Жажда безумия (ЛП) - Пирс Р. К.

— Не надо, — не то чтобы я не ценил его соболезнования, я их ценю, просто сейчас не хочу их слышать. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Он на мгновение задумывается, сосредоточившись на том, чтобы вырезать кончиком кинжала то, над чем работает. Я думаю, что мы просто будем сидеть в тишине, но он наконец отвечает.

— Помнишь, как однажды Красная Королева приказала всем в Стране чудес ходить на четвереньках в течение дня? — спрашивает он. — А если мы не выполняли этот приказ, нас подвешивали за пальцы ног во дворе и пороли на глазах у всех?

Воспоминание смутное, но настолько неожиданное, что я слегка смеюсь. Королева была известна тем, что придумывала идиотские правила, которые, по ее мнению, должны были соблюдать все. Возможно, она хорошо укротила подданных внутри замка, но не могла контролировать большинство из нас за его стенами.

— Да, — говорю я, улыбаясь.

Он ждет еще несколько секунд, поворачивая фигурку то в одну, то в другую сторону, прежде чем вернуться к работе.

— Я до сих пор иногда об этом вспоминаю.

— Ты это делал? — спрашиваю я, благодарный за кратковременное отвлечение. Мы с Данном ни за что бы не подчинились, как обычно, когда дело касалось ее приказов.

— Черт, нет конечно, — Чес смеется, качая головой. — Я сказал ей, что она может отлизать мне задницу, а потом насрал в ее розовые кусты.

Я смеюсь, представляя Чеса в его кошачьей форме, насравшего на драгоценные цветы Красной Королевы. Это самое нелепое, что он мог сказать, и как раз то, что нужно, чтобы отвлечь меня хоть на мгновение.

— А как насчет того раза, когда она приказала всем говорить задом наперед? — спрашиваю я, вспоминая еще одно глупое правило королевы. Было очень смешно слушать, как все пытались правильно произносить слова, боясь последствий, если ошибутся.

— Да. Я послал ее и в тот раз.

Смеяться гораздо приятнее, чем плакать, и, хотя это всего лишь капля радости в реке боли, я благодарен за это.

— Вот, — говорит Чес, протягивая фигурку, над которой он работал.

Я протягиваю руку спустя мгновение и беру ее, гадая, зачем он мне ее дает, если она для Алисы. Ему нужно мое одобрение? Он хочет, чтобы я поздравил его с тем, что он заполучил девушку, которая мне нравилась?

Но когда я смотрю на статуэтку, я вижу голову. Лицо мужчины с широко раскрытыми глазами и ухмылкой. Оно немного грубовато, но выглядит знакомо. Немного похож на меня.

— Давно я ничего не делал, — говорит он, кладя кинжал рядом с собой. — Как-то потерял к этому интерес, но решил сделать тебе что-нибудь на память. Если не нравится, ничего страшного. Наверное, она не очень похожа на него, но я не хотел сидеть над тобой, пока ты спишь.

Это не я. Это Данн. Крошечная фигурка, вырезанная из дерева.

— Дерево взято из его цепа, — добавляет он.

Это такой внимательный, но небольшой жест доброты, и я не могу не смотреть на лицо с восхищением. У меня в горле образуется комок, который не исчезает, когда я пытаюсь прокашляться.

— Спасибо, — говорю я, обхватывая голову фигурки пальцами и сжимая ее. — Я очень признателен.

— Не за что, — он встает и потягивается, вытягивая руки над головой. — Я пойду вздремну, прежде чем мы отправимся к часовой башне, если ты не против.

Я киваю, отводя взгляд и уставившись на деревья неподалеку, пока он направляется внутрь. Мне хочется броситься на них со всей скоростью, крича, чтобы монстры пришли и нашли меня, только чтобы я мог выплеснуть свою злость. Я хочу, чтобы они все страдали так же, как я, и хочу быть тем, кто причинит им боль. Может быть, если повезет, у меня будет такая возможность, прежде чем горечь сведет меня с ума.

Глава 22

Алиса

Медленный, ритмичный стук вырывает меня из сна, и я медленно приоткрываю глаза, оглядывая пещеру. Чес спит в нескольких футах от меня, но я нигде не вижу Диона, и это сразу заставляет меня встревожиться. Я вскакиваю, прислушиваюсь к размеренному «стук-стук-стук» и понимаю, что звук доносится снаружи пещеры, но не могу понять, что это может быть.

