Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня

Немного нервно сдернув перчатки, я направилась в просторный коридор женского крыла. Но все-таки не выдержала и обернулась, неловко прижимая к себе бумажный сверток с посылкой, будь она неладна. Кристофер продолжал улыбаться. Вероятно, в этом и состоял план, отправить меня к Гэли, а сам в это время… Что? Будет расточать улыбки? И Девы с ним. Пусть расточает.

Тогда почему же жжет внутри?

Одиннадцатая комната под литерой «А» оказалась почти в самом конце крыла. Сперва шли сдвоенные двери общих палат, где лечились зажиточные горожане, но не настолько зажиточные, чтобы позволить себе отдельную комнату и личного целителя. Потом апартаменты богатых купцов и дворян. Бедняков принимали бесплатно с черного хода, там обычно оборудовали несколько кабинетов первой, а зачастую и последней помощи, ибо когда неимущие надумывали обращаться за лечением, как правило, бывало уже поздно. Дома целителей строили так, чтобы эти два мира никогда не пересекались, в этих коридорах никогда не встретишь больную проказой попрошайку и подцепившего лишай лесоруба.

Миэры не относилась ни к тем, ни к другим, они относились к тем, кто мог купить этот и еще дюжину других домов целителей. Я постучала по двери и, дождавшись раздраженного «кто там еще», вошла в комнату. Гэли в домашнем светлом платье сидела на кровати. Недовольная, простоволосая и надутая на весь мир, совсем как я, когда отец запретил мне идти деревенскую ярмарку. Видимо, покой, который ей положили, шел не впрок.

— Привет, — поздоровалась я. — Надеюсь, ты тут не умирать собралась?

— Если только от скуки. — расцвела улыбкой подруга, вскочила с кровати, в нарушение всех приличий, обхватила меня руками и закружила по комнате, нараспев приговаривая, — Иви-Иви-Иви!

— Отпусти, ненормальная, — рассмеялась я, едва не выронив сверток со шпагой.

— Уж думала ты не выберешься. В Магиусе же экзамены?

— Я тоже так думала.

— Рассказывай, — потребовала она, снова забираясь на кровать.

— Ну уж нет. Сперва ты.

— Да все хорошо, — она махнула рукой, — Бок распороло, крови было море, — она даже зажмурилась. — Пять стежков наложили. Я в обморок упала, папеньку перепугала так, что он теперь отказывается меня забирать, хотя могла бы спокойно сидеть и дома под присмотром Милы, — она вздохнула, — Скоро снимать швы. Вот готовлюсь опять… падать, — она поморщилась, — Думала уж меня от экзаменов освободят, по случаю ранения, но куда там. В виде исключения мне разрешили сдать их позже, а папенька им пока магическую оружейную построит, — Гэли хихикнула, — Я вот думаю, может сразу новый замок заложить, а я пару лет погуляю.

Я качала головой, слушая болтовню подруги. Один из узелков, что был затянут где-то внутри меня, сперва ослаб, а потом и вовсе исчез. Я и не представляла, как соскучилась.

— Теперь рассказывай ты. Поймали лиходеев, что за моим зеркалом охотились? Серая сказала, что уже скоро.

— Ну, — протянула я, положив сверток на стол, — Ловят. Один из них, кстати, здесь.

— Знаю, папенька грозился ему лично голову снести, но его уверили, что лиходей в тюремной палате, ну знаешь, для опальных дворян, и с ним неотлучно двое Серых. А в тюрьму нельзя, говорят, сразу окочурится может… Эх, сама бы зеркалом треснула, чтобы получил, наконец, желаемое, — подруга покосилась на кулек, но ничего не сказала.

— Думаю, ему не зеркало было нужно, — сказала я, отходя к окну.

Сказала и почувствовала облегчение. Развязался второй узелок, будто что-то, исподволь не дающее спать по ночам… нет, не исчезло, просто… Я ведь с самого начала знала, что это так, но предпочитала отмахнуться, а вот сейчас произнесла.

— Не зеркало? — удивилась Гэли.

— Нет, — я коснулась светлой портьеры, за стеклами беспорядочно летел снег. — Тот гвардеец получил твою сумку, за которой не побоялся спрыгнуть на лед Зимнего моря, — я вспомнила, как бежала сквозь лабиринт улочек, как увидела его, как он бросил саквояж на снег, словно ненужную вещь. А потом все равно бросился за мной. Но если гвардеец уже получил желаемое — это лишено смысла. — Получил и не ушел. А сейчас еще лавку Гикара сожгли.

