Я до сих пор нахожу безумным то, что она может произнести моя смерть так спокойно, словно говорит моя машина или мои планы на обед.
- Окей, хорошо, - уступаю я. – Говори им все, что хочешь, но я в этом не участвую. Не собираюсь называть это раком или врать об этом и тому подобное. Это ваше дело.
Билли открывает рот, чтобы сказать что-нибудь ехидное, а может быть подколоть меня тем, насколько я бесчувственная, но мама берет ее за руку.
- Ты не должна ничего говорить, - говорит она. – Я обо всем позабочусь.
Так что, это рак. Но мама была не права насчет того, что мне не придется участвовать. Может, идея и работала, но до того, как меня буквально снесло волной сочувствия, и сейчас практически невозможно не знать, что все чувствуют по поводу моей ситуации. Новости о том, что у моей мамы смертельная форма рака подобна атомной бомбе, сброшенной на школу Джексон Хай. Не проходит и дня, когда все, и я имею в виду абсолютно все, узнают. Сначала люди отводят глаза, а некоторые милые девушки бросают на меня сочувствующие взгляды. Затем люди начинают шептаться. Я быстро заучиваю сценарий наизусть. Разговор начинается с «А ты слышал про маму Клары Гарднер?» и заканчивается чем-то вроде «Это так грустно». Я опускаю голову и делаю свою работу: стараюсь вести себя нормально, но на второй день я буквально страдаю от всепоглощающих волн сочувствия, и это от людей которые в прошлом году даже не знали моего имени. Даже мои учителя опечалены, за исключением мистера Фиббса, который просто смотрит на меня так, словно достаточно разочарован из-за моей паршивой домашней работы, которую я написала по «Потерянному раю», за которую он поставил мне D [37] с минусом и потребовал, чтобы я переписала ее. Я словно крошечная лодочка, плывущая по течению в океане жалости.
Например: я в кабинке женского туалета, занимаюсь своими делами, когда входит кучка десятиклассниц. Они трещат как белки, даже когда писают, и потом одна из них говорит:
- Вы слышали о маме Джеффри Гарднера? У нее рак легких.
- Я слышала, что у нее рак мозга. Стадия 4, или вроде того. Ей осталось около трех месяцев.
- Это так грустно. Я не знаю, что бы делала, если бы моя мама умерла.
- Что будет делать Джеффри? – спрашивает одна из них. – Я имею в виду, когда она умрет. Их отец не живет с ними, правильно?
Потрясающе, сколько они знают про нас, группа абсолютно посторонних людей.
- Думаю, это настоящая трагедия.
Они одобрительно бормочут. Самая трагичная история всех времен.
- И Джеффри так переживает изо всего этого. Это бросается в глаза.
Затем они переходят к обсуждению их любимого вкуса блесков для губ. Арбуз или черничный крем. От моей умирающей мамы к блеску для губ.
Трагично.
«- О, Благодать, без меры и границ,
От Зла родить способная Добро
И даже Зло в Добро преобразить!
Ты чудо, большее того, что свет,
При сотворенье мира извлекло
Из мрака….» [38]
- Подожди, - говорю я, положив книгу на пол рядом с моей ногой. - Я даже не знаю, кто это произносит, Михаил или Адам?
- Адам, - подсказывает Венди, экстраординарный специалист по домашней работе, смотря на меня вниз с моей кровати, на которой она сидит. – Видишь, здесь говорится:
«Он смолк, великий ознаменовав
Период мировой, а Пращур наш
С восторгом изумленья возгласил…» - Так что теперь говорит Адам. Он наш отец, понимаешь? Мне нравится эта строка «великий ознаменовав/ Период мировой…».
- Уф! Что это вообще значит?
- Михаил рассказывает ему об освобождении, как хорошо будет отпраздновать победу над злом в конце концов, и все такое.
- То есть сейчас он не против этого? Его собираются изгнать из Эдема, но все отлично, потому что когда-то, через тысячу лет после того, как он умрет, добро победит?
- Клара, мне кажется, ты относишься к этому чересчур серьезно. Это только поэма. Искусство. Она придумана, чтобы заставить тебя поразмыслить, и все.
- Что ж, прямо сейчас она заставляет меня подумать, что моя домашняя работа по физике – это супер-весело, и мне нужно переходить к ней, - я закрываю расстроившую меня книгу и отодвигаю ее подальше от себя.
