Два одиночества (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка"

— Себя, — удалось различить Феликсу, и он нахмурился, подал стакан с тёплой водой, чтобы облегчить страдание сумасбродной девчонки.

— Себя? — удивлённо переспросил, и Виола кивнула.

На её ресницах засеребрились слёзы, и Феликс приказал себе не поддаваться на провокацию. Он должен докопаться до истины, так как чувствовал, что она где-то рядом. Нужно лишь немного надавить на Виолетту.

Он подался вперёд, облокотился на руку, улёгшись поверх её ног, полюбовался на то, как расширились глаза девушки, и как она внимательно за ним следила. Волновалась. И правильно делала. Он устал бегать вокруг да около. Нужно было расставить все приоритеты. Например, быть честной с ним, с Феликсом. Ведь он заслужил её доверие. Жаль, сразу её заставить слушаться не получится научить, нужно время.

— И что же в тебе такого страшного, Виола? Чего ты испугалась?

— Кто я для тебя? — еле слышно прошептала землянка.

Феликс перестал улыбаться. В его голове стала складываться картинка. И виной всему была самоуверенность Энтоса. Он же почувствовал, что что-то упустил из вида. То, что отражалось в глазах Виолы. Слишком далеко зашёл и грубо. Он бы объяснил ей всё еще несколько часов назад, если бы она дождалась его. Хотя, может, и не объяснил, а просто взял. И интуиция у Виолы сработала, как отлаженная сигнализация Федерального банка.

— Тебе правду? Или красиво и завуалированно? — усмехнулся он тому, как жалко звучали слова оправдания в его голове.

— Правду, — просипело чудо с малиновыми волосами и голубыми, как чистые небеса на старых снимках потерянной родины предков, глазами.

— Я тебя хочу. Очень сильно, Виола. Ты моё наваждение, и я устал оправдывать себя и одёргивать. Знаю, что ты в меня не влюблена, но поверь, я могу доставить тебе в постели неимоверное наслаждение. Хотел показать тебе это и показал. Только не ожидал, что ты испугаешься.

У Виолы смешно расширились глаза от удивления, даже рот приоткрылся, и вырвался хриплый звук, а следом за ним кашель.

Мужчина сел прямо и протянул девушке стакан.

— И вместо того, чтобы тебя соблазнять, учить заниматься сексом, я вынужден тебя лечить.

— Ты меня хочешь? — голос землянки хрипел, как сломанный динамик. Феликс поморщился, но внимательно слушал её слова.

— Очень сильно. Я не шутил насчёт твоей девственности. Я вообще мало шутил с тобой на этот счёт. Вдруг жизненно важно стало быть твоим единственным и неповторимым, хотя бы временно. Хотя кого я обманываю, Виола, я не хочу временно. Я хочу навсегда. Вот только ты женщина и я не могу себе позволить держать тебя вечно привязанной к кровати.

— Почему?

Феликс рассмеялся и погладил любопытную Виолу по щеке, внимательно вглядевшись ей в глаза. Страха он не видел, лишь интерес и растерянность. Её сердце билось так гулко, что могло оглушить. Глотала она с трудом, продолжив держаться за горло. И выглядела сейчас такой ранимой, что дух захватывало.

— Спасут, — ответил он предельно честно, но всё равно непонятно для Виолы. Однако объяснять ей он ничего не собирался. Меньше знает, больше шансов сорвать куш.

— Кто?

Этот вопрос Феликс оставил без ответа и продолжил ласково гладить слишком бледную щёку Виолы. Приятная радость растекалась в груди. Он показал ей, что мог завести её с пол-оборота, он чувствовал, как Виола отзывалась на его ласку. Даже сейчас, рассказав о том, что он хотел бы с ней сделать, она не билась в истерике, а изнывала от любопытства. Но испугалась себя. Того, что вспыхнула от страсти, поддавшись его чарам искусителя. Это было начало, начало сокрушительного удара по сердцу Феликса. Если она продолжит в том же духе, он падёт к её ногам. Станет послушным рабом, исполняющим любую прихоть, при этом деспотичным собственником, но Виола уже его слабость. Та, на кого он даже злиться долго не мог, прекрасно осознав, что сам виноват в том, что творила она. Ему нравилось это влияние на нежную и ласковую землянку. Он балдел от того, как она смотрела на него: с любопытством, заинтересованностью, азартом и очевидным желанием, неприкрытым обожанием. И Феликс хотел её, прямо сейчас.

