Как бы то ни было, долгое время он был моим Raison d'etre. Смыслом моего существования. А теперь его нет.
И что у меня осталось? Месть — пшик!
Всякий раз, когда я представляла себе нашу последнюю встречу, Дэррок погибал от моей руки.
И кто теперь мой злодей? Кого ненавидеть и обвинять в смерти Алины? Это был не Дэррок. Он питал к ней огромную слабость. Он не убивал ее, и даже если он как-то повинен в ее гибели, сам он этого не знал. Шесть месяцев в Дублине, а я так и не приблизилась к разгадке смерти своей сестры.
Бэрронс жив, Дэррок мертв, и мертва моя всепоглощающая жажда мести.
Мои родители в безопасности под присмотром Бэрронса. Мне никого не нужно спасать.
У меня не осталось цели, четкого плана действий. Я потеряла направление.
Конечно, большая часть первоочередных целей, которые я ставила перед собой до того, как побывала в Зеркалах, осталась, как бы плохо все ни оборачивалось, но горе спрятало меня в тесную коробку, стены которой меня поддерживали. А теперь коробки не было, и я чувствовала, что превращаюсь в бесформенную кляксу.
Что потом? Куда идти? Мне нужно было время, чтобы осознать внезапное изменение реальности и отсортировать эмоции. Больше всего меня смущало то, что, несмотря на радость, которую я испытывала по поводу появления Бэрронса, я... злилась. Я была в ярости. Что-то во мне вскипало. И я пока еще не знала что. Но глубоко под всем этим я теряла терпение и чувствовала себя... глупой. Словно я пришла к выводам, которые не выдерживали критики.
Я вышла из душа в крайне дурном расположении духа и начала перебирать свою одежду. Мне все не нравилось.
Вчера я точно знала, что надеть. Сегодня не имела понятия. Розовое или черное? Возможно, пришло время выбрать себе новый любимый цвет. Или наплевать на это.
Дождь стучал по стеклу, а я все размышляла. Дублин снова стал серым.
Я натянула серые капри с принтом «JUICY» на заднице, спортивную кофту на молнии и шлепанцы. Если Бэрронса еще нет, можно убрать внизу.
В конце концов, я сделала то, что он просил.
Мои родители свободны, я жива, Дэррок мертв, камни в полной безопасности в испорченной спальне пентхауса.
Насколько я понимаю, все перечисленное делает магазин моим.
А еще «ламборгини». И «вайпер».
— И ни хрена не моя идея. — Рычание Бэрронса донеслось до меня, когда я была еще на лестнице.
Дверь в его кабинет была приоткрыта, и я слышала, как он расхаживает, берет и ставит обратно вещи.
Я замерла на последней ступеньке, просто наслаждаясь звуком его голоса. Пока его не было, я не понимала, насколько пуст без него мир.
Моя улыбка поблекла. Я переступила с ноги на ногу.
Мое настроение казалось солнечным светом на воде, но под ясной поверхностью скрывалось темное течение.
Я погрузилась глубже, чем готова была себе признаться, со своим уничтожением-мира-ради-будущего. Я была на сто процентов готова сразиться с любым темным знанием, которое мне потребуется, и не важно, чего это будет стоить мне или другим. Я готова была сделать что угодно, лишь бы заменить этот мир новым. И все потому, что верила — Иерихон Бэрронс мертв.
У меня не было четкого плана, кроме поимки Книги и работы с ней. Я считала, что смогу справиться с любым заклятием творения и разрушения, которое может в ней храниться. Оглядываясь в прошлое, я могу лишь удивляться своему поведению. Бешеные амбиции, сумасшедшая целеустремленность.
Смерть Алины со мной такого не делала.
Я запустила пальцы в волосы и дернула, в надежде что легкая боль поможет мне прочистить мозг. Пролить свет на мое недавнее сумасшествие.
Наверное, именно предательство сводило меня с ума. Если бы не я проткнула Бэрронса копьем, я бы так не убивалась. Да, горе от утраты Бэрронса было бы сильным, но сокрушило меня не горе, а чувство вины. Я убила своего защитника.