— Кто сжег? Зачем? — подошла ко мне подруга.

— Не знаю, но Оуэн думает, что все связано.

Свет в лампах едва заметно колыхнулся.

— Оуэн? Крис? — переспросила она.

— Вы ведь знакомы?

— С «жестоким бароном»? Да, — не смущаясь, ответила подруга.

— Расскажи, — схватив ее за руку, попросила я.

— Да, нечего рассказывать. Папенька одно время рассматривал его кандидатуру на пост зятя, — она дернула плечом, — Но потом, раскопал одну неприятную историю…

— Про кнут и собак? — шепотом спросила я.

— Ты уже знаешь? — грустно улыбнулась она, — Да. Отец велел мне о нем забыть. Хотя конечно, Кристофер красив и богат, — голос Гэли стал мечтательным, — Высокий, а плечи какие, как представлю, что он несет меня на руках… ммм, Ай! Иви! Мне больно!

Она дернулась, вырывая свою руку из моих.

— Прости, — пробормотала я, — Не знаю, что на меня нашло.

Она внимательно посмотрела мне в глаза, и лукавая улыбка вернулась на ее лицо.

— А по-моему, знаешь. По-моему, все очень просто. Ты…

— Не произноси этого, — кровь бросилась мне в лицо.

— Влюбилась, — закончила подруга.

— Нет, — слабо возразила я.

— А судя вот поэтому, — она подняла руку, где проступал красноватый отпечаток ладони, — Да. Рассуждаешь об артефактах, пожарах, а очевидного не замечаешь, — Гэли опустила руку и с интересом спросила. — И каково оно? Как в романах, да? Сердце выскакивает из груди, а душа томится, словно в клетке, желая улететь к любимому?

— О Девы, — едва не рассмеялась я, — Моя пока никуда не хочет улетать. Ей и со мной неплохо. Так что понятия не имею, — я отступила к столу, на котором стояло блюдо с фруктами, сердце, надо сказать, действительно колотилось, но не от любви, а от ужаса. Что это за любовь такая?

— Это же так здорово, — воскликнула Гэли, — Вечно я пропускаю самое интересное. Рассказывай, — потребовала она, — Он тебе уже признался? Стихи читал? Или серенады пел? Цветы? Подарки? Вы… вы целовались? — последний вопрос она произнесла шепотом, замирая от страха и восторга одновременно.

— Нет. Нет. И нет! — ответила я на все разом, — Только серенад мне не хватает, чтобы Магиус потешался, а отец запер бы в четырех стенах.

— То есть ты даже не знаешь, любит ли он тебя? А если нет? — Гэли совсем не нравилось то, что она говорила.

— Скажу тебе точно, что нет, — вздохнула я.

— Но… но это неправильно, — всплеснула руками подруга, — Все должно быть не так. Любовь она совсем не такая, она такая… такая…

— Какая? — мне и вправду было интересно.

Но ответа я не услышала, потому что закричала женщина. Тонко и испуганно. Гэли замерла с открытым ртом.

— Часто тут так?

— В первый раз, — замотала головой подруга, — Операционные маги экранировали, там можно пищать в свое удовольствие.

Она еще недоговорила, а я уже бросилась к двери. Потому что перед глазами встала картинка, как Крис улыбался той девушке. И слова, произнесенные подругой, но почему-то с интонациями матушки — «жестокий барон». Жестокий, но не сумасшедший же? А если и сумасшедший, то может, когда я увижу это собственными глазами, наваждение, которое Гэли назвала любовью, сгинет?

Я выскочила в коридор. Одна из дверей приоткрылась, на нас испуганно посмотрела женщина с растрепанными темными волосами. Скрипнула еще одна и из-за нее выглянула седовласая старушка в белоснежном чепце.

Снова крик, на этот раз краткий и острый, словно укол шпагой.

— Это в мужском крыле, — предположила темноволосая.

Я подхватила юбки и бросилась бежать по коридору. Глупо и недостойно леди, но я уже поняла, что иногда куда важнее быть не графиней, а магом. Защитником. Кому-то, возможно… только бы не Крису, только не Крису… может понадобиться помощь. Я уже успела побывать на месте жертвы, совсем недавно на набережной. И узнала цену помощи. Надо позвать целителей, надо…