Тайна крови (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

— Принятая под защиту рода правящих. Вспомните международное право, фетрой. На фету распространяется дипломатический иммунитет. Она де-юре часть нашего рода. Если я узнаю, что к ней применялось наказание, это грозит вашему дистрикту санкциями. Не забывайте, что без наших запчастей ваши волары и трены встанут, а высотки останутся без птиценепробиваемых стекол.

Губы фетроя Хартмана искривились в лицемерной улыбке.

— Какое участие в судьбе этой женщины. С чего бы вдруг? Вы правда пойдете на открытую конфронтацию из-за…

— Фетрой, этот спор начался не сегодня и не вчера. Не мы его начали и, видимо, не при нас он разрешится. Я вас предупредил и, надеюсь, мы друг друга услышали.

Связь оборвалась так резко, что я даже моргнула от неожиданности. Через плечо фетроя Хартмана я почти ничего не видела, но успела разглядеть, что Марк Гай и фетрой Кайл примерно ровесники. Светловолосый мужчина с приятной внешностью, глубокими ямочками на щеках и васильковыми глазами, точно как у фета Сайонелла.

— Не вовремя ты со своими защитничками! — рыкнул правящий, махнув рукой перед моим лицом.

— Это как посмотреть! — дар речи вернулся, но язык едва шевелился, словно отходил от анестезии после приема у стоматолога. Отвратительное ощущение. Чтоб этому Венероликому больше никогда-никогда ни одна женщина не дала! Или чтобы ему пояс верности надели, а ключи потеряли! Вот для него удар будет. — Я могу идти?

— Не думайте, что вам все сошло с рук, фета! Вы будете отвечать по законам пятого дистрикта. Даже не знаю, радоваться за вас или посочувствовать.

Наверняка пугал. Впрочем, не успела оценить злорадную улыбку на лице правящего, поскольку переговорное устройство в ухе рейгверда ожило. Он выслушал доклад и обратился к фетрою:

— Фет Сайонелл прибыл. С ним крегирсманы.

— Значит, все официально, — смерив меня неодобрительным взглядом, фетрой отчеканил: — первый уровень секретности. Проводите их в первую переговорную.

— А… крегирсманов?

— Пропустить. Иначе могут воспринять как акт агрессии. Пятые сомневаются в безопасности члена правящей семьи. Мы должны показать, что для этого у них нет оснований.

— Понял, — мужчина кивнул и покинул комнату.

В компании Хартмана старшего я не чувствовала ни спокойствия, ни безопасности. Напротив его хищный взгляд пугал до дрожи, а улыбка напоминала дружелюбный оскал пустынного мертвоеда.

— Идемте, фета Сайонелл.

Протянутую ладонь не приняла, обхватила себя за плечи и двинулась вперед. Если Харви Великогад, то этого иначе, чем Великогадище не назовешь!

Как некстати жакет остался в Аклуа Плейз. В широких темных коридорах полигона было холодно. Возможно из-за отсутствия окон и солнечных лучей, возможно специально поддерживается такая температура, чтобы бойцы не расслаблялись, только мне здесь совершенно не нравилось. Стены, отделанные грубым камнем, создавали ощущение, что я в казематах. Не место здесь женщинам. Не случайно в рейгверды берут только мальчиков. Именно мальчиков. Обучать великородных начинают с пятилетнего возраста. До семи многие отсеиваются, остаются лишь самые способные и выносливые. Они почти не общаются с родителями, а мать видит сына впервые на выпускных экзаменах, когда ему исполняется восемнадцать, и он впервые отправляется на патрулирование, ибо женщина прививает ребенку доброту и добродушие — а это пагубные черты для бойцов. Как-то так.

Говорят, на полигоне лишают души и сердца, оставляя у бойцов лишь холодный разум, рефлексы, навыки, умение следовать приказам и бесконечную преданность правящим. Мимо нас прошла толпа перепуганных ребятишек с большими глазами. В отличие от органов великогадской семейки, с моим сердцем все было в порядке, и мы сейчас однозначно находились в заднице аркха! В самой темной и глубокой ее части. Дети… бедные дети!

— Идемте, фета, не останавливайтесь, — произнес фетрой. Не заметила, что остановилась и смотрела вслед ребятам, которые скользили по мрачным коридорам маленькими напуганными тенями.

— Это жестоко, ломать судьбы детей.