Чувство вины, не горе, питало мою жажду мести. Вот в чем дело. Чувство вины превратило меня в одержимую, которая хотела стереть один мир и создать другой. Если бы я убила Алину, если бы лично я была виновна в ее смерти, я бы чувствовала себя точно так же и решилась бы на те же действия. Мной двигала бы даже не любовь, а лишь отчаянная необходимость стереть свою причастность.
Теперь, когда горе не сжимало мое сердце, как кулак, я понимала, что не справилась бы.
Воссоздать мир только ради Иерихона Бэрронса? Об этом даже думать смешно.
Я потеряла Алину и не превратилась в сумасшедшую баньши, а ведь я любила свою сестру всю жизнь.
Бэрронса я знала всего несколько месяцев. Если бы я и стала создавать ради кого-то новый мир, я бы сделала это ради сестры.
Так, с этим мы разобрались. Я не предала Алину, не став ради нее Безумным Максом [9].
Так почему же во мне все еще пульсирует и поворачивается нечто темное, пытаясь выбраться на поверхность? Что меня гложет?
— Мать твою, Риодан, мы тысячу раз уже это пережевывали! — взрывается Бэрронс. — Все гребаное время только об этом и говорим. У нас был план, ты от него отклонился. Ты должен был отправить ее в безопасное место. Она не должна была узнать, что это я. Это ты виноват в том, что ей теперь известно: мы не можем умереть.
Я застыла. Риодан тоже жив? Я же видела, как его разорвали на части и как он упал с высоты в сотню футов. Я нахмурилась. И Бэрронс сказал: «Не можем умереть». Что это значит? Никогда? И несмотря ни на что?
Он минуту помолчал, и я поняла, что он разговаривает по телефону.
— Ты знал, что я буду драться. Знал, что я выиграю. Я всегда побеждаю. Именно поэтому ты должен был разделить нас и пристрелить меня так, чтобы она не знала, что я мертв. В следующий раз бери с собой больше оружия. Попробуй противотанковый гранатомет. Как думаешь, с ним ты сможешь со мной справиться?
Гранатомет? Бэрронс способен выжить после такого?
— Так что это ты облажался. Она видела, как мы умерли.
Да, видела. И почему они не мертвы? Еще одна пауза. Я задержала дыхание, прислушиваясь.
— А мне насрать, что они думают. И не лезь ко мне с этим дерьмом про голосование. Никто не голосует. Лор не знает даже, в каком веке он находится, Кастео за тысячу лет не произнес ни слова. Ты не убьешь ее, и они тоже. Если кто ее и убьет, то только я. И то не сейчас. Мне нужна Книга.
Я замерла. Он сказал «не сейчас», явно упирая на то, что придет время, и это случится. И он не убил меня до сих пор по одной-единственной причине: ему нужна «Синсар Дабх».
И по этому мудаку я горевала? Его возвращение я праздновала? О «тысяче лет» я решила поразмыслить позже.
— Если ты думаешь, что я так долго охотился лишь затем, чтобы потерять свой главный шанс, ты ни хрена обо мне не знаешь.
Вот опять, то же самое говорила Фиона в ту ночь, когда Бэрронс метнул в нее нож, чтобы заставить замолчать. Я его «главный шанс». На что?
— Ну, давайте. Ты. Лор. Кастео, Фейд. Кто там еще хочет мне помешать? Но на вашем месте я бы отвалил на хрен. Не давай мне причин оставить тебя в живых и заставить жалеть об этом. Ты этого хочешь? Бессмысленной вечной войны? Хочешь, чтобы мы вцепились друг другу в глотки?
Тишина.
— Я никогда не забываю, кому я верен. А вот ты забыл свою веру. Сохрани ее родителей живыми. Следуй моим приказам. Все скоро закончится.
Я сжала кулаки. Что именно закончится?
— Вот в этом ты ошибаешься. Один мир не хуже другого. Некоторые миры лучше. Мы с самого начала знали, что она «уайлд кард» [10]. После того что я выяснил о ней в ту ночь, я собираюсь ее разыграть. Вы уже нашли Телли? Мне нужно допросить эту женщину. Если она еще жива. Нет? Подключите больше людей.
Что он имел в виду, говоря, что узнал в ту ночь? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его словам, хотела предать его? Или что-то другое? Кто такая Телли и что Бэрронс хочет у нее узнать?
