Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма

— А если всё-таки снеговика разобьют? Тут на углу есть противнючие мальчишки-хулиганы!

— Слушай, Кальт, — Рэй на мгновение остановился, — ты — королевский брат. Твой отец руководит огромной армией, а мать пугает даже твоего отца. Ты серьёзно полагаешь, что мальчишки-хулиганы могут тронуть твоего снеговика?

— Ну на нём же не написано, что в Его Величестве проснулось детство, и он решил заняться детской забавой! — тут же возмутился Кальт. — Ты ж не можешь гарантировать, что они его и вправду не тронут! А научи магическим приёмчикам, а?

— Кальт, рано.

— Ну научи!

— Я сказал — рано! — по правде, ему самому и в двадцать пять было рано, и только к тридцати годам, когда дурость из головы выветрилась, Рэй научился пользоваться своей силой умеренно и целенаправленно. А то так пытаешься облагоразумить императора Халлайнии, а он берёт и при всём честном народе на колени и головой в пол…

Брат, кажется, обиделся. Шэйран на это внимания не обращал — он обижался по десять раз на дню, — и только быстрее зашагал в сторону дворца.

…Замок будто бы сверкал, что снаружи, что изнутри. Сотни маленьких огоньков блуждали по воздуху, воссоздавая воистину магическую атмосферу, и Рэй сам замер, удивлённо улыбаясь яркому сиянию. Когда он был маленьким, мама называла всё это глупой детской блажью и ересью, а значит, в их доме никогда ничего не светилось и не походило на магическое действо.

Но сейчас — и Шэйран был рад, что застал это, — казалось, что они попали в самую настоящую сказку.

На улице уже темнело, становилось холодно, особенно в тонком плаще после Халлайнии, и Рэй ступил в замок с радостным осознанием того, насколько дома может быть тепло и уютно. Кальт запропастился уже через мгновение — его ужасно раздражало то, как слуги пытались заискивать перед королём и как в тот же миг дружественно с ним обращались.

Шэйран был готов поклясться, что самым страшным проклятьем для Кальта было бы занять тот самый неуютный стул и надеть на голову корону, которую Рэй так и не рискнул переплавить на венчальные браслеты. На его запястье замер другой, простой, без излишеств — и почему-то мужчине казалось, что лучшего для них с Моникой придумать было нельзя.

Ведь главное — не то, кем они являлись, а что любили друг друга, не так ли?

Из огромного зала для пиршеств уже доносились приятные ароматы. Слуги, гости дворца, придворные — каждый имел право занять место там; королевская семья обычно собиралась в малом зале, и Шэйран, заглянув на мгновение и поприветствовав их, поднялся на этаж выше.

В семейной обстановке всегда было приятнее. Не так шумели, не так мешали, можно было остаться хоть однажды наедине со своей семьёй — и, более того, раз в год они могли почувствовать себя не королями, королевами или великими полководцами, а нормальными людьми. Ну а если захочется поучаствовать в ежегодном балу, то для этого надо всего лишь спуститься вниз.

Официальное празднество, впрочем, завтра — тогда приглашают вельмож со всей страны, и звуки бала не стихают до самого утра. Но там не место ни детям, ни простому человеческому счастью, просто очередное мероприятие, такое же, как и всё остальное.

Шэйран переступил порог малого зала с уверенностью, что увидит там свою семью — и замер с улыбкой на пороге, дожидаясь, пока его заметят.

Отец так и остановился, не открыв бутылку с вином — то ли не ожидал, то ли, может быть, думал, что Рэй припозднится.

— Кальт, зараза, — нарочито медленно протянул он, наконец-то откупоривая бутыль, — ты почему сказал, что твой брат прислал послание о том, что будет только завтра?!

— Папа, прекрати, — отмахнулся Рэй. — Он же ребёнок, пошутил.

— Ребёнок! — рассмеялся Дарнаэл. — Ты, будучи ребёнком, никогда не… Кальт! Прекрати демонстрировать всем язык, не то отведу к лекарю!

Мальчишка притих — лекарь был самым страшным его ночным кошмаром, особенно зубной. Зачем они, если можно выпросить у брата маленькую дозу исцеления и навеки забыть о лишнем молочном зубе или о том, что с носа текло пару минут назад?

Шэйран сделал ещё один шаг вглубь комнаты — и остановился наконец-то напротив жены.

