Я потянулась за ним…
НА МОИХ РУКАХ горячая и скользкая кровь моего отца. Крылья еще теплые. Мне нужно постоянно вытирать кровь о рубашку. Я выгляжу тем, кто я есть — монстром, таким же, как те, что каждую ночь рыскают по руинам Лахора.
У меня нет сожалений.
Это не то, что однажды напишут обо мне историки.
Никто не вспомнит ни имен, ни лиц детей, которых я убил сегодня ночью. Традиция власти Ночнорожденных — убивать детей. Мой отец убил моего младшего брата через несколько минут после того, как он сделал первый вдох. Мне было шестнадцать лет, когда я увидел, как он перекинул этот маленький окровавленный комок ткани через перила, скормив его демонам, кружащим внизу. Он всегда давал понять, что я должен действовать как его наследник, но никогда это не было угрозой.
Я так тщательно прятался все эти годы. Растоптал каждый клочок своей силы. Терпел все издевательства. Я делал все это со спокойным выражением лица, не позволяя ему увидеть скрытую под ним ненависть.
Ненавидеть отца было бесполезно. Полезно было учиться у него.
Вот я и учился.
Было так приятно видеть это на его лице, когда он понял свою ошибку. Что он недооценивал меня всю мою жизнь.
Всякий раз, когда я думаю о лицах детей, моих племянниц, племянников и двоюродных братьев, я заменяю их лицами моего отца. Выражение лица с осознанием его гордыни, его просчетов.
Благодаря этому каждый год в этой дыре стоил того.
Я думаю только об отце, когда прибиваю его крылья к стене, бормоча заклинания под нос.
Я думаю только о своем отце.
Я думаю о Кеджари.
Я думаю о короне на своей голове.
У меня нет сожалений.
У меня нет сожалений.
Я НЕ МОГУ ДЫШАТЬ. Мой желудок скрутило. Я ничего не видела, ничего не чувствовала.
Моя рука болит, Матерь, моя рука болит так чертовски сильно. Именно эта боль вернула меня в мир, и я ухватилась за нее. Я заставила себя открыть глаза. Зрение было размытым, как будто я только что смотрела прямо на солнце, хотя эта башня была еще в тени, и только теплые зачатки рассвета пробивались сквозь осколки камня.
Я посмотрела вниз.
Моя рука была вся в крови. Перевернув ее, я увидела, что сжимала кулон так крепко, что острые края вырезали на моей ладони идеальный отпечаток полумесяца.
Что, черт возьми, только что…
— Знаешь ли ты, — раздался сзади меня легкий, детский голос, — как долго я пыталась получить доступ к нему?
Меня охватил озноб.
Я заставила себя подняться на ноги и была вознаграждена такой сильной волной головокружения, что пошатнулась и ударилась о стену. Я выпрямилась и повернулась, чтобы увидеть Эвелину, на силуэт, стоящий на фоне солнечного света, и одного из ее спутников детей, маленького мальчика с равнодушным лицом, рядом с ней.
Черт.
Уже рассвело. Как они здесь оказались?
На щеках Эвелины появились зачатки солнечных ожогов — темные, багровые пятна, хотя она была одета в тяжелый плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном. Ее крылья были кремовыми, телесно-розовыми, и ожоги на них были еще хуже, тем более что плащ не мог прикрыть их, когда она летела.
Если они и беспокоили ее, она не показывала этого. Она не моргала. Ее голубые глаза были широко раскрыты и жутко горели в тусклом свете, улыбка была жесткой и непоколебимой.
Она смотрела на меня пожирающим взглядом. Как будто она хотела содрать с меня кожу и надеть ее на свое лицо.
— Я обнаружила его около десяти лет назад, — щебетала она. — Двести лет назад этого здесь не было. Я сразу поняла, что это дело рук Винсента. Должно быть, он пришел, не сказав мне, должно быть… — Она моргнула, как будто потеряла ход мыслей на середине предложения. — Но я никогда не могла открыть его.
Я ничего не сказала.
