Королевство Бездуш (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир"

— Да? Надо же, — вполне натурально удивился он. — Только мне оно не интересно. Пустышка. Тебе место в захудалой школе за оградой, а не здесь.

Злость и обида запершили в горле. Вот, значит, как?

Не думая, сжала в кулаке глину и швырнула в нагло улыбающееся лицо гада. Не попала. Он мягко отклонился, кажется, даже не напрягаясь. И принялся разглядывать свою кожаную перчатку!

— Какая же ты нелепая, пустышка.

Следующим полетел увесистый моток ниток. Вандерфилд рассмеялся.

— Глупая.

Меня ослепила ярость!

— Совершенно бесполезное существо. Даже полы моешь плохо. Ты так меня раздражаешь.

Что?!

Каждый день в ВСА мне приходиться буквально отвоевывать. У меня нет денег, нет еды, нет одежды и друзей, ко мне пристают, надо мной насмехаются. Да что я такого сделала? Чем заслужила все это?!

— Я просто! — в полет отправлена ткань, следом — деревяшка… — Хочу! — кусочек железа, стекла, горсть песка… — Учиться. Просто учиться. Неужели так сложно оставить меня в покое? Неужели надо травить и издеваться? Снова и снова. Надо? Надо?. Ненавижу!

Вандерфилд уже не смеялся, лишь молча отклонялся от очередного моего снаряда. А когда под рукой ничего не осталось, я схватила лист бумаги, скомкала, понимая, что все бесполезно… Неужели, я и правда лишь никчемная пустышка, провались все пропадом?!

Ладонь кольнуло, под пальцами растеклось приятное тепло. И я открыла рот, увидев, как мой бумажный комочек — легкий и совершенно безобидный, вдруг увеличился в размерах, затвердел и превратился в снежный ком!

— Ргаеsidiо… — тихо сказал Эш.

Снежный снаряд растаял.

— Порой нужны другие эмоции, пустышка. А Тензия лишь созидатель. Слишком ласковая.

Я ошарашено застыла, не понимая, что сейчас произошло. Неужели… я нашла свой материал? Не веря, взяла со стола чистый лист — и снова ощущение тепла в пальцах… Святой Фердион. Но ведь я и раньше испытывала это чувство. Но всегда списывала на трепет перед обучением и новыми знаниями. А в библиотеках я и вовсе впадала в транс. Так значит, бумага? Это всегда была бумага?

Бумага!

От счастья захотелось смеяться, и я развернулась к Вандерфилду. И замерла. Но получается, он мне сейчас… помог? Да быть того не может. У него наверняка есть какой-то подлый план по очередному унижению пустышки!

Или — нет? Почему я никак не могу определиться в своих эмоциях? Вроде и сволочь, но из-за него я в академии, вроде и разозлил, но я нашла свой материал… И вот что я должна чувствовать?

— Зачем… зачем ты это сделал?

— Что сделал?

— Ты помог мне.

— Помог? — приподнялись светлые брови. — Ты бредишь.

— Ты заставил меня испытать злость, чтобы я почувствовала бумагу!

— Я всего лишь развлекался.

— Развлекался?

— Да. — Он смотрел в упор, на лице застыла маска безразличия. — Ты очень смешно выглядишь, когда злишься.

— Но… это жестоко!

— Это весело, — сквозь зубы процедил он. — Маленькая глупая пустышка, красная от ярости и обиды. Что может быть забавнее?

— Ты просто отвратителен.

Я обхватила себя руками. Внутри бушевали эмоции, я уже не понимала, что чувствую. С Вандерфилдом постоянно так. Слишком непонятно!

Он подошел ближе, склонил голову, рассматривая.

— Сколько у тебя s-единиц?

— Тебя это не касается.

— Да? — он смотрел задумчиво. — И все же.

— Отстань от меня, — разозлилась я. — Оставь меня в покое. Тебе больше заняться нечем?

— Точно. У меня совершенно свободный вечер.

— Ну так иди к своим друзьям и… подруге. А мне учиться надо!

— Думаю, тебе надо заняться стиркой моих вещей, — задумчиво протянул гад. — Кажется, мои друзья или… подруга снова что-то пролили на ковер. Или на покрывало. А может, и на обивку кресел.

— Может, они просто свиньи? — не выдержала я. — Раз все проливают и пачкают? Ты бы поосторожнее, знаешь поговорку? Скажи мне, кто твой друг…

Светлые брови Вандерфилда удивленно поднялись.

— Ого, огрызаться научилась?

