Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ) - Корсарова Варвара

— Разговаривал, — не стала отрицать я.

— Он не просил быть хорошей девочкой?

— Пожалуйста, Лео, прекрати кривляться. Давай поговорим откровенно, без притворства и недомолвок. Мы не в салоне графа Марча, а я не глупенькая салонная барышня, а такой же часовщик… часовщица… мастер, как и ты. Не буду я твоей женой. Говорила это уже пять раз, и скажу еще двадцать пять, если потребуется.

Выпалив это, я почувствовала ужас и облегчение, а потом тут же пожалела о сделанном.

— Без притворства и недомолвок? — Лео задумчиво поскреб подбородок мизинцем с длинным и желтым ногтем. Почему он его не стриг — я не знала и не хотела знать. — Ладно. Буду говорить с тобой начистоту.

Его взгляд изменился. Теперь он стал расчетливым и холодным, а в глубине пряталось триумфальное и чуточку глумливое выражение — как будто Лео знал что-то, о чем я не имела понятия. И это знание грело и радовало его.

— Я не дурак. Понял уже, что замуж за меня ты не хочешь. Что ж поделать! Людям часто приходится делать то, что не хочется. Девочке стоит быть не только хорошей, но и умной. Тебе уже двадцать два. Ты не молодеешь. Ты довольно красивая, но бывает девушки и покрасивее. Прости, — он фальшиво улыбнулся, — но это правда. Сама хотела без недомолвок. У тебя левый глаз слегка косит и веснушек многовато. Это пикантно, но не всем нравится. Но не беспокойся — мне нравится. Интересно, у тебя веснушки лишь на лице? А на теле тоже есть? Я не прочь проверить.

Он похабно подмигнул, и я сжала кулаки. Секунду назад я думала пойти на попятный, попросить у Лео прощения, но теперь об этом и речи быть не могло.

— А еще бывают девушки богаче. Но я готов взять тебя без приданого. Нельзя же считать мастерскую твоего отца приданым? Это, скорее, обуза. Впрочем, я рассчитываю извлечь из нее кое-какую выгоду. Повторю, я не дурак. И прости за откровенность, не в том ты положении, милая, чтобы нос воротить. Мастером себя называешь! Да какой ты мастер, милая? Курам на смех.

Лео издал квохчущий глумливый смешок. Мне хотелось убить его на месте.

— Сегодня я пришел в последний раз, — предупредил он серьезно. — Даю тебе время подумать до завтра. Потом пеняй на себя.

Я пылала от гнева и унижения. Лео прекрасно знал, что ситуация изменилась, и теперь в его руках все карты, а мне деваться некуда.

— Гадкий рыжий лягушонок опять разозлил свою принцессу! — почувствовав, что перебрал, Лео вновь перешел на слащавый тон. Он угодливо изогнулся и поднес руки к сердцу, сцепив пальцы в замок.

— Прости, милая, ты очень меня огорчила. Мой язык несет невесть что! Буду ждать до завтра. Если утром не получу твой положительный ответ, мое сердце будет разбито. И я больше не приду к тебе. Нет-нет, даже если будешь просить, даже если будешь умолять. Даже если встанешь на колени. Твой отец… — Лео многозначительно помолчал, — будет ужасно разочарован.

Я отвернулась и быстрым шагом пошла прочь из сада. У меня тряслись руки, а губы беззвучно шептали разные крепкие словечки. Но вслух произнести их я бы ни за что не решилась.

Пришлось укрыться в палисаднике, чтобы не видеть, как Лео уходит через заднюю дверь, и чтобы не встречаться с отцом. Здесь я просидела добрый час, обрывая цветки шиповника. Когда немного успокоилась, стало жаль изуродованного куста. Лепестки усеивали скамью и траву каплями крови. Это зрелище расстроило еще больше. Захотелось заплакать, как в детстве, когда слезами можно было исправить почти все.

В груди копошился клубок неприятных чувств: вина, брезгливость и смутный страх.

Так бывает в романтических книжках да в уличных кукольных спектаклях — строгий отец против воли отдает дочь замуж за негодяя. Но как такое могло произойти со мной? Каким образом отец — уютный, домашний, свой, — вдруг превратился в сказочного тирана? Как он может желать, чтобы его дочь, — та самая, которой он делал заводных кукол, и катал в детстве на плечах, — делила ложе с мерзким, потным Лео, и рожала от него детей! Это неправильно, и противно, и стыдно! Словно подменили отца. Словно он стал чужим…

Я потерла переносицу, которую уже нещадно щипало, проглотила комок в горле и сказала вслух, обращаясь к фигурке садового гнома:

— Ничего страшного пока не произошло.

