Зеркальщик. Счастье из осколков (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна

- Что у вас стряслось? – мрачно вопросил Зеркальщик, коротко кивнув в ответ не велеречивые приветствия.

- Сбёгла она, Ваш Благроть, - гаркнул служака, и его одутловатое лицо покраснело ещё пуще. – Хотя, смею заверить, сие никак невозможественно.

- Что, забили так, что душа едва тело не покинула? – усмехнулся Всеволод.

- Дык, Ваш Благроть, а чаво ишшо делать, коли ента паскуда запирается?!

- А если человек неповинен?! – рявкнул Всеволод, который на собственном горьком опыте убедился однажды, что полицейские чины сначала бьют, а уж потом разбираются. – Коли он непричастен к делу, что тогда?!

Околоточный пошёл пятнами, словно ему в лицо кипятком плеснули, дрожащими руками принялся расстёгивать тугой стоячий воротник:

- Дык, Ваш Благроть… Вы же сами сказали… А она, змеишша, токмо зубы скалила… Вот мы её малёхо и поучили уму-разуму…

- Где её держали? – угрюмо спросил Всеволод Алёнович, недовольный тем, что смешал личное с общественным.

- А идёмте, я Вам сей же миг покажу, - засуетился околоточный надзиратель, нелепо размахивая руками. – Идёмте.

Зеркальщик холодно кивнул и отправился следом за околоточным по узкому полутёмному коридору, где висящие под потолком масляные светильнички более сгущали тьму, нежели разгоняли её. Путь был неблизкий, опасную преступницу содержали в подвале, а потому у Всеволода появилось время обдумать таинственный побег, а пуще того, погрузиться в воспоминания. И хоть и были они весьма неприятны, но Всеволод Алёнович считал, что не след от бед отворачиваться, на невзгоды глаза закрывать. Тяжело вздохнув и зябко передёрнув плечами, Зеркальщик принялся вспоминать свой памятный визит в похожий участок.

Дар Зеркальщика проявился у Всеволода с рождения, а потому, когда отроку исполнилось четырнадцать лет, он отправился в ближайший к воспитательному дому участок, дабы официально зарегистрироваться. К несчастью, в тот миг по городу прогремело несколько ловких мошенств, которые аккурат с помощью магии Зеркальщика и совершали, а потому встретивший Всеволода околоточный надзиратель ничтоже сумняшеся обвинил отрока в сих преступлениях. Всеволод Алёнович, естественно, вину отрицал, но его никто и слушать не стал. Упирающегося отрока сволокли вниз в допросную и отходили кнутом так, что молодой Никита Вафлев, едва начинавший свою лекарскую практику и вынужденный выхаживать арестантов, только-только успел душу за пятку ухватить да обратно в тело водворить. Пока Всеволод валялся на жёстких нарах, приходя в себя, мошенника поймали, тем самым подтвердив безвинность избитого отрока. Аркадий Акакиевич, известный на весь город дознаватель, не поленился лично приехать к Всеволоду Алёновичу и не только принёс ему извинения от лица всего Сыскного Управления, но даже пригласил на службу. Зеркальщик хотел было в сердцах отказаться, но привычка к сдержанности возобладала, отрок испросил три дня на раздумья, а на четвёртый сам пришёл в Управление. Вот с тех пор и зародилась крепкая дружба между Всеволодом и ставшим со временем известным доктором Никитой Вафлевым, а также лютая неприязнь Зеркальщика ко всем стажам закона, кои истязают, толком не разобравшись в вине того, кто попал им в руки.

«Хотя, стоит признать, Лев Фёдорович ошибается редко, - неохотно признал Всеволод и опять передёрнул плечами, потому как от скорбных воспоминаний опять огнём запылали следы, оставленные тем памятным кнутом. – В этот раз только дважды маху дал, - Зеркальщик хмыкнул, покусал губу и застыл столбом, внезапно озарённый одной крамольной мыслию. – А ну, как не ошибся и в этот раз?»

- Вы чаво, Ваш Благроть? – опасливо спросил околоточный, невольно сжимая через рубаху нательный крест. – Сдеялось чего?

- Нет, всё в порядке, - Всеволод покачал головой, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам. – Далеко ещё?

- Почти пришли, Ваш Благроть, - бодро отрапортовал Лев Фёдорович, - вот в ентой камере мы её и заперли. Прошу-с.

Всеволод Алёнович пригнувшись шагнул внутрь тесной, пропахшей кровью и нечистотами камеры и на миг зажмурился, отчётливо увидев растянутую на грубом топчане тощую фигурку с окровавленной спиной, с которой клочьями свисала кожа.

