Элемента.N (СИ) - Лабрус Елена

Дэн тоже тяжело вздохнул, и злоба, которую Ева, никогда не испытывала к человеку, который в неё выстрелил, словно понимая, что не его в этом вина, в отличие от Дэна, который готов был порвать парня голыми руками, вдруг обратилась на Шейна. Он не просто предполагал, он точно знал, кем был этот психиатр, подвернувшийся Роману так удачно. И если Шейн не даст ему сейчас ответов на все интересующие его вопросы – он готов был порвать на мелкие кусочки Шейна. Немедленно.

— Ладно, пойдём мы, — сказал Дэн, уже спускаясь вниз по ступенькам. — Спасибо, что рассказала. Но мой тебе совет – не рассказывай ты этого больше никому.

— Да, я же разве не понимаю, — вздохнула Алиса. —

С психиатра того как с гуся вода, а меня по допросам затаскают. Некогда мне на их вопросы отвечать. Школу вот закончу, в техникум поеду поступать.

— Это правильно, — одобрил Дэн.

— До завтра! – сказала Алисе Настя, спускаясь вслед за Дэном.

Как школьник, Дэн помог Насте донести её увесистую сумку до двери квартиры, и снова вернулся в больницу.

 Есть он уже перехотел, и жгучая злоба, которая переполняла его, когда он узнал, что парня подставили, после прогулки по морозцу тоже стихла. Но не прошла, к ней прибавилось чувство вины. Он чувствовал ответственность за то, что парень пропал из-за него, из-за Дэна. И Ева пострадала из-за него. Такого поворота событий он никак не ожидал. Что же такого важного знает эта бабка, что его чуть не убили, когда он привёл её в чувства. И что такое Неразлучники? И как он будет со всем этим разбираться без Евы?

Глава 16. Первый день без Дэна

Когда София, наконец, ушла, накрыв Еву одеялом и оставив на тумбочке для неё целый графин воды с одной стороны и вазу с фруктами с другой, Ева закрыла глаза и снова заплакала. Не то, чтобы София её раздражала, или ей была неприятна её забота, нет, ей нравилась София, но при ней Ева не могла плакать, она вынуждена была держаться и на это уходили все её небольшие после такой потери крови силы.

Ева плакала в голос, навзрыд, пропитывая слезами подушку так долго, сколько смогла. Глаза покраснели и опухли, одеяло было завалено использованными бумажными платками, непрестанно вытираемый ими нос тоже опух и покраснел, но легче не становилось. Хотелось снова стать маленькой и всё это забыть, или хотя бы просто к маме.

Ева более-менее успокоилась, и набрала знакомый номер.

— Алло, мам! – обрадовалась она, услышав родной голос.

— Неужели вспомнила про мать? – ответил он ей вместо приветствия. — Я всё жду, думаю, когда ж ты, наконец, соизволишь позвонить, поинтересуешься, жива ли я ещё.

— Плохие новости всегда приходят быстрее, чем хорошие, — заметила ей Ева, пытаясь шутить. — Если бы ты померла, наверняка, мне бы уже позвонил твой адвокат спросить про завещание.

— Наверно, да, если бы они у меня были, — усмехнулась мама. — и адвокат, и завещание.

— Ну, раз уж ты жива, рассказывай, что нового, — попросила Ева.

— Да что нового? Летали на неделю с Алексеем в Канаду. Он по работе, а я так, с ним, прицепом.

— Понравилось?

— Трудно сказать, но встряхнулась, да. У них там так интересно в Оттаве. На каждом шагу – каток. Вообще всё – каток, и все люди на коньках. Особенно многолюден центральный канал, который зимой замерзает и не пустует ни днём ни ночью. Но и остальные коробки, что стоят во дворах, например, тоже редко свободны. Утром рано – там уже кто-то катается, вечером поздно – такая же картина. Очень интересные люди. Грустно им – идут на каток, весело – идут на каток,  — рассказывала мама, и Ева поймала себя на том, что улыбается. — А ещё я там пристрастилась к кёрлингу.

— Что играть? – не смогла промолчать Ева.

— Скажешь тоже, играть! Смотреть! Да и то по телевизору. Я раньше вообще не понимала, что за поломойный такой вид спорта, а тут, представляешь, втянулась.

— Не представляю, — снова улыбнулась Ева.

— А вот ты посмотри сама, не пожалеешь. Затягивает. Особенно мировые соревнования. Сейчас как раз идут – так я, прямо, болею. Правда, за Канаду, — сказала она, понизив голос. — Но ты никому не говори, а то обвинят ещё в непатриотизме.

