Барышня. Нельзя касаться (СИ) - Иванова Ксюша

— Катя, я люблю тебя!

Она медленно приподнялась, опираясь на локоть, и посмотрела в мои глаза. И я впервые не заметил в зеленых Катиных омутах страха! В ее глазах были слезы, но что-то подсказывало мне, что это вовсе не слезы горя и боли! А чего тогда?

— Марк, покажи мне… Покажи мне, как ЭТО должно быть! Меня словно разрывает внутри! Я не знаю, как объяснить это даже… Словно шарик до краев гелием наполнили… До пределов просто! И теперь у него… у меня… два пути всего — взорваться, ошметками по полу разлететься или сдуться, превратиться в пустую, никому не нужную оболочку! И валяться в уголочке, незаметно старея…

Марк — он ведь ни разу не психолог! Марк — толстокожий и ни грамма не чуткий! Но ведь понял, догадался, о чем она! Дошло, озарением накрыло! И аккуратно выбираясь из-под нее, я сказал:

— Есть еще один путь… Просто шарик пока о нем не знает. Шарик может взлететь в небо… Высоко-высоко! Я покажу тебе, как. И поймаю за веревочку, когда будешь падать… Веришь мне?

— Верю…

50 глава. Катя

Хотелось зажмуриться. Крепко-крепко закрыть глаза, чтобы не позволить Марку понять, как, на самом деле, мне страшно! Но я ведь не Марка боялась! Не его рук! И даже не того, что сама просила у него! Я боялась, что отпугну его своим страхом, что закричу, отшатнусь, забьюсь под кровать, на худой конец! И он отступит, не желая обидеть или сделать больно!

Но… я впервые в своей жизни эгоистично и глупо захотела его для себя! Никогда и никто не был нужен мне. А сейчас я не хотела делиться! Не хотела, чтобы этого мужчины когда-нибудь еще раз коснулись чужие женские руки! Он должен был быть целиком и полностью моим! И если для того, чтобы он стал моим, нужно снова пройти через ад, каковым мне виделась близость мужчины и женщины, я изо всех сил постараюсь вытерпеть! Цепочка в моей голове выстроилась четкая: я хочу Марка — Марк хочет секс — нужно дать секс Марку — Марк будет со мной. И пусть хотелось кричать от одной мысли об этом! Зато он не уйдет! Он будет обнимать меня всегда… А некоторым женщинам ЭТО даже нравится! Мне просто потерпеть нужно. Выдержать! И надеяться, что Марк сделает ЭТО осторожно и быстро…

А он сидел на краю кровати и смотрел на меня. Задумчиво и так странно… Не читаемо. Словно прикидывал, с чего бы ему начать. И я только сейчас поняла, что он в одних трусах! Что он такой, каким я видела его с Инной в ванной! И я ведь уже так делала вечером! А повторить всегда легче, чем сделать впервые! Поэтому не дожидаясь, каких-либо действий от него, я протянула руку и потрогала тугие, округлые мускулы на мужском плече. Горячий и гладкий, упругий и… его рука напряглась, раздувая и делая каменным бицепс под моими пальцами. Надо же как! Я попыталась обхватить его одной ладонью — но это было совершенно невозможно! Удивленно взглянула в лицо. Марк улыбался.

И мне показалось, что этой улыбкой он как бы дает мне разрешение трогать его, одобряет мою смелость! А это было… приятно. И мне хотелось еще…

Усевшись в Маришкиной кровати, я поняла, что нахожусь совсем вплотную к Марку, так близко, что могу разглядеть черные крапинки на радужках его карих глаз. А в голове пульсом бьется: "Потрогай его еще! Коснись его кожи, поправь упавшую на лоб челку!" Вот откуда у меня такие мысли?

— Потрогай меня. Смотри, какой я хороший! — вдруг говорит Марк.

И пока я удивляюсь тому, как у него получилось залезть в мою голову, большая ладонь захватывает мою ладошку и кладет себе на щеку! Короткая щетина едва покалывает ладонь — щекотно… Но при этом волнительно как-то, и немного стыдно от странного и совершенно неуместного сейчас ощущения того, как неожиданно напряглись соски, как обычно тонкая и мягкая, сейчас ткань моей майки раздражает их, делает больно. С чего бы вдруг так? Ведь мне не холодно…

Я веду ладонью по его шее, оглаживаю плечо, и когда спускаюсь к груди, понимаю, что, как это ни удивительно, но мои собственные непонятные ощущения и прикосновения к Марку взаимосвязаны! Как иначе объяснить тот факт, что в поросли темных курчавых волос на мужской груди виднеются такие же напряженные, как и у меня, превратившиеся в маленькие горошинки, соски?