— Если бы ты не заболела, мы бы лежали здесь обнажёнными под одним одеялом. Я бы исследовал губами каждый миллиметр твоего хрупкого тела. Ты бы стонала подо мной, Виола. Раскрывала бы для меня свои бёдра.

Алый румянец расцвёл на щеках девушки, и манаукец почувствовал его жар под пальцами, но не собирался останавливаться, лишь пододвинулся еще ближе, чтобы нависнуть над с трудом глотающей, но замершей от его слов Виолой.

Подушечкой большого пальца он очертил контур нижней губы, ощутив её сухость. Девочка болела и, увы, нельзя было исполнить свои желания.

— Я брал бы твой рот языком. Заглушал бы своими губами твои крики страсти.

Виола опять сглотнула, широко распахнутыми глазами следила за ним, и Феликс тонул в голубой лазури неба. Виола стала для него чистыми небесами. Он это уже чувствовал, и его тянуло к ней с непреодолимой силой. Секс для манаукца ничто по сравнению с вот такими минутами нежности, острого потаённого желания, томительной страсти. Он бредил, но голодал, он потянулся к её губам и запечатлел на них лёгкий поцелуй, прикрыв глаза, зарывшись рукой в малиновые кудряшки.

Отстранившись, он улыбнулся потрясённой, но всё ещё молчаливой Виоле.

— Я люблю жёсткий секс. Но обещаю, что прежде ты умрёшь от сладкой пытки. Ты заплатишь мне, Виола, за все мои переживания, за все нервные клетки, которые почили по твоей вине. И умоляю, милая моя, не закрывайся. Говори со мной, я должен знать, что творится в твоей голове. Ты не манауканка, но я знаю, что женщины не особо сильно отличаются друг от друга. Поэтому не бойся своих желаний, я способен исполнить их все, только скажи, намекни, и ты получишь меня всего. Договорились?

Глаза Виолы на миг недоверчиво прищурились, но тем не менее она кивнула. И Феликс возликовал. Она согласна принять его, отдаться ему. Он не ожидал, что его счастье окажется настолько мощным от простого молчаливого согласия. Оглушительным и упоительным. На душе стало светлее, словно оковы спали, выпустив её на свободу.

— Тогда поскорее выздоравливай, милая моя.

Феликс подоткнул одеяло Виоле, полюбовался на её растерянный и слегка обиженный взгляд.

— Пока болеешь, тебе нельзя. Я не настолько извращенец, да и сердце твоё надо беречь. А вот через три дня я возьму тебя, милая моя.

Подарив очередной лёгкий целомудренный поцелуй, Феликс подмигнул покрасневшей от смущения Виоле, обошёл кровать и забрался под одеяло.

— Давай спать. Я устал.

Впервые за столько лет Феликс лежал с кем-то в кровати просто для того чтобы поспать. Крепко обняв землянку, он прижал её к своей груди, уловив робкий взгляд. Она продолжала молчать, что, несомненно, было лучше, если бы она кричала и возмущалась. А так они выяснили позицию, и возражений у обеих сторон не было. Три дня передышки, три дня на раздумья, на составление плана совращения, на то, чтобы привязать её к себе сильнее, завоевать её доверие.

Столько дел предстояло, и самое главное — поговорить с Лареем. Только он мог заступиться за него перед своими боссами. Он должен объясниться с другом, понадеявшись, что за ним не придут. Он не преступил черты. Хотя известие о том, что у него появилась подопечная, взорвёт общественность Шиянары, да и многие граждане Манаука и Новомана не будут довольны таким положением дел, и последствия не заставят себя ждать. Но просить помощи ши Тамино он не посмеет. И так слишком многим должен. Нужно справляться самому, ведь теперь у него есть Виола, писака самых чувственных эротических романов, которые когда-либо читал манаукец.

ГЛАВА 10

Виола

Как были правы классики, твердящие, что стоило бояться своих желаний. А я вот не боялась, и что теперь? Лежала уткнувшись в горячую и приятно пахнущую мужским парфюмом грудь Феликса, который очень быстро уснул, и умилялась себе.

Я определённо влюблённая дурочка. Уши развесила, слюной чуть не захлебнулась от жарких намёков моего Ангела, а в итоге всё ушами своими прохлопала. Только сейчас поняла, что говорил он сладко да гладко, а так и не сказал того, о чём я так мечтала. Ведь ни словечком о любви не обмолвился. Милой называл, порочными нежностями соблазнял, клялся привязать к кровати да надругаться, а замуж не позвал. Ну вот как так он умел всё выворачивать наизнанку? Ведь и желала, чтобы исполнил все мои желания. И обещал быть моим и даже навсегда, да только разве насильно любимой станешь?