- Но мистер Фиббс сказал, что тебе нужно вернуть переделанную работу завтра. Больше никаких поблажек, сказал он.
- Окей, но я скорее всего получу двойку и за эту работу тоже, буду я готовиться или нет. Уверяю, он старается помучить меня.
Венди выглядит обеспокоенной.
- Это скорее всего будет в выпускном тесте.
Я вздыхаю.
- Не хочу думать про выпускной тест. Или о колледже. Или моем колоссально блестящем будущем. Хочу жить прямо сейчас. Я так решила.
Она закрывает свою книгу и смотрит на меня с этим ультра-давай-будем-серьезными выражением.
- Ты должна радоваться, Клара. Ты подала заявление в потрясающие колледжи. У тебя высокие шансы поступить хотя бы в один из них. Не у всех есть такая возможность, - она нервничает. Письма, подтверждающие наше поступление в колледж, должны прийти на этой неделе. Она уже ходила на почту три раза, начиная с понедельника.
- Окей-окей, представь, что я в восторге, - говорю я, чтобы утихомирить ее. – Ю-ху!! В таком восторге.
Она достает свой учебник по химии, внезапно закончив разговор. Я открываю свой учебник по физике. Мы учим. Неожиданно она вздыхает.
- Просто… Такер ведет себя так же, - говорит она. – Мои родители пытаются уговорить его пойти в колледж, но он ни чуть не заинтересован. Такер не подал заявление ни в одно место. Даже в университет Вайоминга, в качестве запасного плана.
- Он хочет остаться здесь, - отвечаю я.
- А ты? – спрашивает Венди.
- Что я?
- Ты хочешь остаться здесь? Потому что Такер хочет? Потому что я думаю, что это романтично и все такое, Клара, но не… - она останавливается, взволнованно потягивает себя за кончик косы, пытаясь определиться, пойдет ли она дальше и скажет ли мне это. – Не бросай свою жизнь ради парня, - произносит она твердо. – Даже ради замечательного парня. Даже ради Такера.
Я не знаю, что ответить.
- Венди…
- Я собираюсь расстаться с Джейсоном, - добавляет она. – А мне он нравится. Очень. Но когда мы закончим школу, я должна буду отпустить его.
- Он не рыба, Вен, - замечаю я. – Что если Джейсон не хочет, чтобы его выпускали на свободу? Что если он хочет попробовать отношения на расстоянии?
Она качает головой.
- Он поедет в Бостон, или в Нью-Йорк, или в один из тех помпезных колледжей, куда он отправил заявление. Я, надеюсь, буду в Вашингтоне. Это не сработает, но ведь это и значит стать взрослым. Ты должна думать о будущем.
Я хочу напомнить ей, что мы еще не взрослые, нам только семнадцать лет. Мы не должны думать о будущем. Кроме того, мое будущее, то которое я вижу почти каждую ночь, закрывая глаза, это кладбище. Невероятная, ошеломляющая потеря. Что случится после этого, моя жизнь после этого дня, это словно стертая видеозапись – серая и застывшая. Да, я, вероятно, пойду в колледж. Я могу завести новых друзей, ходить на вечеринки и в итоге понять, что жизнь не так уж и плоха. Но сейчас я поймана в капкан единственным солнечным днем на склоне холма.
- С тобой все нормально? – спрашивает Венди. – Прости меня. У меня нет права читать тебе лекции. Я знаю, что у тебя сейчас трудные времена, из-за мамы и вообще.
- Все нормально, - пытаюсь убедить ее я, стряхнуть тревожное чувство, проигнорировать жалость, которая, я ощущаю, начинает исходить от нее.
- Эй, у меня есть идея, - говорю я, чтобы сменить тему. – Пойдем, проверим почту.
- Все не так, как я думала, - говорит Венди, пока мы идем по тротуару в нижней части Джексона.
Я придерживаю дверь открытой, пока мы заходим на почту. – Что не так?
- Ты и Такер. Я думала, что вы так идеально друг другу подходите, уравновешиваете друг друга, словно инь и янь, вроде того, и я думала, что он будет так счастлив, но… - она покусывает нижнюю губу. – Иногда вы настолько поглощены друг другом, что, кажется, не замечаете ничего вокруг. Как, хм-м, меня.
