Экспедиция в преисподнюю (СИ) - Серебрянская Виктория

Ситуация вырисовывалась отвратительная. А я понятия не имела, как мне из нее выпутаться. Кроме как попросить помощи у командора. И у меня был на это лишь один шанс. Разряжающийся аккумулятор смарткомма не позволит исправить ошибки, если я их допущу.

Проще всего было надиктовать сообщение и отправить его. Но я опасалась это делать, чтобы Руорк не смог узнать раньше времени. После долгих раздумий я, в конце концов, набрала короткое сообщение:

«Командор, простите за беспокойство, но мне нужна помощь. Руорк отправил заявку на меня в правительственные лаборатории. Оттуда не выходят. Там утилизируют подопытных. Простите за сумбурное послание, но у меня разряжается смарткомм, а зарядки нет».

Я не рискнула набирать что-то еще и нажала кнопку отправить. Смарткомм мигнул, показывая стадии отправки и… погас. Я утратила последнюю возможность связи с внешним миром. Но хуже всего было то, что я не поняла, отправилось ли сообщение или не успело…

И потянулись для меня бесконечные, мучительные часы ожидания… Говорят, это худшая из всех видов пытки. Предвкушение грядущих неприятностей, нехорошее предчувствие не позволяли ни на секунду расслабиться. Отвлечься было не на что. Даже читать дневник с «Медеи» я больше не могла: смарткомм умер полностью. Я лишилась возможности не только с кем-то связаться, но и узнать время: терминал на столе оказался заблокированным или выключенным. Руорк ухитрился полностью меня изолировать. И это ужасно давило на психику.

Теперь дни и ночи для меня слились во что-то единое: свет не выключался, узнать время я не могла, и ко мне никто не приходил. Даже Руорк. Постепенно все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что хочется впасть в какую-то спячку, чтобы не ощущать давление одиночества, изолированности, оторванности от жизни. Подобные мысли поначалу пугали до безумия. Я начинала качать пресс и отжиматься до одури, до мельтешения мушек в глазах, лишь бы усталость затмила все, лишь бы избавиться от жутких, несвойственных мне мыслей. Что-то подсказывало мне, что эти рассуждения — инопланетное наследие, приобретенное вследствие инфицирования. Но постепенно я то ли свыклась с ними, то ли просто мне стало все безразличным.

Было уже совершенно очевидно, что сообщение Райдену отправить не получилось. А Руорк наверняка придумал какое-нибудь правдоподобное оправдание, причину, по которой меня нельзя посещать. Ведь исследовательские боксы, как правильно называлась моя тюрьма, только выглядят простой стеклянной комнатой. На самом деле они начинены такой аппаратурой, которая при необходимости будет искусственно удерживать внутри бокса, скажем, атмосферу железной звезды с ее инфракрасным излучением и отсутствием атмосферы, вернее, ядовитой для землян атмосферой. Так что ни гиперпрыжок, ни прибытие на базу я внутри куба не почувствую. То есть, буду смирно сидеть до тех пор, пока меня не усыпят распыленным газом и не перевезут в закрытую лабораторию…

Моя жизнь неожиданно превратилась в однообразное растительное существование. Ни книг, ни галавидения, ни общения и галанета. Сон, гигиенические процедуры, физические нагрузки и еда, вот и все перемены. И то, последнее лишь потому, что я помнила обещание медика и опасалась оказаться обездвиженной. А так аппетит давно пропал. И начисто. Перспективы пугали, и я продолжала существовать скорее по инерции…

К сожалению, я оказалась права в своих опасениях и предсказаниях собственного будущего. В один далеко не прекрасный момент, отжимаясь, я вдруг осознала, что мысли путаются, а проклятый, осточертевший до зубовного скрежета куб плывет перед глазами. Мозг отстраненно отметил эту странность, а в следующий миг на меня навалилась удушающим покрывалом тьма. И я даже не поняла, успела ли лечь на пол, или рухнула на него с высоты рук и выбила себе зубы…

— …оптимальное соотношение газов в атмосфере восстановлено, она вот-вот должна прийти в себя, — весенним бризом ворвалось в сознание вместе со знакомым и надоедливым писком наблюдательных приборов. Но липкая паутина, будто сковавшая мой мозг, не торопилась выпускать его из плена.

— Может быть, лучше форсировать количество кислорода для более быстрого достижения результата?..

