«Это если действовать бестолково», — нахмурилась я, ведь много раз попадала в миары и столько же покидала их. Шойн говорил, что вливание силы все портит, лишь рассеивает грани, истончает их, но не убирает пространственный «мешок». Это путь неотесанных болванов, не способных думать головой.
Я поджала губы, проглатывая несогласие, и вновь занялась докладами. Ди Тарт тем временем продолжал рассказывать по теме лекции, демонстрировал работу измерителей, углубился немного в историю, когда появились первые искажения, не забыв упомянуть, как сильно они потрясли наш, казалось бы, устойчивый мир. Но все оказалось зыбко. Пришлось создавать города с защитными барьерами.
Видимо, после этого возникли Пути, испещренные искажениями, кочевники, странники и все, что до недавних пор являлось моим «домом». Я знала историю, понимала, что все происходило поэтапно. Нет конкретной точки, с чего все началось. Прошлое размыто, проблемы приходили постепенно, нарастая снежным комом. Но ведь должен быть толчок, что-то, изменившее баланс, сделавшее силу изменяемой и, надеюсь, пока не уменьшающейся величиной.
Лекция закончилась к моменту, когда я сделала последнюю пометку. Студенты тонкими ручейками потекли к выходу. Зиана робко улыбнулась мне и, зацепившись за что-то ногой, едва не растянулась на полу. Благо, я вовремя среагировала, под грубые смешки подхватила ее под руку. Обернулась, сразу заметила широко улыбающегося Георда в компании своих дружков.
— Под ноги смотреть надо, рыжая. Ами, — сказал он совсем другим голосом и прошел мимо.
— Ненавижу, — процедила девушка, едва темная макушка скрылась в коридоре. — Когда-нибудь задушу.
— За что он тебя?
Зиана нервно дернула плечом, замотала головой, справляясь с эмоциями.
— Да так. Не сошлись характерами.
— Вы хорошо знакомы?
Она снова дернула плечом, нахмурилась. Прошептала слова благодарности и засобиралась на следующее занятие с ди Огнесией.
Не хочет рассказывать, и не надо. Меня не должны волновать чужие проблемы. Не должны…
Я подождала, когда ученическую покинет последний студент, и подошла к Леодрику. Он собирал в коробку кристаллы.
— Справилась?
— Да, было несложно.
— Хорошо! Это хорошо. Пойдем на следующую лекцию, а по пути ты мне расскажешь, с чем была столь категорически не согласна.
— Ничего подобного, ваша лекция была выше всяких похвал.
— Не стоит, — похлопал меня по спине Леодрик. — Ты качала головой, когда тебе что-то не нравилось, а порой поджимала губы, будто сдерживала саму себя.
— Вам показалось.
— Не стесняйся, я слушаю.
Говорить или нет? Все же Леодрик был категоричен в своем ответе о возможностях закрытия миара. Он не примет мои знания, которые, уверена, не были для него тайной. Все же про основные точки опоры упомянул, но отбросил этот вариант из-за своей сложности.
— Вы уверены, что миар не поддается контролю? — начала с самой, казалось, безопасной темы.
— А у тебя есть основания предполагать иначе?
Декан должен знать, что мы сейчас в одном из таких, иначе это было бы как-то невежественно. Преподавать искажения, учить распознавать их, определять грани, бороться с миарами, но не замечать то, что творится под носом.
Я шла рядом с ним, сжимая пальцами сумку, и искала причины, по которым можно говорить открыто. Вот только не находила их. Хорошее отношение — не повод для доверительных бесед.
— Это выдержки из доходящих до меня слухов. Странники порой чего только интересного не расскажут.
Ди Тарт хмыкнул и постучал меня по спине, да так, что я едва не полетела вперед. Все же сильный мужчина, в превосходной физической форме.
— Правильно делаешь, что поддаешь все критическому мышлению. Многим этого не хватает.
— То есть, вы признаете, что миар вполне можно контролировать? — с надеждой уточнила я.
— Мне не известны подобные способы.