— Ломать судьбы? — надо же, великогадское лицо изволило изобразить удивление. — Здесь обучаются избранные. Стать рейгвердом невероятная честь и небывалая ответственность. Именно они стоят на передовой. Именно они загоняют монстров обратно в пустыни еще до того, как понадобится наше вмешательство. Именно они оттеснили желтого и красного драконов с наших земель. Скажите, хорошо ли вам спится, фета Сайонелл?

— Думаю, в ближайшее время я вряд ли смогу уснуть.

Один из мальчишек, отставший от группы, обернулся и замер, глядя на меня. Сердце пропустило удар. Эти большие перепуганные глаза теперь до конца жизни будут стоять передо мной.

— Эхвальд! — донеслось из коридора. Мальчик ожил и скрылся за поворотом, вместе с остальными.

К аркху такую честь и такую ответственность! Я бы себе вены перегрызла, если бы мой ребенок оказался здесь, и я бы не имела возможности увидеться с ним до восемнадцатилетия! Тринадцать лет! Это целая жизнь… Не удивительно, что они теряют душу. Без материнского тепла, без ласки и доброго отношения даже енот станет пустынным мертвоедом, даже самый нежный цветок отрастит шипы, а обычное человеческое сердце и подавно, превратится в камень… Один из таких камней бьется в груди Харви. Как хочется оживить его своим прикосновением. Да только возможно ли?

— А правящие, — осеклась от собственного предположения. — Вы тоже прошли через такую школу?

— Разумеется, — хмыкнул он. — Хотя это закрытая информация. Идемте. Или вы передумали пользоваться защитой рода Сайонелл? У вас еще есть возможность отказаться.

Моя улыбка больше напоминала оскал. Я ускорилась и вскоре разве что не на бег перешла. Шаги у Хартмана старшего не в пример шире моих, а озаботиться тем, чтобы я за ним успевала, он и не думал. Теперь на рейгвердов я смотрела не со страхом, а с жалостью, вот только их каменным лицам до моей жалости было сиренево. Они стояли гранитными изваяниями, вытянувшись по струнке, когда Кайл приложил ладонь к сканеру на стене и пригласил войти в раскрытую пасть какого-то помещения. Скользнула сквозняком внутрь и замерла. За столом сидел фет Сайонелл, в сшитом на заказ деловом костюме цвета горького шоколада. Васильковые глаза метали молнии в сторону Хартмана старшего. За ним возвышалась бледной молью Лоби, которая часто-часто моргала и пыталась спрятать дрожащие ладошки в передних карманах брюк. Вокруг них с такими же, как у рейгвердов, надменными лицами стояли шестеро мужчин, затянутых в красно-черные военные костюмы пятого дистрикта. Элитный отряд, судя по нашивкам на нагрудных карманах и золотым искрам на погонах. Воздух разве что не звенел от напряжения.

— Александрин, подойдите, — голос Оуэна Голда, глубокий, величественный, раскатился по просторной переговорной.

Длинный стол, окруженный дюжиной железных стульев. Все серо-зеленое. Никаких окон, только мерцающие холодным неоновым светом лампы и лютующая система вентиляции, морозящая воздух до низких температур.

Поспешила протиснуться в спасительное кольцо красно-черных солдат, напомнивших некстати божьих коровок, посчитав, что в их компании мне однозначно будет лучше. Фет Сайонелл медленно поднялся, жестом показав, что не примет нашу с Лоби помощь. Ступал осторожно, словно сапер по минному полю, напоминая опасного хищника. Только мы с подругой знали, какой ценой дается этому мужчине каждый шаг. Тем не менее, он и вида не подал, что испытывает адскую боль, а я молилась, чтобы эта демонстрация силы не закончилась переломом или падением. Наконец, остановившись перед Кайлом, он медленно вытянул перед собой руку… ладонью вниз!

Отелепатеть! Четыре раза. Потом растелепатеть и отелепатеть обратно!

Зеленый взгляд Хартмана старшего вспыхнул яростью:

— Вы ничего не путаете, фет Сайонелл?

Протянутая ладонью вниз рука означает предложение противнику признать свое поражение и подчиниться. Рука ладонью кверху — признание поражения и предложение перемирия с позиции слабого. И только рука, протянутая ребром, по международному праву является жестом дружелюбия или проявления уважения.