— Во многих случаях кислород сам по себе является катализатором. А мы пока не знаем досконально всей картины. Пусть лучше сама постепенно приходит в себя. Неизвестно, что мы можем спровоцировать, увеличив содержание кислорода в воздушной смеси…

— Этот арлинт переусердствовал с усыпляющим газом…

Сонный мозг вяло воспринимал чужую речь. Я даже не могла понять, сколько существ разговаривает рядом со мною, мужчины это или женщины. Но вот досаду в последней фразе различила четко.

— Да неважно. Она не смертельна в любом случае.

— Да, но мозг землян очень хрупок. А если она утратит разум?

— Обследуем со всех сторон и утилизируем.

Равнодушие последней фразы плетью стегнуло по нервам. Я дернулась. И услышала, что писк приборов стал интенсивней. Одновременно услышала предупреждающую фразу, сказанную мужчиной:

— Внимание! Она пробуждается!..

После такого глупо было и дальше прикидываться обморочной тушкой. Но все равно я далеко не сразу смогла открыть глаза, а потом сесть. Ощущения в теле были самыми паршивыми: во рту пересохло так, что казалось, он склеился навсегда. В глазах резало. Будто туда попал песок. А тело слушалось плохо. У меня с трудом получалось сидеть.

Некоторое время царила тишина. Я силилась не завалиться набок и одновременно осмотреться. Но это было не так-то просто. Голова кружилась, мышцы дрожали от слабости.

— Как вы себя чувствуете, София? — прогремел в пространстве спокойный мужской голос. Вернее, я его восприняла, как гром. На самом же деле он, скорее всего, звучал с самой обычной тональностью.

— Хреново… — попыталась сообщить собеседнику я. И осеклась. Из горла вырвался какой-то невнятный хрип.

— Мутации речевого аппарата?.. — спустя несколько секунд услышала недоуменное.

Кто-то еще после небольшой паузы неуверенно предположил:

— Может, просто в горле пересохло? После наркоза такое часто случается…

Я кивнула, подтверждая услышанное. И чуть все-таки не свалилась. Реальность перед глазами сделала стремительный оборот. Пришлось вцепиться изо всех сил непослушными пальцами в край того, на чем я сидела. А когда пространство замедлилось, я услышала:

— София, как я понимаю, вы не можете встать. Манипулятор подаст вам стакан. Постарайтесь отнестись к этому спокойно.

Честно говоря, я поначалу подумала, что говорящий — идиот. С чего бы мне бросаться на механическую руку? Но предупреждение оказалось здравым и совершенно нелишним. Потому что манипулятор — длинная псевдорука на нескольких шарнирах-суставах, появился будто из ниоткуда, тыча мне почти в нос пластиковую емкость с прозрачной жидкостью.

Это было унизительно до слез. Но собственное тело слушалось плохо, даже после нескольких попыток я не смогла взять у роботизированной руки стакан. Пришлось так и пить, придерживая посудину, из рук робота. Но стакана оказалось мало. Жажда и не подумала отступать. Правда, я теперь сумела почти внятно прохрипеть:

— Еще!.. Пожалуйста…

Рука метнулась куда-то вверх. И очень быстро вернулась, аккуратно протягивая мне второй стакан. Я и его выхлебала. Потом перевела дух. И, наконец, осмотрелась.

Ну что я могу сказать? Я снова находилась в лабораторном кубе. Но на этот раз точно не в том, в который меня засадил Руорк. Как поняла? Да очень просто: санузел не был огорожен плитами. Мыться и справлять нужду теперь нужно было у всех на глазах. В душе что-то оборвалось.

Не было так же стола с терминалом, который находился в моей тюрьме на крейсере. И не было… Я схватилась за запястье. Смарткомм тоже исчез. В душе все сразу слиплось в холодный, склизкий, тошнотворный ком. Подняв голову, я только сейчас заметила то, на что несколько секунд назад не обратила внимания: за стеклом перед моим кубом располагались несколько стоек с аппаратурой и столы дежурных. Рядом с ними стояли четыре безликие фигуры в белых лабораторных комбинезонах. Но зацепило не это. А то, что все четверо были в капюшонах и масках — полная биологическая защита. Сердце оборвалось. Но чтоб окончательно убедиться в правомерности своих догадок, я все же задала вопрос хриплым шепотом: