Держаться за воздух (СИ) - Терехина Катерина

— А я разве смотрел?

— Ну, значит, сейчас придем и посмотрим. У нас и так дел невпроворот, так что еще одно нас не утянет, поверь мне. Нужно сходить на это кладбище, предметы с буквами найти… я специально взяла свой блокнот, где у меня все записано.

— А может, ну ее, табличку эту? Учебный год скоро, нужно подготовиться, я в этом году школу заканчиваю. Отложим дело до следующего лета, к чему спешить?

— Паш, — Даша остановилась и приложила ладонь ему ко лбу. — Тебе точно голову не напекло? Что происходит вообще? В тебя что-то вселилось? Или бабушка укусила, и теперь ты тоже станешь вредным и ворчливым?

— Я и так вредный и ворчливый, — буркнул парень и, опустив голову, быстро зашагал по дороге.

На аллее, ведущей к дому, они были в час дня. По небу поползли низкие темные тучи, и росшие вдоль дороги деревья стали отбрасывать поистине страшные тени на разбитый асфальт. Стена растений словно ожила: гибкие стволики кленов опутывали ноги, не давая идти, гигантский репейник лип к волосам и одежде. На небе ворчал гром, изредка коротко грохоча, словно огромный небесный великан просыпался за облаками и готовился обрушить на землю свою разрушительную мощь. В любой момент могла начаться августовская гроза. Ветер притих, и воздух дрожал, впитывая аромат запахших с удвоенной силой диких цветов, растущих на заброшенной клумбе.

— А если дождь пойдет? — с тревогой спросила Даша, глядя на небо.

— Мы можем пойти домой, — предложил Паша, покосившись на тучи и тут же споткнувшись о спутанные вьюном деревца.

— Нет, не сейчас. Я хочу сделать то, что запланировала на сегодня. Даже если гроза будет, мы не в чистом поле стоим, всегда успеем добежать до остановки и вернуться домой. Этот вопрос был, скорее, риторическим.

— Ты нередко болтаешь сама с собой, — Паша усмехнулся, и былая уверенность вернулась к девушке. Действительно, зачем волноваться о проблеме, которая так легко разрешима?

Аллея обрывалась резко — деревья кончались, и дорога выходила на широкую мощенную камнем площадку, посредине которой вырос одинокий каштан. Земля под ним была усеяна скорлупой, которая хрустела и хрупала под ногами, и Даша вздрагивала от каждого этого звука, резко звучащего в тишине.

Обойдя каштан, ребята остановились в нескольких метрах от поддерживающих балкон шести колонн. Их белый, кое-где покрытый мхом и плесенью мрамор сейчас, казалось, светился на фоне темного неба.

В доме слышалась тихая музыка — кто-то играл на рояле. Ноты складывались в красивую мелодию, звучащую переливами и невероятно успокаивающую. Но от этого звука у Даши зашевелились волосы — она в очередной раз вспомнила Духа и все, что случилось после прошлой встречи с ним.

— Что ты там говорила про табличку? Если она и есть, то около входа, — заговорил Паша. О, как Даша была благодарна ему за это! Хоть на несколько секунд голос закрыл звуки музыки.

— Пожалуйста, не молчи, — попросила девушка.

— Ты тоже не можешь это слышать? — усмехнулся Паша. — Ладно, терпи, казак — атаманом будешь!

— Подожди… — Даша вдруг замерла, нахмурив брови и насторожившись. Несколько секунд была отчетливо слышна музыка, а потом девушка вдруг с восторгом воскликнула: — Послушай-ка, послушай! Это же Бетховен, «Лунная соната»! Наш пианист — профессионал!

— Точно! А я что-то и не узнал.

— Красиво играет…

Даша пошла к дому, вслушиваясь в переливы звуков, извлекаемых умелыми, но очень осторожными пальцами играющего. Музыка завораживала. Девушка легонько вспорхнула на ступеньку…

Следующее, что она помнила, — это крепкая и довольно болезненная пощечина.

Моргнув глазами, словно выйдя из другой реальности, Даша с ужасом обнаружила себя неуклюже сидящей на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, к приоткрытой двери в кабинет.

Музыка стихла. Паша, чтобы убедиться, что подруга уже окончательно очнулась, хотел хлопнуть ее по щеке еще раз, но девушка увернулась.

— Все, все, я в порядке! — вскрикнула она и схватила его за руку. — Пойдем на улицу, мне страшно, — по телу прошла холодная дрожь.

