Любимая ведьма герцога (СИ) - Рябинина Татьяна

Герцог стоял у окна, и лицо его напоминало тучу, закрывшую солнце. Видимо, Медор уже рассказал ему обо всем.

— Я вас оставлю, — он едва ответил на мой поклон.

— Что случилось, Джен? — Тэрвин с недоумением проводил его взглядом. — Что с ним такое, ты не знаешь?

Я села не на стул, а на постель, пренебрегая правилами приличий. Обняла его крепко, поцеловала — как еще никогда раньше. Вдохнула поглубже — и начала рассказывать. С того момента, как получила на острове письмо о его болезни. И заканчивая событиями этой ночи.

Мы плакали, как дети. И целовались, как преступные любовники, с отчаянием безнадежной страсти.

— Только не забывай меня, Дженна, прошу тебя, — шептал Тэрвин мне на ухо. — Я буду ждать. Сколько понадобится. Если будет возможность передать письмо, пиши мне. И я буду писать. Отец придумает, что сделать с Гирмасом и дознавателями. Обязательно придумает. И тогда ты вернешься. Мне все равно, ведьма ты или нет. Я люблю тебя. И если б не твоя сила, я бы умер.

Я неловко шевельнулась, и он еще сильнее прижал меня к себе.

— Только не уходи, Джен. Сейчас не уходи. Побудь со мной сегодня.

— Не уйду.

Я скинула туфли, забралась на кровать и устроилась с ним рядом, поверх одеяла. Нисколько не заботясь о том, что подумают, зайдя в комнату, Кэррис, лекарь Двиан и даже сам герцог.

45.

Весь день я провела с Тэрвином. Даже если это шокировало заходивших в комнату лекаря и слугу, они не подали вида.

Разговаривали мы мало, больше молчали, держась за руки. Иногда целовались, но, скорее, так, как это делают на перроне перед отходом поезда. Прощаясь надолго. Было больно, и хотелось плакать, но боль эта из острой, на разрыв, скоро превратилась в тоскливо ноющую, похожую на бесконечный осенний дождь.

Я посматривала на свет за окном: сколько оставалось до темноты. И хотя давно перестала сравнивать эту жизнь и прошлую, невольно подкатило одно воспоминание.

Олег часто ездил в командировки, и тогда я провожала его в аэропорту. Первая наша разлука, на две недели. До регистрации на рейс оставалось полчаса, и мне одновременно хотелось, чтобы они не кончались — и чтобы поскорее закончились. Потому что не было сил терпеть эту пытку ожиданием.

— Мне пора идти, Тэрвин, — сказала я, когда спустились сумерки. — Как только стемнеет, я превращусь в сову. А еще надо попрощаться с отцом.

— Иди, Дженна, — тихо ответил он, поцеловав в последний раз. — Будь осторожна. Береги себя. И не забывай меня.

Ничего не видя от набежавших слез, я вышла в коридор.

«Странно, что Гирмас не заявился арестовать тебя лично, — впервые с ночи обозначил свое присутствие Кай. — Прямо сегодня».

«Я очень благодарна, что ты молчал весь день. Сделай одолжение, помолчи еще немного. У меня нет ни сил, ни желания разговаривать. Равно как и строить предположения, почему я еще не в тюрьме по обвинению в убийстве».

Кай благоразумно спрятался обратно в тину — сообразив, что сейчас меня лучше не трогать.

Медор и Маллен ждали в моей комнате. У Маллена к поясу были пристегнуты два увесистых мешочка-кошелька. Еще два лежали на столе, наверно, ожидая меня.

— А они никуда не денутся, когда превратимся обратно в людей? — спросила я, взвесив кошелек на ладони.

— Нет, — хмуро ответил Маллен. — Все, что на нас есть, так потом и останется. Иначе ведьмы прилетали бы на собрание голыми.

— Очень интересно, — не менее хмуро заметил Медор.

В этот момент дверь распахнулась, и вошел герцог. По сравнению с ним Маллен и Медор показались просто ясными солнышками.

— Гирмас требует твоего задержания, Дженна, — сказал он, остановившись на пороге. — Уверяет, будто у него есть свидетель, который подтвердит, что ты шла на галерею. Прямо перед тем как дознаватель Сунгур оттуда упал.

Медор многозначительно посмотрел на меня, потом на Маллена: а что я вам говорил?

— Немедленно уходите отсюда, — герцог нервно взмахнул рукой. — Его люди уже здесь, на мосту. Спрячьтесь где-нибудь. До темноты осталось совсем немного.

