Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

Вряд ли Волков не знал о репутации Воронова, а значит, подсовывая этот труд, он уже играл нечестно и хотел так напугать, чтобы я немедленно побежала к нему за спасением от участи хуже смерти.

— Почему не имеют, Елизавета Дмитриевна? — снисходительно ответил Тимофеев. — Имеют. Но это бывает редко и обычно заканчивается полным исчезновением одного из зверей, а вовсе не смертью и безумием носителя, как хотел доказать неуважаемый господин Воронов. Да, расставание с одной из ипостасей носители переживают очень тяжело, но переживают. И вообще, Елизавета Дмитриевна, убрали бы вы эту пакость со стола, у нас тут августейший визит намечается. Не дай боги, заметит кто. Доказывай потом, что я эту глупую теорию не поддерживаю. Репортёрам только подавай сенсацию. В стол вон уберите, и побыстрее.

— Августейший визит? — уточнила я, запихивая злополучный томик в верхний ящик и прикрывая его стопкой бумаги на всякий случай.

— Цесаревич с невестой вскоре должны наведаться, — куда более благодушно сказал Тимофеев. — Софья Данииловна делает вид, что патронирует лечебницы, вот и будут опять с нами беседовать на предмет того, чем мы можем помочь её подопечным.

— Почему делает вид? Может, она принимает живейшее участие в их работе, Филипп Георгиевич? — возразила я.

Хотя если Софья Данииловна хоть немного похожа на Ксению Андреевну, то живейшее участие она принимает лишь в том, что ей нужно для поддержания собственного имиджа, уж не знаю, какого именно. Но судя по пренебрежению Тимофеева, имидж там довольно-таки ущербный получается.

— Софья Данииловна-то? Шутить изволите, Елизавета Дмитриевна. Сразу видно, не допускала вас княгиня ни к чему серьёзному, а то знали бы, что она из себя представляет. Решение Львовых породниться с Соболевыми было совершенно правильным, вот только не ту кандидатуру выбрали, — проворчал Тимофеев.

Тут я наконец вспомнила предупреждение Соколова, что Тимофеев в родстве с Соболевыми, и порадовалась, что не успела сказать ничего лишнего. А ещё поняла, что сам Тимофеев, скорее всего, находится в оппозиции к действующему князю, если позволяет себе критиковать его решение в присутствии посторонних. Или всё дело в том, что Филипп Георгиевич хотел бы видеть на троне другую представительницу своего клана?

— По отзывам, Софья Данииловна — чудесная барышня, — осторожно вставила я в возмущённую речь заведующего лабораторией. — Нежная и отзывчивая.

Тимофеев открыл было рот, но наверняка тоже вспомнил, что не в его интересах вываливать на посторонних подробности внутриклановой жизни. Особенно учитывая, что Рысьины не были близки с Соболевыми. Во всяком случае приязни между моей бабушкой и Филиппом Георгиевичем не наблюдалось при их последней встрече.

— Что это мы всё болтаем и болтаем? — спохватился он. — К нам же скоро придут, а негодник Соколов опять оставил гору грязной посуды. И халат его в чём-то совершенно неприлично измазан. Потрясающе неаккуратный господин.

— Я могу попробовать почистить магией, — предложила я несколько неуверенно, памятуя неудачу с ковром.

Халат Соколова действительно представлял из себя печальное зрелище: замызганный, с мелкими хаотично разбросанными дырками, после вчерашней работы аспиранта он ещё украсился грязными потёками, в основном на рукавах. Неужели Соболев ими вытирал лабораторную посуду? С него сталось бы.

— Ой, нет, — всполошился Тимофеев. — Лучше по старинке отправить в прачечную. Боги знают, чем Соколов измазался, ещё среагирует каким-нибудь причудливым образом. Нам возгорания не нужно.

— Мне отнести в прачечную? — уточнила я.