— Что вообще с тобой случилось? — Паша помог ей встать и, придерживая под локоть, повел по лестнице вниз.

— Не знаю! — Даша зябко поежилась. — Я бы сама хотела это узнать…

— Ты вдруг побежала, как ужаленная! Один Бог знает, как я смог тебя догнать! Я тебя сперва за рукав схватил — ничего, потом подножку поставил, а ты вскочила тут же, словно и не падала, и дальше помчалась! Я — за тобой, и, это, по щекам, несильно… А ты — ноль внимания. Тут уж я не выдержал, ка-а-ак дал, ты и очухалась…

— Спасибо, — девушка впервые в жизни радовалась тому, что кто-то ей как следует врезал. — Это все проделки Духа, я уверенна!

— Почему же это «влечение» не подействовало и на меня?

— Может быть, потому, что ты… не вошел с ним в контакт?

— А ты что, вошла? Продала душу за способность болтать с призраками?

— Нет. Но я помню голос… во сне… который шептал мне про Лизочку и про проклятие, когда я убегала.

— Это был голос Духа?

— Наверное. По крайней мере, я так думаю.

— Как же мне эти духи надоели! — вспыхнул Паша. — И с чего ты вообще решила, что Лизочка как-то с проклятием связана? У твоей тети ведь ничего прямо не сказано. Да если бы она и играла какую-то роль в жизни Духа, то зачем ему самому тебе карты открывать? Дух наш не такой уж и глупый. Это твое воображение тебе говорило — слишком уж часто в деле имя мелькало, а во сне у человека какая-то «вторая память» включается. Лизочкой, на самом деле, может кто угодно оказаться. Может быть, это просто девчонка, которая в доме параллельно с Элеонорой рылась и неоднократно дорогу ей переходила?

— Да не знаю я! — воскликнула Даша. Хотя она и была во всем уверена, потом всегда оказывалось, что все ее убеждения всего несколькими фразами можно поставить под сомнение. — Зачем тогда тете ее именно Лизочкой звать? Могла бы и Лизой, и Елизаветой.

— Тут достаточно просто: «Лизочка» можно говорить не только нежно, но и с сарказмом. Если твоя тетя и эта Лизочка соперничали за то, кто найдет артефакт, то вполне возможно, что она так выражала свое к ней презрение.

— Это не похоже на Элеонору. Но, честно сказать, я уже не знаю, во что верить…

— Ладно, все равно мы скоро все узнаем, — вздохнул Паша. — Давай лучше найдем табличку.

Даша видела, что он тоже в напряжении, но это было не по-мужски — показывать эмоции.

— А чего ее искать, вот она, — сказала девушка, указывая на стену. На стене, на высоте трех метров над землей, была привинчена какая-то деревянная табличка, казавшаяся сейчас металлической — отражалось свинцовое небо, придававшее ей странный, неестественный блеск.

— На ней нет надписи, — нахмурился Паша.

— На ней слой пыли, — качнула головой Даша. — Если от нее избавиться, то и надпись появится.

— И как предлагаешь действовать?

— Если тебе не жалко куртку, то можно ею всю пыль разогнать.

Паша скинул наброшенную на плечи ветровку и протянул девушке.

— А доставать ты до нее как собираешься? Взлетишь, что ли?

Даша задумалась.

— Ты сможешь меня поднять?

— Я?.. Не знаю, я никого, кроме племяшки, не поднимал никогда…

— Вот и попробуешь заодно. Не бойся, я не тяжелая.

Паша подошел поближе к стене и, повернувшись к ней спиной, словно перед расстрелом, спросил:

— Ты мне на шею залезешь, что ли?

— А на руках ты меня что, не удержишь?

— На руки не жалуюсь — удержу, наверное.

Даша скинула кеды, чтобы не истоптать друга в прямом смысле этого слова, и все-таки забралась ему на плечи. Она и не подозревала, что забираться на людей так страшно! Паша присел, прижавшись к стене, и Даша, опираясь сначала на его колени, а затем — на руки и держась за ближайшую колонну, встала ему на плечи. Парень, придерживая ее ноги, выпрямился почти в полный рост и, согнувшись, напряженно запыхтел. Даша привалилась к стене всем телом, стараясь удержаться руками за широкие трещины в камнях, чтобы облегчить участь товарища. Но толку от этого было мало. Паша внизу сосредоточенно сопел.