— На башню! — я вспомнила рассказ Тэрвина о том, как он нашел меня там. Тот самый рассказ, ставший нашим первым крошечным шажком навстречу друг другу. — Там никто не будет нас искать. И никто не обратит внимания, если с башни взлетят две птицы. К тому же в темноте.

— Идите, Дженна! — Медор порывисто обнял меня и поцеловал.

Герцог тоже коснулся губами моей щеки и повернулся к Маллену.

— Берегите ее, и вы об этом не пожалеете.

Привязывая на ходу к поясу второй кошелек, я вышла из комнаты вслед за учителем. Тускло освещенный коридор был пуст, но откуда-то снизу доносился шум.

— Быстрее, — Маллен схватил меня за руку и потащил так, что я едва успевала переставлять ноги.

«Кай?»

«Не знаю, — отрезал он. — Завтра вечером ты жива. Больше ничего не знаю. Шевелись!»

Лестница, галерея, другой коридор. И еще одна лестница — винтовая, на башню. Такая же темная, как и та, по которой мы спускались в подземный ход ночью. Возможно, та же самая, ведущая вверх и вниз.

— У меня такое ощущение, будто вся кожа горит, — пожаловалась я. — И плечи ноют.

— Быстрее, нисса Дженна! — повторил Маллен. — Нужно успеть подняться, пока не превратились в сов.

— А может, не надо? — я задыхалась и едва успевала нащупывать в темноте ступеньки. — Превратимся и полетим вверх.

— Там дверь. И внизу тоже, если не забыли. Можем слететь еще ниже, в подземелье, но и там дверь в конце. Окажемся на сутки в ловушке. А потом снова станем людьми. И останется только одно — бежать через подземный ход в лес. Раздобыть лошадей и пробираться в Ниат. Хотя наше описание уже завтра будет у всех дозорных, которые ловят беглых преступников. Убийство дознавателя — это не шутка.

— А почему бы Эризе не превратить нас снова в птиц? — удивилась я.

— Сначала она должна узнать, что это нужно сделать. Ее дом в городе, не во дворце. Как вы намерены туда добраться? Вплавь?

Кожу жгло все сильнее. Словно обгорела на солнце. Плечи, мышцы спины и шеи сводило мелкими короткими судорогами.

— Идите быстрее, не ждите меня. Откройте дверь!

Язык и губы не слушались, едва шевелились. Отпустив мою руку, Маллен пошел вверх, перешагивая сразу через две ступеньки. Я поднялась еще немного и остановилась: судороги захватили руки и ноги, сжимая их тисками резкой боли.

«Потерпи, Джен, — хотелось верить, что Кай мне сочувствует. — Это скоро пройдет».

«Откуда ты знаешь?» — огрызнулась я, и в этот момент где-то наверху раздался противный скрежет открываемой двери.

Он успел!

И тут же боль обожгла меня всю, с ног до головы, завивая в огненную спираль, заставляя сжаться в комок. Присев на корточки, я обхватила себя руками, опустила голову, прижала подбородок к груди.

Вспышка была сильной, но короткой — Кай не соврал. Тело стало… неудобным, тесным, как будто натянула платье на три размера меньше нужного. Захотелось встать, распрямиться, но ничего не получилось. Вместо этого я словно против воли взмахнула руками — нет, крыльями! — и тяжело поднялась над ступеньками, которые теперь прекрасно видела. Хотя и в каком-то странном цвете, уж точно не по-человечески. К тому же снова стала дальнозоркой, как Эльвира, которая последние десять лет читала в очках. А еще я слышала даже самый тихий шорох. И запахи чувствовала на порядок лучше нюхливой Дженны.

«Поздравляю с новым телом, — поддел Кай. — Это интересно. Такой энергии мне еще не перепадало».

Мах за махом я поднимала совиную тушку все выше и выше. Наверняка птицы ощущали полет совсем иначе, но я словно занималась в спортзале на тренажере. Ничего общего с детскими мечтами и снами, где взмахнешь руками — и паришь в воздухе.

Наконец лестница закончилась. За открытой дверью оказалась узкая площадка, кольцом обегающая башню. Большая ушастая сова сидела на перилах, и я устроилась рядом.

46.

Пожалуй, самым большим недостатком совиного облика оказалось то, что мы с Малленом не могли разговаривать. Наверняка у птиц есть свои способы коммуникации, но нам они были недоступны. И все же он прекрасно понял, когда я, едва не свалившись вниз, махнула крылом в сторону окна своей комнаты. Энергично крутанув головой почти в полный оборот, взлетел и направился туда. Заглянув в мое окно, опустился ниже, медленно пролетел вдоль первого этажа и вернулся обратно. Судя по всему, увидеть, что происходило внутри, ему не удалось.