— Ладно, не скажу, — успокоила её Ева. — неужели в Оттаве некуда было больше сходить, что ты целыми днями телек смотрела.

— Смешная ты, — хмыкнула мама. — конечно, было куда сходить. Но Алексей же работал. А мне с ним на переговоры хвостиком ходить не положено, а сама я, ты же знаешь какая бестолковая, в трёх соснах заблужусь.

— Знаю, это у нас семейное, — кивала ей в трубку Ева.

— Вот, кому я рассказываю, ты всё знаешь! Потому мне из развлечений только кёрлинг да пироги с кленовым сиропом оставались. Но, знаешь, развеялась и даже устала. Теперь вот проект такой серьёзный заказали – а я всё приступить никак не могу. Всё откладываю сегодня, да завтра. Прокрастинирую. Но что я всё о себе то! Ты там как? – опомнилась мама.

— Да, как обычно, — отмахнулась Ева. — Всё нормально, мам, тихо, спокойно, работаю.

— Ты у меня вроде симпатичная девушка, а ведёшь себя, ей богу, как синий чулок. Тихо, спокойно, работаю, — передразнила её мама. — А должно быть шумно, весело, радуюсь жизни.

— Да я и радуюсь, — пыталась сдержать нарастающее раздражение Ева. — только тихо и спокойно.

— Ты у меня как молодая старушка. Случайно носки там вечерами не вяжешь? Пасьянсы не раскладываешь?

— Да, думаю, пора бы уже начать, — потеряла всякий интерес к беседе с мамой Ева.

— Я, кстати, тут намекнула Алексею, что не плохо бы съездить к тебе на Новый год, — вспомнила мама про свой обещанный приезд.

— И что Алексей? – с надеждой спросила Ева.

— Он, скорее всего не сможет. А одна я что-то тоже не хочу. Ты, наверняка, с друзьями пойдешь праздник справлять. Хоть друзья-то у тебя есть? – на всякий случай спросила мама.

— Хоть друзья есть, — успокоила её Ева.

— Ну, вот! Ты с друзьями. Я там одна, он здесь один. Ну, кому такой праздник нужен? Да, и устала я после этой Канады. Эти самолёты, разница во времени. Пока туда привыкнешь, пока обратно перестроишься – уже и на работу опять. — сетовала мама.

— Да, и правильно, — поддержала её Ева, скрестив для надёжности пальцы, чтобы мама ненароком не передумала. — Приедете лучше вместе, да весной. Или летом.

— Вот и я так подумала, — облегчённо выдохнула мама, а Ева освободила пальцы.

— Конечно, а летом поедем на озеро купаться, на которое мы как-то ездили, помнишь? – спросила Ева.

— Конечно, помню, — ответила мама, — Так его ж закрыли?

— Как его в этом году опять открыли. Жаль, я поздно узнала. Само озеро почистили, песка завезли, беседок понастроили, лежаки, зонтики. Хочешь — загорай, хочешь — купайся, хочешь — шашлыки жарь. Можно на катамаранах покататься, можно над озером на тросе полетать, можно на водяной горке как в аквапарке, — заливалась Ева соловьём.

— Вот это да! – удивилась мама. — А ведь раньше было болото болотом, только карасей ловить.

— Да, видишь, что-то меняется к лучшему, — согласилась Ева.

— Да, хоть что-то, — поддержала её мама, и она хотела ещё что-то сказать, но Ева услышала, как у мамы в квартире зазвонил стационарный телефон, и мама, явно, вставшая перед выбором отвечать ей или нет, потеряла мысль, — Ева, погоди, я узнаю, кому ещё я понадобилась.

Ева слышала, как сухо она сказала в трубку «Алло!», но потом смягчилась, заворковала с кем-то, и Ева даже хотела уже сама отключиться, подумав, что про неё мама забыла, так надолго она отвлеклась, но мама про неё не забыла.

— Дочь моя, прости, позвонила тетя Люда, ну, помнишь, наша бывшая соседка по старой квартире, сто лет не виделись. У тебя есть ещё ко мне какие вопросы?

— Не, мам, я просто позвонила. Давай, пока!

— Давай! – ответила мама, и Ева слышала, как она, забыв нажать на «отбой» рассыпалась любезностями перед Людочкой, которую, насколько Ева помнила, она всегда терпеть не могла.