Абордажная доля - Кузнецова Дарья Андреевна

— Забавно.

— Что именно?

— Ты забавная, — пояснил он, хотя понятнее не стало. — И еще забавно видеть, насколько выводы зависят от призмы восприятия. Серый, капитан «Ветреницы», при всей его подозрительности не выказал сомнений. И почему я, по твоему мнению, пошел в пираты?

— Ты кому-то мстишь? — ткнула я пальцем в небо. — Ну, конфликт какой-то серьезный был со старшими по званию, или, может, кто-то еще как-то сильно тебя обидел… В общем, это точно что-то личное!

— Забавно, — со смешком повторил Клякса. — Можно сказать и так, да. Личное, — уронил он тяжело, веско, явно вкладывая в это слово какой-то особенный смысл.

Дальнейших пояснений не последовало. Несколько секунд я еще ждала — может, Глеб передумает, — но мужчина явно посчитал тему закрытой. Очень хотелось все-таки выяснить правду, но настаивать я не стала, не до того.

Тем более что предположение у меня после этого его «личного» появилось — простое и очевидное, и странно, что раньше оно не пришло в голову. Наверное, все дело в какой-то женщине. Может быть, она бросила Кляксу после ранения или, хуже того, ушла к другому, попрекая его деньгами, вот он и разозлился. Наверное, он сильно ее любил…

Не знаю почему, но Глеб, несмотря на его хладнокровие и сдержанность, все равно казался натурой страстной и увлекающейся. Это мнение сложилось после наших совместных танцев: Клякса не механически двигался, а чувствовал и любил музыку, и процесс доставлял ему удовольствие.

А еще в пользу этой версии говорили андроид и рассуждения Кляксы о женщинах, когда он рассказывал, какие они вызывают у него эмоции. Он ведь ни словом не упомянул о близости по взаимному согласию, словно для него подобного варианта не существовало! Очень похоже на последствия обиды: воспитание, привычки, глубоко въевшийся кодекс чести офицера не позволяли ему измываться над слабыми и высказываться о них совсем уж уничижительно, вот он и выбрал вариант, который устраивал со всех сторон, — приобрести андроида и вычеркнуть любые чувства из собственной жизни.

От этих рассуждений любопытство разгорелось еще больше, ужасно захотелось узнать, какой женщина была. А еще на примерах из жизни доказать, что не все такие, и вообще, жизнь на этом не кончается, — но я, к счастью, сдержалась. Вряд ли Глеб захочет выслушивать такие рассуждения от кого бы то ни было, а уж тем более — от девчонки, у которой опыт близких отношений сводится к чтению книжек про любовь.

Так что я решила поступить мудро и сменить тему, направив и собственные мысли, и мысли Кляксы в другую сторону.

— Какие странные деревья, — заметила, вглядываясь в скрытые дождем силуэты, которые были уже достаточно близко.

— Деревья? — переспросил Глеб чуть рассеянно. — Да уж, деревья те еще… Может, тебе глаза прикрыть? — предложил он с сомнением.

— Зачем? — опешила я. — Что там не так?

— С головой у хозяина этого места что-то не так, — проворчал Глеб. — Зрелище крайне неаппетитное.

— Еще хуже, чем те монстры, которых ты расстрелял? И которых мы потом ели? — не удержалась я от иронии.

— Да. Вот это даже я в здравом уме съесть не смог бы. Ну или надо очень, очень долго голодать.

— Ты можешь толком сказать, что там такое?! — возмутилась я, потому что слова Кляксы возымели обратный эффект: я начала вытягивать шею, чтобы рассмотреть изломанные силуэты повнимательнее. Любопытство зудело все сильнее.

— Хм. Наверное, правильнее всего будет назвать это «расчлененкой».

— Чего?!

— Изуродованные фрагментированные трупы. Человеческие или кого-то, очень близкого к людям. Так понятнее? — с нотками сарказма уточнил он.

— Это я поняла, но как это может выглядеть деревьями?! И как ты вообще это видишь, у тебя там бинокль встроенный?!

— Да, — усмехнулся он. — Встроенный в броню.

Только теперь я наконец обратила внимание, что глаза измененного закрывала прозрачная полоса защитных очков. Видимо, не только защитных.

