Чудовище для красавца (СИ) - Троицкая Елена Игоревна "Sariko"

— Нам надо поговорить… — не стал тянуть Леонар. — Нет, мне нужно вас просить.

Он дождался, пока Химемия придвинется чуть ближе:

— Расторгните соглашение на брак.

В ответ – удивлённый взгляд, на который сложно ответить словами. Кто она? Юная графиня с процветающим графством, богатая невеста и хороший человек. Нет, просто замечательный. А для него она кто? Леонар не мог ответить, он знал её недолго. Сперва ненавидел и даже опасался, затем терпел и удивлялся. И вот – пришёл на путь сожалений, что упустил то время, когда мог узнать такую удивительную девушку ближе. Открыть её секреты и обещать хранить их. Знал, как сложно найти друзей, таких как эта леди, и видел понимал, каких трудов ему стоит её оттолкнуть.

Тонкие ручки, изящные кисти в перчатках держали его руки, и так близко были глаза цвета чёрного жемчуга, в которых плескалась печаль немым вопросом.

— Я не испытываю ненависти или отвращенья к вам, и моя просьба никак не связана с уже озвученным ранее нежеланием с вами обручиться. Но обстоятельства сложились так, что за моей семьей охотятся неизвестные. И с каждым покушением всё более опасно находиться рядом с нами. Простите, леди, но вас я узнал в той мере, чтобы появилось желание защитить. И всё, что я могу, это просить уехать в родное графство.

Он не удивился, когда Химемия замотала головой. В её глазах блестели растерянность и слезы.

— Простите, Химемия, я не желаю подставлять вас под удар.

«…Всё будет хорошо. Я буду рядом. Я помогу…» — послышалось ему.

— Всё будет хорошо, — повторил он за услышанным из ниоткуда голосом. — Но если вы не согласитесь, мне придётся вам напомнить о причинах нашей встречи. Мне, право, стыдно о том думать…

Леонар помрачнел от воспоминаний причин и их исходов.

— Помните, я хотел быть с любимой женщиной?.. Так вот, теперь её уж нет в живых, а я, как последняя сволочь, никак не вспомню, за что её любил. Виню телесное желание. Трусливо называю всё прекрасное, что с нами было – самообманом. Лишь бы не вспоминать и не думать, что её больше нет, — сын виконта опустил взгляд. — Вот какой я человек, графиня. Просто ужас.

Девушка качала головой. А лорду продолжал мерещиться чуть слышный голосок:

«…Вы не плохи. И вам я всё простить готова. Не отсылайте прочь…»

— Мне очень жаль, миледи, но так нужно, — он пытался придумать, чем мог её уговорить, и заметил: — Те люди могут вновь покушаться на вас, не на меня. Но я погибну, пренебрегая своей жизнью, если снова кинусь в пламя. Прошу, подумайте над этим.

Графиня зажмурилась, с болью признала правдивость слов. Как плохо знать о том, что единственное возможное, что можешь дать ты человеку – это свой уход.

Взметнулись юбки, застучали каблучки, дверь громко хлопнула и Леонар устало откинулся на одеяло. Грусть надавила с новой силой, едва не выклянчив слезу.

— Немного подло, — заметил притворяющийся спящим Остин Хест.

— Зато она будет в безопасности.

Выйдя из покоев, Химемия застыла, словно вкопанная в землю трость. Если бы дорога была дольше, она имела бы шанс переосмыслить слова юного лорда. Но далеко идти не было нужды: старших членов семьи Фаилхаит разместили через две двери направо. Она миновала телохранителей Леонара – двух мужчин в военной форме, чинно стоящих у стены – и постучалась в дверь покоев виконта и виконтессы.

За короткую прогулку в голове всё лишь сильнее перемешалось. Неаппетитная горка из разносортных зёрен мыслей грозилась обрушиться на хрупкую девушку и задавить под сомнением правильности принятого решения. Верны ли выводы о том, что её уход облегчит защиту юного лорда?

Графиня тряхнула головой, удивляясь серым прядям, попавшим на лицо. Сжав до скрипа зубы, откинула их назад, а капюшон опустила пониже на глаза. Документы все сгорели, восстановлению многие не подлежат, среди них – брачный договор и его копии. А значит, забирать Химемии ничего не нужно. Она просто собиралась подойти и поставить Фаилхаитов перед фактом своего ухода.

Так как глава семьи Фаилхаит отсутствовал, графиня обратилась к той, кто однозначно и без вопросов разорвёт помолвку – к виконтессе. Ах, эта женщина должна быть рада. И она была рада.