«Так, успокойся, - зло приказал сам себе Зеркальщик, - ты не барышня меланхоличная, чтобы предаваться терзающим душу воспоминаниям и упиваться их горечью. Ты уже давно взрослый мужчина, и всё, что было, погребено навек».

Всеволод встряхнулся, словно окаченный водой пёс, и зорко огляделся по сторонам. Лев Фёдорович почтительно замер у самого порога, даже дыхание затаил, чтобы, упаси бог, какого беспокойства не причинить. Стоит сказать, что бравый околоточный, человек решительный и жёсткий, коему случалось в одиночку укрощать известных бузотёров и смутьянов, испытывал опасение перед неведомым. Скажем, чего ножа в кулаке забулдыги бояться, али револьвера в руках у иноземной заразы террориста, кои так и норовят пересечь границу Империи, дабы ввести свои драконьи порядки в почтенных, вековыми традициями освящённых землях? С человеком, чай, можно на равных сойтись, хитрость какую-нито применить, а то и по-простому кулаком в ухо заехать, дабы вылетела душонка подлая на суд божеский. А с чародеем попробуй-ка совладай! Особливо вот с таким, от коего подчас и не знаешь, чего ожидать. Вон, застыл каменюкой, только глазища серые сверкают, точно звёзды полуночные. А в полночь-то, знамо дело, какая сила из нор вылезает.

«Тьфу, гадость, - сплюнул Лев Фёдорович и торопливо перекрестился, - прости, Господи, грехи тайные и явные, а пуще того защити от козней ворога лютого, что до душ человеческих великий охотник».

- Сударь, ежели Вы уже завершили познание глубин моей души, то соблаговолите выслушать, - Всеволод Алёнович колюче усмехнулся. Шрам исказил его лицо, на миг превратив в поистине бесовскую маску.

Околоточный судорожно сглотнул и поспешно вытянулся во фрунт.

- Итак, - Зеркальщик задумчиво побарабанил пальцами по стене, брезгливо поморщился, вынул из рукава платок и тщательно протёр каждый палец, - одно из двух: либо в Евдокии вопреки всем законам пробудился активный дар Зеркальщика, либо ей кто-то помогал. Тут ясно заметен след отражающего заклятия, коим вашей бдительной страже глаза отвели.

- От ведь пакость, а! – околоточный зло рубанул рукой, начисто позабыв, с кем имеет дело. – От не даром ентих проклятушших Зеркальщиков истребляли, аки волков лютых! И правильно, скажу я Вам, делали!

На щеке Всеволода Алёновича багрово запылал шрам, голос стал резким, словно хруст битых осколков под каблуком:

- Ваша позиция по данному вопросу мне ясна. А теперь соблаговолите сосредоточиться на делах сугубо служебных, законотворчество, насколько мне известно, в ваши обязанности не входит.

Лев Фёдорович побагровел так, что казалось, ещё немного и бравого околоточного удар хватит.

«А потом Никита будет мне выговаривать, что я стражей порядка извожу и почём зря тень на своё доброе имя бросаю, - меланхолично подумал Всеволод и усмехнулся левым уголком рта. – Хотя, где оно, доброе-то? Терпят меня, аки волколака среди собак, а ни на един миг не забывают, что не ровня им. Только Вареньке я и надобен такой, каков есть… О, пришла хандра, когда не ждали. Это всё от недосыпания».

Всеволод Алёнович зевнул, с наслаждением потянулся, раскинув руки. Тесная каморка для таких кульбитов не была предусмотрена, дознаватель обеими руками упёрся в стены, опять принялся брезгливо пальцы обтирать.

- Евдокию надобно сыскать, - Зеркальщик мрачно посмотрел на безнадёжно испорченный платок и метко швырнул его в дыру, предназначенную для справления нужд арестованных. – Поднимайте по тревоге всех людей, можете солдатиков кликнуть, только предупредите: беглянка опасна, а кроме того, владеет магией.

- Всё будет сделано, Ваш Благроть, - оглушительно гаркнул околоточный, весьма довольный тем, что гнев начальственный прошёл стороной, подобно чёрной туче.

«Слава тебе, Господи, - мысленно перекрестился Лев Фёдорович и сам себе дал зарок, - приказание исполню, а на заутреню непременно в церкву схожу и Николаю Угоднику свечку из белого воску поставлю. Отвёл беду, не отдал душу на пагубу».