Надо подумать, как убедить отца, решила я. До вечера лучше не показываться ему на глаза. Раз у них с Лео уже все обговорено, мерзавец наверняка доложил ему, что сватовство сорвалось. Пусть отец перекипит в одиночестве. Марта о нем позаботится. Ей лучше удается успокоить его. А вечером… вечером посмотрим. Что-нибудь соображу.

Я встала и с любовью поглядела на дом, который, возможно, скоро придется покинуть навсегда.

Самый красивый особняк в Ольденбурге, с затянутыми плющом стенами из красного кирпича, стрельчатыми окнами, каменными гроздьями винограда над входной дверью и золотой курочкой-флюгером. В светлой мастерской каждая вещь на своем месте, и вкусно пахнет машинным маслом и полиролью. А когда развешанные на стенах и спрятанные в витринах часы начинают одновременно бить время, так и хочется подпевать и пританцовывать в такт.

Страшно представить, что скоро все это у меня отберут!

Я крепко сжала ладони и стиснула зубы. Надо хорошенько все обдумать. В конце концов, от меня не требуют невозможного. Договорные браки не редкость. Но между супругами должны хотя бы существовать симпатия и уважение! Однако о каком уважении может идти речь, если при одном взгляде на Лео, на его вечно слюнявые губы, меня начинает тошнить…

Что ж, в запасе есть еще несколько часов, чтобы изменить отношение к будущему жениху. Или найти иной выход.

Настроившись таким образом, я решила следовать первоначальным планам на день — несколько их изменив.

О чтении в саду с кульком орехов под рукой придется забыть. А вот наведаться в лес за ранней земляникой и сходить на почту за посылкой — почему бы и нет? Не помешает проветрить голову от тяжелых мыслей и перекинуться парой слов со знакомыми в городе. Можно рассказать жене почтмейстера о притязаниях Лео. Толковый совет лишним не будет.

Я на цыпочках прокралась на пустую кухню, прихватила лукошко и, оглядываясь и приседая, огородом выскользнула на улицу, а оттуда пошла прямиком к городскому амбару.

Шагала неспешно, потому что хоть и легкая у меня была ноша в руках, на сердце лежал пудовый камень. Однако примешивалась к тревогам и надежда на чудо — что все как-то изменится, придет какая-то весть… я загадала, как в детстве — не наступлю ни на одну трещину в брусчатке, все будет хорошо.

Так, крадущейся походкой, вглядываясь в землю под ногами, я добрела до рабочего квартала.

У стен прачечной заметила Риту, дочь возчика. Девчонка стояла возле куста чертополоха и яростно молотила его большой палкой. Во все стороны летели зеленые ошметки листьев и комки земли, а Рита вполголоса ругалась так, что ее отец мог бы ей гордиться.

Ей было всего пятнадцать, и она недавно назначила меня своей подругой. Рита была самоуверенным сорванцом и считала, что знает о жизни все. Когда удавалось сбежать со школьных занятий, она болталась по городу без дела. Обрывала яблоки в садах, играла с трактирным мальчишкой в орлянку и помогала возчикам с лошадьми. Меня она считала «книжной девой», недалекой в житейских делах, и поэтому заявила, что будет за мной «приглядывать».

Меня это забавляло: компания жизнерадостной и бесшабашной Риты мне нравилась, хотя настоящей дружбы, конечно же, быть между нами не могло — как-никак семь лет разницы.

— Что ты делаешь? — попеняла я Рите. — Смотри, у тебя все руки исцарапаны. Так девушки себя не ведут. Ты уже не ребенок.

— Плевать, — отозвалась возчикова дочка и одним метким ударом лишила чертополох головы. — Нннна! Получай, полковник! — азартно закричала она. — Вот тебе, вот! Прямо в печенку! Прямо в твой железный зад! В твое железное сердце! Сдохни, сдохни!

И прибавила еще пару слов, от которых я скривилась.

— Эй, в чем дело? При чем здесь полковник? Это ты про Августа фон Морунгена?