Капля моей крови упала на землю.
Глаза ребенка уставились на мою кровь. Его горло перехватило. Ноздри Эвелины раздувались от запаха крови.
Я засунула кулон в карман и потянулась за своим клинком. Я старалась не показывать этого, но я все еще прислонялась к стене. Голова болела от усилий, которые я прилагала, чтобы сфокусировать взгляд. Фрагменты того, что я увидела, когда прикоснулась к кулону, без моего разрешения проскользнули в уголки моего зрения — словно песочная версия мира.
— Крылья, — добавила она, все еще не моргая. — Как интересно.
Кап.
Моя кровь снова капнула на землю.
Ребенок накинулся на меня.
Он был быстр. Я едва успела среагировать, как он уже был на мне, впившись зубами в мою руку. Из моих уст вырвалось проклятие и я бросилась к стене, отбросив ребенка на камень.
Шевелись, маленькая змейка, — торопливо шептал мне Винсент. Шевелись. Она идет за тобой.
Я знала, что она идет. Она шла, а я не могла двигаться достаточно быстро.
Я услышала ее раньше, чем увидела. Я развернулась так быстро, как только могла, чуть не впечатавшись обратно в камень, и набросилась на нее со своими клинками. Я схватила ее за руку.
Она отпрянула назад, лицо ее исказилось в гримасе оскала. В руках у нее была рапира, похожая по стилю на ту, которой когда-то владел Винсент. Я была уверена, что это не простое совпадение.
Я едва успела отбиться от нее, когда она снова сделала выпад.
Мое тело как будто на полшага отсоединилось от моего разума. Мои крылья, которые я понятия не имела, как убрать, резко изменили мое равновесие. Эвелина не была великим воином, и конечно, она не сравнится с теми, с кем я сражалась в Кеджари, но она все равно была сильной и быстрой, а ее движения до жути напоминали стиль Винсента. Эффектные, точные, грациозные, но она была в полушаге от жажды крови, становясь небрежнее с каждой каплей моей крови.
Она была выше меня, но, по крайней мере, я к этому привыкла. Я блокировала ее сверху одним клинком и использовала открывшееся пространство, чтобы вогнать второй клинок в ее бок.
Она зарычала и нанесла ответный удар такой разрушительной силы, что я ударилась спиной о стену.
Боль. На мгновение у меня помутилось зрение. Когда я снова сфокусировалась, лицо Эвелины было прямо перед моим, наши носы соприкасались. Моя рука сильно дрожала, когда я блокировала ее меч между нами.
Я уже бесчисленное количество раз оказывалась в подобном положении. Я могла использовать ее напор и прижать ее к стене. Вонзить лезвие в сердце. Так делать всегда приятно, потому что именно здесь они думали, что поймали меня.
Но для этого требовался огромный прилив сил. Я не знала, есть ли она у меня. Если бы я попыталась и потерпела неудачу, я бы раскрыла себя перед ней.
У меня не было выбора.
Я атаковала.
С рваным криком я оттолкнулась от нее всем, что у меня было, поменяв наши позиции у стены. Она не ожидала этого и ее удивление пошло мне на пользу. Хорошо. Я была рада, что кто-то все еще недооценивает меня.
Я не колебалась. Я отвела назад свой клинок, приготовившись вонзить его в её грудь…
Мучительная боль пронзила меня.
Сначала я даже не могла определить, что это было, только знала, что это было самое страшное, что я когда-либо чувствовала, как огонь и сталь одновременно.
Я пошатнулась назад, чтобы отбросить нападавшего.
Ребенок покатился по земле.
Я попыталась повернуться и споткнулась. Мое тело не слушалось меня. Я посмотрела вниз и поняла, что он проткнул мое и без того раненое крыло. Теперь оно волочилось по земле, мешая мне двигаться.
Черт.
Эвелина.
Она уже надвигалась на меня. Я подняла оружие, чтобы отразить ее атаку…
Слишком поздно.
Она оказалась возле меня прежде, чем я успела среагировать.
