в глаза учителю, мысленно повторяя, что его спасение — в спокойствии.

Сказал невозмутимо:

— Не понимаю, зачем вам эта тварь. Здесь, в кабинете.

Красивое, но такое неподвижное лицо Магистра исказилось в недоброй ухмылке — а Мариусу показалось, что вовсе не кожа у магистра, а белая резиновая маска. Сдерешь ее — а там кость, старая, давно лишившаяся плоти…

— Сейчас поймешь, — ответил Магистр, и крагх поежился, опустил взгляд, чтобы не смотреть на Мариуса, — садись, поговорим.

Мариус пожал плечами, сел в кресло. Его ноги оказались очень близко к крагху, и Мариус уже прикидывал, что делать, если тварь все же попытается укусить или схватить когтистой лапой, но крагх потянул носом воздух, принюхиваясь, а потом сжался в комок, словно желая держаться от Мариуса подальше.

— Сегодня ночью кто-то пытался проникнуть в башню, где хранится Око Порядка, — тяжело роняя слова, сказал магистр, — что думаешь об этом?

— Злоумышленники. Еретики, — Мариус пожал плечами, — они были и будут, Магистр. Их следует найти и подвергнуть соответствующему наказанию. Но, право же, башня хорошо охраняется. Должна охраняться.

Магистр махнул рукой.

— Это была не просто попытка, Мариус. Я провел расследование, и стало понятно, что еретик, посягнувший на святыню, был не один. Они прибыли порталом, их, скорее всего, было двое. Один человек, второй — двуликий… И двуликий, перекинувшись, пытался забраться в башню сверху. Остались отпечатки на энергетическом профиле башни.