Потом Ланерье ей объяснил, что он просто никак не может поймать нужное настроение. Что что-то вот-вот, вертится, зудит, что-то рядом... Что-то плохое. Нужно поймать.
На него было страшно смотреть: волосы засалились, глаза впали, подбородок заострился, скулы, казалось, вот-вот проткнут пергаментно-желтоватую кожу. Он отказывался от еды, очень редко пил, и каждый раз, выходя из дома заниматься, Саю переживала, все ли с ним будет в порядке, постоянно отвлекалась, сбивалась с ритма, слишком резко колотила стаккато, превращая его в долбеж по клавишам.
Мудрая Ашида даже спросила, все ли хорошо у Саю дома.
Саю сказала, что не уверена. Она могла только надеяться, что все хорошо. Ланерье вот говорил, что все хорошо. Но она хотела, чтобы нашелся какой-нибудь специалист по Ланерье, который бы это подтвердил.
Она даже попыталась позвонить Варту или Жаннэй - знакомые имена в его записной книжке, - но те были недоступны. И Майя как сквозь землю провалилась.
Из класса она отчаянно рвалась домой; но дома она ничего не могла сделать, потому садилась за фортепьяно. Ланерье, кажется, помогали тихие и нежные мелодии, по крайней мере, под них он чуть меньше дергал ногой; она взяла у мудрой Ашиды несколько сборников пьес и этюдов - Экки, Шавалесе, вариации Тосы, еще что-то, какие-то сборники всего подряд; она думала - а вдруг, если она угадает, если подберет, то какая-нибудь поможет?
И к вечеру четвертого дня это случилось, хоть и не совсем так, как Саю представляла. Она только открыла крышку, только опустила пальцы на клавиши, только начала... Ланерье приоткрыл дверь и спросил:
- Вот это вот ты сейчас что играешь?
Саю вздрогнула от неожиданности.
- Х... Хроматическую гамму?
- Отлично. Играй дальше. То есть нет, сначала найди мне эту Окосову карту, прости, Лаллей, а потом садись и играй вот эту самую штуку... то есть сначала фломастер... карандаш? - Ланерье обессиленно сполз по косяку, и Саю пришлось перешагнуть через его ноги, - Что угодно! Быстрее! И играй! Не останавливайся. Телефон мне!
Карту чего? На всякий случай Саю притащила найденную в ящичках столиков для ленточек исчерканную карту Тьена и глобус. И свой пенал, который носила на сольфеджио. И телефон Ланерье - тот тут же ткнул на единицу и рявкнул кому-то с той стороны, человеку-на-быстром наборе:
- Мара!
Когда Мара примчался, он застал идиллическую картину: Ланерье дрых, прикрывшись зачем-то картой Тьена, как газетой, а Саю долбила эту несчастную гамму, изредка отнимая одну руку и переворачивая страницы книжки на пюпитре.
В книжке все шло к свадьбе.
В реальности Мара затряс Ланерье, как грушу, не обращая особого внимания на аккомпанемент.
- Где?
Саю повернула голову в его сторону, но ничего спрашивать не стала: кем бы этот Мара не был, Ланерье дал ему ключи, да и тут явно было какое-то важное дело. Не до нее.
Ланерье приподнял веко.
- Там, - сказал он, и поднялся, ухватившись за протянутую Марой ладонь.
Его чуть пошатывало.
Мара склонился за картой, вглядываясь в намалеванные синим карандашом круги.
- Это ж целое водохранилище. Водолазам звонить? Другие... водники?
Ланерье почесал нос и вдруг резко выбросил руку вперед, хватая что-то невидимое.
- Не. Берег. Живое. Вези - там доведу. - и, чуть другим тоном, в который вернулась его обычная мягкость, - Саюшка, деньги для мудрой Ашиды в конверте; мы вернемся, не волнуйся.
Саю открыла было рот: водохранилище, вода, может, она будет полезна, раз уж решили обойтись без водолазов?
И закрыла.
Разве она может быть полезна? Помешает только.
- Да, не волнуйся, - сказала она куда-то в сторону захлопнувшейся входной двери.
"Не волнуйся, я справлюсь"? "Не волнуйся, я обо всем позабочусь"? Саю не была уверена, что именно она хотела сказать.
Она сходила за продуктами. Пришлось надевать куртку Ланерье, а то Мара в спешке прихватил для Ланерье ее пальто, хорошо хоть, не сапоги.
Она даже не успела этого парня-на-быстром-наборе толком разглядеть. Интересно, что их связывает? Она знала, куда Ланерье поехал, они бросили карту, но не знала, зачем.
Дома она поставила вариться говяжью ногу. Это был сложный рецепт, но и получиться должен был вкуснейший суп, а главное, мясо и кости для этого должны были вывариваться часов двенадцать минимум. Можно будет все время следить. Все время думать о супе, а не о своей бесполезности.
Она присела на скамью у стола.
Возвращаться к фортепьяно не хотелось. Суп варился; она сходила прибраться к Ланерье в комнату, разобрала ленточки, затушила палочки, даже отдраила закопченные стекла, до которых у нее уже несколько недель не доходили руки.
Время шло.
Книжка была скучная: сюжет рывками скакал к свадьбе. Хоть бы убили кого по дороге для разнообразия.
Саю бросила книжку.
В конце концов взяла в руки конверт для Ашиды. Вытащила деньги, пересчитала, положила обратно, и прикинула, сколько это будет в хлебе. Потом - в говяжьих ногах. Потом - в детских чепчиках и условных плюшевых медведях воображаемой Кеттской фабрики.
Это было в пособии для рачительной хозяйки, мысленное упражнение: когда покупаешь что-то лишнее для себя, всегда считай, сколько хлеба отнимаешь у мужа, и сколько игрушек - у гипотетического ребенка. Так как условные плюшевые медведи всегда были смехотворно дешевы, их вечно получалось совершенно безумное количество.