Удивленная своим открытием, не могу удержаться — подушечкой среднего пальца легко касаюсь тугой вершинки и тут же одергиваю руку, пораженная его неожиданным тихим стоном! Быстрый взгляд в его лицо дает понять, что Марку либо нравятся мои прикосновения… либо причиняют боль — его глаза зажмурены, а на лбу, между сдвинутых к переносице бровей, образовались маленькие вертикальные складочки, зубы сжаты, челюсти напряжены…

Чтобы решиться на новое прикосновение к нему, у меня точно ушли бы годы! Но Марк, по-видимому, все же получал какое-то удовольствие, раз поймал мою ладонь и вернул обратно! А потом, положив сверху свою большую горячую, так и вел моей рукою по своему боку, по животу… И я с пересохшими от волнения губами восторженно следила за тем, как мои пальцы очерчивают те самые мышцы, те самые кубики на его прессе, которые я тогда рассмотрела в ванной!

И я вовсе не хочу об этом думать! Совершенно не желаю! Но когда чего-то сильно не хочешь, именно это и случается! В голове появляется предательская мысль о том, ЧТО еще я видела в ванной. О том, ЧТО Инна держала во рту! И, о Боже! Глаза невольно спускаются ниже, туда, куда, влекомая Марком, неудержимо приближается моя собственная рука!

Под тонкой тканью мужских трусов, плотно облегающих узкие бедра, я вижу большую выпуклость. И напускная смелость вмиг испарается, оставляя меня один на один с извечными страхами, и я готова бежать, куда глаза глядят, куда угодно! Дергаюсь, пытаясь обогнуть Марка и спрыгнуть с кровати, больше всего боясь сейчас, что он попытается удержать, поймать! Потому что если он это сделает, я обязательно заору на весь дом!

51 глава. Катя

Только он не ловит. Не хватает руками, хотя я и успеваю заметить, как его крупное сильное тело подается ко мне! Но когда я уже спрыгиваю с кровати на пол, в спину мне доносится хрипловато-насмешливое:

— Беги-беги, трусиха! Довела до белого каления, а теперь в кусты! А мне что прикажешь делать? Дрочить, как сопливый пацан?

Я резко разворачиваюсь, ошарашенная его неожиданной наглостью и пошлостью фразы. И хочу сказать, что "он сам такой", и что "пусть делает, что хочет", а губы неожиданно произносят совершенно иное:

— Это как так…? — решиться и повторить вслед за Марком некрасивое слово, я не могу. Но он понимает — выразительно поднимает вверх бровь и говорит:

— Хм, показать тебе?

Вдоль моего позвоночника от одного этого предложения пробегает табун неприятных мурашек, заставляя встать дыбом короткие волоски на шее и руках! Я не совсем дура — я понимаю, что означает это слово, хотя никогда не видела самого процесса. И никогда бы не захотела смотреть на это… Но ведь это же Марк! И, как это ни странно, мне неожиданно становится любопытно…

Так и не дождавшись от меня ответа, он медленно, показывая всем своим видом, что не тронет, встает, отходит чуть в сторону, поворачивается ко мне и, просунув большие пальцы рук под резинку трусов, медленно стягивает их с себя.

А когда выпрямляется, отбросив в сторону комок ткани, я перестаю дышать, стою, открыв рот от странной смеси ужаса, удивления и… восхищения.

Думала ли я когда-нибудь, что буду искренне считать красивым мужское тело? Думала ли, что смогу открыто и без особой паники разглядывать тот самый мужской орган, который… А-а-а, нет, Катюша, ты переоценила свои возможности! Ты никогда не сможешь дать ему то, что нужно каждому мужику! Ты не сможешь — Алёна была права! Потому что спустя пятнадцать лет, ты отлично помнишь, ЧТО ОНИ делали с тобой! Ты помнишь, как, совершенно не заботясь от твоих ощущениях, тебя использовали, как резиновую куклу, как кусали грудь, оставляя кровоподтеки, как рвали плоть…