Жестов на мадам Левизию графиня тратить не стала. Написала короткий абзац на листе бумаги и передала яростно шипящей мадам. Та прочитала, враз угомонила ярость и даже помогла собраться. Уговорила Ременсонов пожертвовать одним экипажем и проводила до ступенек. Раненного Остина расположили на откидных сиденьях, которые предусмотрительно ставили в кареты для долгих путешествий. В дорогу снарядили лекарствами и пожелали приятного пути.

Всё произошло слишком быстро.

Графине показалось, что кто-то смотрит в спину. Обернувшись, она успела поймать взгляд лазурных глаз, затем темная штора занавесила окно и Леонар ушёл вглубь комнаты. Он повторял себе: он поступает правильно. И повторял, что сможет вновь забрать её, когда всё разрешится.

Поздно ночью, в одиночестве, опустошив половину бутылки доброго вина, Леонар оказался во власти сожалений. Он стал виновником смерти возлюбленной и уходу хорошего друга. Как никогда близко подкралось желание напиться. Будь с ним Тённер – и оно нашло бы верное исполнение. Но в одиночку с вином приходило не забвение, а тоска. Она червем въедалась в плоть и причиняла боль.

Отец так и не вернулся. Мать уже спала. Химемия уехала. А Тённера звать среди ночи – не лучшее решение. Да и не сможет он, даже загнав коней, явиться в сей же час. Не нашлось рядом человека, с которым можно было бы поделиться болью, кто выслушал бы без осуждения.

То ли хмель это был, то ли тоска, а что-то повело лорда на балкон. Морозный воздух причинял едва ли не страдания изнеженному телу, одетому в одни легкие штаны. Кусался диким зверем и обращал выдыхаемое в пар. Но Леонар будто этого не замечал. Он облокотился на витую изгородь балкона и всмотрелся в ночную вдаль. Туда, где над шапками заснеженного леса сиял едва заметный серп луны. Молодому лорду было невдомёк, что в тот час у поместья Ременсонов ждали четверо.

Чикут у контрабандистов саламандру не покупал. Умелый лучник, он давно проник в «Крысиное братство¹⁶». И слыл в нём тёмной лошадкой. Ни один из наёмников не знал буквально ничего об этом молодом человеке: кто он и откуда. Каждому Чикут сказал, что выполняет деликатный заказ по устранению гордыни одной зазнавшейся семьи.

Как издавна у них повелось, Крысы нос в чужие дела не совали, пока им не платили за это. Потому сбывали нужное без лишних вопросов. Продали именно они ему и шип в седло, и пойло для коня, и саламандру. Главное, Чикут исправно им платил. Он, как и Онёр, не мыслил спокойной жизни, пока счастлива семья Фаилхаит. Он, как и сестра, поддерживал план с ударом по статусу, где не пришлось бы отвечать за пролитую кровь. Ведь Фаилхаиты тоже не ответили за прошлые обиды. Но, как и у сестры, терпение у Чикута кончилось. В этот раз юноша вооружился кинжалами.

Двое братьев, Дафне и Парис, также были при оружии, весь запас которого хранился в старом колодце у сгоревшего поместья. Во время суеты на пожаре они успели замести все свои следы, подкинуть четыре деревенских тушки и убить Уртика. Слаженно и четко братья и сестра обговорили новый план, и пришли его исполнить.

Охрану обезвредить было слишком просто, а телохранители наивно ждали у дверей опочивальни. А когда преступники заспорили, как лучше им проделать дело – проникнуть в дом и вынести бесчувственное тело или выстрелить через окно, когда появится в пределах видимости цель – Леонар показался на балконе. Споры улеглись, Онёр поправила одежду и вышла в лунный свет.

Как бывает на хмельную голову, человеку сложно признать реальность бытия. Всё кажется фальшивым, полным лжи, и появившаяся дева не могла быть исключением.

В тот момент Леонар мог уповать на хмель или на зыбкость мира. Он видел перед собою душу – так он посчитал. Онёр пришла к нему проститься. Она была так хороша и не прозрачна, как в книгах описывали духов. В волчьей шубке, серой шапке, словно разбогатевшая купчиха, щеголяла в подкованных сапогах. С печальной улыбкой на устах смотрела грустными глазами на любовника и пока молчала. И юный лорд не мог нарушить эту тишину боясь спугнуть виденье той, перед которой он считал себя виновным.