Она никогда не бросалась с разбегу ему на шею, если они были не наедине, сегодня — и вправду не могла, потому что ещё месяц-другой — и рожать. Подошла настолько быстро, насколько могла, и нежно обвила шею руками.

— Я скучала, — совсем тихо прошептала Моника ему на ухо, — и я вправду прибью твоего брата когда-нибудь!

Он обнял её в ответ, прижимая к себе.

— У нас сын или дочка? — вместо ответа о брате, поинтересовался Рэй.

Моника только уклончиво улыбнулась и, вывернувшись из его объятий, поспешила к богатому столу.

…Шэйран ненавидел сидеть во главе стола — пожалуй, потому, что это лишний раз напоминало о королевской обязанности. Поэтому самый большой восторг на этом празднестве у него вызывало то, что стол был круглым, и никто не должен был выделяться из общей массы.

Так они больше чувствовали себя семьёй — одной большой, надёжной и крепкой, семьёй, которой не страшны никакие невзгоды.

Дети обычно сидели рядом с родителями — Кальт сейчас, впрочем, был изгнан за детский стол, потому что висеть на плечах у отца и дёргать его за кудри — верх неуважения. Дарнаэл то и дело срывался на обсуждение военной стратегии с Кэором — племянник был единственным, кроме младшего сына, способным ощутить истинную прелесть воинственности своего дядюшки. Ирил и Льена — дети Эрлы, — периодически донимали отца и мать, одинаково светловолосые, светлоглазые, похожие на отца — особенно дочка, — и всё выпрашивали, как и Кальт, подарки.

Лиара, отмахиваясь от свекрови — у них всегда плохо складывались отношения, — обращалась к дочери, то и дело пытаясь вовлечь её в разговор, и Рэй и сам не заметил, как заговорился с Анри и Эльмом, одинаково интересующимися относительно халлайнийской кампании.

— И как, — весело подмигнул ему Марсан, — симпатичные у него шесть дочерей?

— Особенно младшая, — фыркнул Шэйран, уворачиваясь от лёгкого удара супруги.

— Это которой десять? — оживился Дарнаэл. — Да, милое дитя. По-моему, единственное неиспорченное существо во всём том кодле. А что, он и её сватает?

Рэй усмехнулся — император Халлайнии, несчастливый обладатель шестерых дочерей, никак не мог просватать их за королей соседних держав — то тому, то тому грозил войной, но ни один почему-то от этого не хотел принимать это величайшее сокровище, одно из его чад.

— Очень жаль, что ты отказался от нашего охранного отряда, — покачала головой Сандриэтта. — Между прочим, будь я заместо твоего…

— Оторвись ты от своего полугодовалого ребёнка и рванись через всю пустыню за своим королём — о да, это сделало бы мне большую честь! — скривился Рэй. — Сами справились. Войско уже давно отбыло, вот и я теперь — нечего иметь с Халлайнией дело.

— А учёные? — Эльм вздохнул. — Прошлый разнёс уже три лаборатории.

— Этого я поселю не в Ламаде, — пообещал Шэйран, переглядываясь с женой. — Мон, что-то не так?

— Халлайния решила отобрать у меня мужа ещё и в вечер Восхождения? — фыркнула она. — Сколько можно разговаривать о политике?

— Это у них в крови, — отмахнулась Лиара, — так что, милая, тебе пора привыкнуть.

— Да ведь я не Антонио — привыкать ко всему плохому, что есть в моей второй половинке! — она весело покосилась на мужа. — Верно, Рэй?

— Достигнуть мастерства Антонио невозможно, — покачал головой он. — Отправиться в деревню, утвердить там матриархат…

— Они счастливы, — отметил Дарнаэл. — Точнее, Реза счастлива. Всё ещё мечтает о дочке…

— Так у неё три сына! — повела плечами Мон.

Рэй вновь покосился на неё, но ответа так и не получил. Знала ведь — иначе ответила бы, что пока не уверена в том, кто у них будет, — но не говорила.

— Лучше три сына, — отметила Лиара, — чем целая библиотека книг и один король в семействе.

— Два! — в один голос возмущённо возразили Дарнаэл и Шэйран — и расхохотались тоже в один голос, словно удивляясь тому, как до сих пор реагировали на её ставшую уже ежегодную шутку.