— Так, может, стоит это обойти? Если даже тебе неуютно, — пробормотала я. Фантазия, к счастью, оказалась бессильной представить нечто, способное впечатлить пирата, но здравый смысл подсказывал, что мне это понравится еще меньше.

— Я уверен, что такая возможность местными творцами не предусмотрена, и даже пытаться не стану. Поэтому и предложил тебе закрыть глаза, это самый простой вариант.

— Зная себя… Не поможет, я все равно не удержусь. Если только завязать, и руки еще за спиной, для надежности, — вздохнула я. — Но все равно ведь нечем.

— Это было бы… весьма интригующе, — с расстановкой, каким-то непонятным тоном проговорил Глеб, больше себе под нос, чем отвечая на мои слова.

— Что именно? — не поняла я.

— Вин! — насмешливо фыркнул он. — Не обращай внимания, мысли вслух. А что до пейзажа — может, тебя-то как раз не проймет до рвоты, все-таки врач.

И сразу после этих слов я наконец-то смогла сообразить, что именно приняла за деревья. То ли мы подошли достаточно близко, то ли дождь пошел на убыль, то ли объяснения Кляксы сдвинули что-то в моем восприятии, заставив связать картинку и суть.

— Да они, по-моему, больны на всю голову, — пробормотала я.

Нет, тошнить меня от увиденного не начало, тут Глеб оказался прав. Но это было настолько странно, настолько чудовищно, что не вызывало никакого эмоционального отклика, кроме отрешенной растерянности и недоверия к собственным глазам. А наличие во всем этом какой-то извращенной, безумной логики одновременно завораживало и вызывало холодок, бегущий по спине.

«Деревья» состояли из разделенных на части тел, натянутых на какую-то серую основу — или сросшихся с ней. Кости-ветки, скрепленные вытянутыми, разобранными на волокна мышцами и сухожилиями; листья — ошметки желтоватой с просинью кожи; внутренние органы — плоды и гирлянды из кишок на ветках. Каждое дерево явно состояло из нескольких трупов, но у каждого имелось по одной целой голове, и неподвижный взгляд остекленевших глаз пугал по-настоящему. Не зря покойникам всегда закрывают глаза…

— Кем нужно быть, чтобы придумать вот это?!

— Ну, для этого определенно нужно иметь фантазию, — флегматично ответил Глеб.

— И что, интересно, они этим проверяют? — продолжила я негодовать. — Брезгливость?

— И ее тоже, но не только. Видишь ли, эти лица мне знакомы, — невозмутимо пояснил он. — Родные, друзья — все близкие люди.

— И ты говоришь об этом так спокойно?! — пораженно уточнила я.

— Вот именно на это испытание рассчитано, — кивнул Клякса. — Я ведь знаю, что это просто картинки, вынутые из моей головы. Большинство этих людей давно уже умерли, кого-то я хоронил сам. Судьба остальных мне, конечно, неизвестна, но это не повод думать, что передо мной именно их трупы. Понимаешь, здешние хозяева с их технологиями легко способны заставить любого человека поверить в правдивость происходящего, как обманывают сейчас наше зрение, осязание и остальные чувства. А если они так не поступают, значит, это просто испытание, цель которого — отсеять слабых и психически неустойчивых.

— Но почему именно так?!

— Спроси что-нибудь полегче. — Он чуть пожал плечами. Пару мгновений помолчал и добавил задумчиво: — Вообще, все это что-то напоминает, но я никак не могу вспомнить, что именно.

Меня передернуло.

— Я такого точно никогда не видела! А то бы запомнила, — пробормотала угрюмо. Мне даже не хотелось представлять, что где-то существует место, подобное этому.

— Хорошо, что ты не закрыла глаза, — вдруг ровно заметил Клякса.

— Почему?

— Когда придется бежать, все это не станет неприятным сюрпризом.

— «Когда»? Не «если»? Что за пессимизм? — растерянно спросила я. — Может, отстреляться получится!

— Потому что они начали моргать и шевелиться вне зависимости от ветра. И мне совсем не верится, что они ограничатся исключительно психологической атакой, — разъяснил Глеб и сбавил шаг. — Слезай, приехали.

Я страдальчески вздохнула, но ничего не сказала и неловко сползла по спине мужчины.