Прыгнув на ноги, я подбегаю к выходу из пещеры и осторожно выглядываю в поисках Диона, но его тоже нет.

Сердце сжимается, а пульс учащается из-за его отсутствия. Его вещи все еще здесь, значит, он не собрался и не бросил нас, но куда же он мог уйти?

И что за этот непрекращающийся стук?

Я жду еще в надежде, что он просто отошел в туалет или пошел на поиски еды, но по мере того как проходят минуты, моя тревога лишь растет. Мой взгляд останавливается на деревьях вдалеке, и, хотя я не могу быть уверена, мне кажется, что именно оттуда эхом доносится звук.

Наверное, мне стоило бы разбудить Чеса, прежде чем идти проверять, но я знаю, что ему нужен отдых. Он позволил мне выспаться больше, чем, возможно, следовало, так что теперь я собираюсь отплатить тем же.

Взяв кинжал, я еще раз осматриваю окружение у входа в пещеру, всматриваюсь во все стороны в поисках признаков движения, но все спокойно и неподвижно. Затем я выхожу на небольшой просвет и направляюсь к лесу в поисках источника звука.

Чем ближе подхожу, тем громче становится стук, и я на всякий случай держу кинжал наготове. После времени, которое я с ним провела, он чувствуется естественно в моей руке, словно ее продолжение, а не инородный предмет. Я иду тихо, ступая как можно аккуратней, лавируя между деревьями и корнями.

Наконец источник звука появляется в поле зрения, и я опускаю кинжал, потому что сердце падает в живот. Это Дион, он стоит ко мне спиной с мечом в руке. Он многократно вонзает его в бок толстого ствола дерева, медленно выдалбивая из него куски.

Я сомневаюсь, что он пришел сюда за дровами, значит, он пришел выплеснуть злость.

Сердце болит за него, и я хочу помочь хоть как-то облегчить его боль. Я подхожу ближе, слышу его тяжелое дыхание, и вижу, как рубашка прилипла к его телу от пота. Кто знает, сколько времени он уже здесь, рубая это дерево?

Я не хочу его напугать, опасаясь, что он может замахнуться мечом на меня, как если бы на него напали, но и оставить его здесь я тоже не могу. Ему нужен отдых перед тем, как мы отправимся к часовой башне, а не трата всех своих силы. Ему нужно вернуться в пещеру, а шуметь здесь так, что весь мир нас услышит.

— Дион, — тихо зову я, делая несколько шагов к нему. Либо он меня не слышит, либо снова игнорирует, поэтому я повторяю, чуть громче. — Что ты делаешь?

Вместо ответа он бьет сильнее, его напряжение видно по его плечам и рукам, когда он вгоняет металл меча глубоко в дерево и снова вырывает его. Чем ближе я подхожу, тем лучше вижу, насколько пострадало оружие. Оно погнуто, покорежено, с зазубринами в нескольких местах, и я не могу не подумать, не практиковался ли он сперва о скалистую стену горы за нами, прежде чем прийти сюда.

— Дион, — говорю я, подходя настолько близко, чтобы дотронуться, и решаюсь положить руку ему на спину. — Пойдем, вернемся в пещеру.

Я делаю шаг в сторону, чтобы привлечь его внимание, и вижу, как по его щекам текут ровные потоки слез, а глаза не отрываются от дерева. Я вздыхаю, не зная, стоит ли продолжать его трогать, ведь он явно не собирается слушать, прежде чем он в последний раз вгоняет меч в дерево и оставляет его в стволе. Затем он разворачивается, опираясь спиной к дереву и поднимает голову к ветвям над собой.

— Боль не проходит, — говорит он, закрывая глаза и глубоко вздыхая. — Это несправедливо. Данн не заслуживал смерти.

— Нет, не заслуживал, — соглашаюсь я. Подхожу ближе, кладу обе руки ему на руки и пытаюсь заставить его посмотреть на меня, что он нехотя и делает.

— Я хотела бы хоть как-то забрать твою боль, — говорю я. — Мне больно видеть тебя таким.

— Ты могла бы меня убить. Избавить от мучений.

Я медленно качаю головой.

— Я не могу сделать этого, Дион. Ты слишком много для меня значишь.