— Вот ещё, пусть господин Соколов сам беспокоится о своих вещах, — пробурчал Тимофеев. — Что-то он опаздывает сегодня. Не дай боги, опять решил полетать. — И очень тоскливо и еле слышно: — И не выгонишь же паршивца…

По указаниям Тимофеева я заметалась, собирая всю грязную лабораторную посуду, которую Соколов умудрился оставить в больших количествах и в самых неожиданных местах. Пару пробирок точно придётся выбросить: застывшая в них субстанция напоминала эпоксидную смолу, мёртво схватившуюся со стенками. Неоднородную смолу — в пробирках наблюдались завихрения неопределённо-грязноватого вида. На завихрения я смотрела особенно упорно, поскольку боялась встретиться взглядом с лисой, неодобрительно посматривавшей за моими передвижениями из зеркала. При беглом взгляде она почему-то стала казаться несчастной, словно слышала наш разговор с заведующим лабораторией и опасалась, что, выбирая между ней и рысью, я выберу рысь, а ей придётся уйти в никуда. Собственно, имей я такую возможности, лисы бы у меня точно уже не было, как и тёмных пятен от неё в ауре.

— Быстрее, Елизавета Дмитриевна, — тем временем командовал Тимофеев, самостоятельно наводя порядок на своём столе, к которому он никому не позволял подходить. Боялся, наверное, что пропадут любовно выведенные на пыли формулы, которые он сейчас собственноручно уничтожал. — Что вы возитесь с этим стеклом? Не отмывается — смело выбрасывайте.

Халат Соколова он в конце концов свернул в неопрятный комок и засунул в один из столов. После чего окинул орлиным взором лабораторию, но решить, что ещё следует сделать, не успел, поскольку в помещении внезапно стало многолюдно.

Сперва туда просочились пара типов в гражданской одежде, но с выправкой, выдающей их принадлежность к военным. А ещё у них были холодные оценивающие глаза и чуть вытянутые носы, вынюхивающие всех посторонних и всё постороннее. Лабораторное стекло я уже домыла, но в воздухе ещё висели запахи, бьющие прямо по нежным оборотневым носам, отчего один тут же чихнул и гнусаво сказал:

— Чисто.

Вслед за ними в лабораторию ввалилась группа нарядных кавалеров и одна дама, которая сразу радостно приветствовала Тимофеева, показывая, что родство для неё не пустой звук. Была она очень худа, имела густые волосы цвета спелой пшеницы, уложенные в высокую причёску, и неприятную улыбку, показывающую мелкие острые белые зубки. Простого фасона платье было украшено пышным бантом у горла, наверняка призванным замаскировать отсутствие груди.

— Как продвигаются ваши исследования, дядюшка? — защебетала она, процокав каблуками сразу к Тимофееву. — Мишель считает, что вы занимаетесь одним из важнейших направлений в целительстве.

Мишелем, по всей видимости, она обозвала наследника престола, который был довольно похож на своего отца, портрет которого висел у нас в гимназии, так что с опознанием у меня проблем не возникло. Хотя встреть я его на улице, никогда бы не подумала, что это тот самый Михаил Александрович, которого прикрыл собой мой Хомяков. Уж я бы ради этого типа рисковать собой не стала.

Потому что был он… совершенно обычный. Таких на улице — каждый второй ходит, если не каждый первый. Хотя, казалось бы, настоящий принц, да ещё оборотень-лев должен привлекать внимание и внешней красотой, и внутренней силой. Но ни того, ни другого не наблюдалось. Карликовый какой-то лев собирается возглавлять нашу страну. Но какой-никакой, а законный правитель, и нужно придумать, как ему незаметно подсунуть реликвию. Была бы она сейчас при мне, глядишь — и вернулась бы к владельцам.

— Именно так, Софи, — важно кивнул Михаил Александрович и лениво обвёл глазами лабораторию, задержавшись на мне с истинно мужским интересом. Сразу видно, что девушки его привлекают куда больше науки: — Вы ведь Рысьина, если мне не изменяет память?

София Данииловна развернулась так споро, словно была не девушкой, а флюгером, быстро реагирующим на изменение ветра. Тимофеев был забыт и оставлен, она же устремилась к жениху, вставь так, что оказалась между мной и им. И всё это за считаные мгновения, я даже ответить ничего не успела.

— Разумеется, Рысьина, — переключила Соболева внимание на себя. — Нам же говорили, что она здесь работает. Странный выбор для представительницы такого крупного клана. И это в то время, когда нам не хватает рук для нашего благотворительного общества, — с искренним возмущением закончила она.