Глава 20 (4)
То есть он знал об академии, но не имел понятия, как его грани закреплены? Или вообще не догадывался, что мы сейчас в запечатанном миаре? Как ректор тогда объяснил, что в данный момент отсюда нет выхода?
— Но такие случаи встречали? — осторожно полюбопытствовала я.
Леодрик хитро прищурился, вновь похлопал меня по спине и указал на открытую ученическую, за которой гудело множество голосов.
— У тебя есть дела или послушаешь мою лекцию?
— Вы не ответили, — остановилась я у входа.
Декан пропустил студентов, заглянул мне в глаза и с сожалением улыбнулся, будто попросту не мог ничего сказать по этому поводу. Хотел, но был скован ограничениями.
— Получается, вы намеренно лжете, — пораженно прошептала я. — Говорите то, что надо, а не как есть на самом деле. Зачем?
— Идешь? — пригласил меня в ученическую ди Тарт, не отрицая и тем самым подогревая мой интерес.
— Да, почему бы не послушать? — расправила я плечи. — Вдруг найду еще какое-нибудь несоответствие и пойму, что учиться здесь нет смысла.
— Тебе не помешает, Ами. Тебе точно не помешает, — многозначительно закивал он и подтолкнул меня внутрь.
Эта ученическая вместила в себя меньше студентов. Они сидели за широкими столами, растянувшимися вдоль стен, тем самым оставив много места в центре. Там пол был разделен на три сектора со словами силы по краям, напоминающими заметки в уголках тетрадей.
Мелкие символы шли друг за другом, образовывали что-то значимое и для меня непонятное. При правильном использовании они структурировали силу, задавали определенный вид, помогали настраивать потоки, их глубину, напор, проницаемость, придавали форму и запечатывали. Совсем не так, как работали звуки. Я это знала, но никогда не изучала. Колдовство многогранно. Можно создать дерево на одном вливании или нарисовать сложный символ, из которого оно вырастет, или вытянуть из окружения и преобразовать. Но для последнего нужны особые навыки, повышенная чувствительность, как называл мои способности шойн, а еще умение различать их «вкус».
— Займи любое свободное место, — посоветовал Леодрик, а сам поздоровался со студентами.
На меня поглядывали с интересом, в глазах некоторых появилось узнавание. Декан проверил присутствующих, занес эту информацию в кристалл на краю его стола. Лекция началась со вступительной речи, объяснений совершенно незнакомого мне слова, которое высветилось в воздухе из плотных коричневых песчинок. Ди Тарт долго говорил о точке входа, вливании силы, моменте преобразования, который нужно тонко отловить.
— Это самый важный момент в каждом сотворении, — мельком глянул в мою сторону преподаватель. — Бездумное использование слова может привести к непредвиденным последствиям, — тут он улыбнулся, посмотрел на подпиравшего щеку студента, и по ученической полетели легкие смешки.
Декан рассказывал, я внимательно слушала. Многое из сказанного мне было непонятно. Все же вокруг сидели студенты не первого курса, которые уже достаточно прошли, проучились в академии не менее года, а потому многим могли похвастаться. В том числе и забавными случаями из неудачного сотворения.
Внутри сдавило. Захотелось стать частью всего этого. Приходить на лекции, слушать, быть не временной помощницей декана, по непонятным причинам решившего взять меня под свое крыло, а студенткой. Такой же, как все. Бежать в столовую, спешить на занятия, делать доклады. Просиживать вечера в библиотеке, потому что какой-то из преподавателей особо зверствовал на своих лекциях. Стать каплей в море и плыть со всеми в бешеном потоке.
Необычные желания.
Я наблюдала, как ди Тарт материализует слово силы, поэтапно демонстрируя моменты входа, преобразования, выхода. Перед нами несколько раз вспыхивал сложный символ, светился коричневым, рассыпался и складывался в плотный несформированный ни во что особое металл. Такой прочнее камня, дерева. Надежнее. Тяжелее. С ним сложно работать. Его толком не поломать, не искривить, не сжечь, не заморозить, даже молнией не разбить. Он защитит от боевых воплощений силы.