— А я разве не умела? — повторила я его трюк с бровями.

— И не боишься? Смелая?

Я отошла к столу, за которым обычно сидел Томас, провела пальцем по поверхности.

— Просто просветилась насчет закона о стирании памяти, — тихо произнесла я. — Там впечатляющий список наказаний…

— Я уже говорил, что не люблю угроз, пустышка, — негромко отозвался Вандерфилд, а я пожала плечами.

— Я и не угрожаю. Просто попроси своих друзей крепче держать бокалы и ничего не проливать!

Вандерфилд в два шага пересек разделяющее нас пространство. Я пискнула, оказавшись зажатой между ним и столом. Эш не прикасался, лишь смотрел, прищурившись, словно надеялся пробраться внутрь моей головы. Или так и есть? Я похолодела.

— Какой у тебя потенциал? — процедил он. — Отвечай!

— Потенциал пустышки, — рявкнула я. — Один или десять, тебе ведь все равно. Какая разница?

— Все началось с той ночи… — он нахмурился. — Мне кажется… нет, глупость…

Он осекся и помрачнел, продолжая рассматривать мое лицо. Я осторожно выдохнула.

— Если глупость, то может, ты оставишь это при себе и дашь мне спокойно потренироваться?

— Как ты сбросила влияние Ривза? Как убереглась от моего внушения? У тебя ведь нет защитного экрана.

— С чего ты взял, что нет? — запальчиво выкрикнула я.

Вандерфилд глянул недоверчиво. И вдруг склонился ниже.

— Sitis! — выдохнул он мне в лицо.

Я ахнула, скорее от неожиданности и непонимания. Покачнулась и схватила руку парня, чтобы не упасть. Он сжал ладонь, удерживая меня. Глянул на наши соединенные пальцы, тяжело перевел дыхание.

— Sitis, — почему-то повторила я.

— Что? — неверяще произнес он. Прижал руку в перчатке к горлу, тяжело сглотнул. — Ты отразила заклинание? Вот только… Да чтоб тебя!

Я хотела узнать, что происходит. И что все это значит. И какое заклинание ко мне только что применили. И даже как я могла его отразить, если учесть, что никакого экрана у меня в помине нет…

Но не успела произнести ни звука.

Вандерфилд рывком притянул к себе и поцеловал. Смял губы, лизнул жадно. Подхватил под ягодицы, усаживая на стол и раздвигая ноги. Вклинился между моих бедер, натянув ткань платья, прижался. И все это в один миг, продолжая ласкать языком и не давая даже вздохнуть, не то, что подумать…

Впрочем, думать мне почему-то совсем не хотелось. Внутри меня поселился проклятый огнезмей, он вспыхнул внизу живота, а потом растекся жаром по венам. Дышать стало нечем, сухое горло требовало влаги. И почему-то не воды, а поцелуев… Его поцелуев. Вандерфилд выругался. Надо же, а я думала, аристократишка не знает слов из лексикона работяг Котловины. Но от грязных словечек стало лишь жарче нам обоим. Я даже не поняла, когда Эш успел расстегнуть пуговички на моем вороте, лишь выгнулась от прикосновения горячих пальцев. Как-то плохо соображая, я уперлась ладонями в грудь парня, сама не понимая, что хочу сделать. Оттолкнуть? Или нет?

Он втянул воздух и закинул мои ладони себе на шею, безмолвно приказывая обнять. Пальцы легли на стриженый затылок, зарылись в жесткие светлые волосы… Эш повторил зеркально — запустил пальцы в мою прическу, снял заколку, отбросил, растрепал пряди. Обжигающий кожу рот скользнул по шее вниз — влажно и так дико, так чувственно. И снова вверх — к губам, оставляя тянущее чувство предвкушения и желания…

— Проклятье… — он дышал с трудом — хрипло, рвано. Лаская мою грудь сквозь ткань, дергая оставшиеся пуговички. — Ты мне мозг сносишь…

Вжался в мои бедра — лихорадочно, сильно. Руки, наконец, справились с подолом и ладони легли на ягодицы. Чулки я не надела, решив, что в здании академии достаточно тепло. И сейчас от прикосновений к обнаженной коже стало нечем дышать. Кожаная перчатка на правой руке Эша почему-то ощущалась прохладной, и это создавало возбуждающий контраст с горячими пальцами руки левой.

Эш мучительно сглотнул сухим горлом. Оторвался с трудом.

Я видела, как бьется жилка на его виске, как проступают от возбуждения вены на шее, как расширяются зрачки, уничтожая летнюю зелень глаз.