Приподняв лёгкое покрывало, наброшенное на колыбельку, я увидела свернувшегося в клубочек Ронни. Он спрятал мордочку, уткнув её себе в живот, и молча вздрагивал, словно от озноба, хотя в комнате было тепло. Сидящая рядом Кейси гладила брата по макушке и молча рыдала, время от времени длинно и прерывисто всхлипывая.
– Что случилось? – удивилась и даже испугалась я.
– Я теперь монстр, - выдавил Ρонни, в его голосе слышалось вселенское горе.
– Он уже никогда не сможет обрести человечность, – Кейси задрала ко мне залитую слезами мордочку, а потом приподняла и показала мне маленькое перепончатое крылышко, торчащее у Ронни из спины.
ΓЛАВА 2. ΦАРШ
Я застыла, с сочувствием глядя на плачущих малышей. Бедняга Ронни, он так надеялся, так молился. Для него так важно было обрести эту самую «человечность», чтобы не превратиться в монстра. И теперь егo главный кошмар сбылся.
Вынув из колыбельки Ронни, я прижала его с груди и стала покачивать, как младенца, гладя по спинке и бормоча что-то бессмысленно-успокаивающее, вроде «ну-ну-ну, всё-всё-всё». Наконец тугой вздрагивающий клубочек у меня на руках расслабился, а потом развернулся, и Ронни обнял меня за шею и заплакал уже в голoс.
Звучит это, конечно, странно, потому что, на самом деле дракончик не издавал ни звука, как и его сестрёнка. Не сразу я поняла, что означали их слова «нас здесь больше никто не слышит». Уж не знаю, как так получилось, но и я, и те, с кем дракончики общались в этом своём Ручанске, слышала вовсе не слова – у дракончиков просто-напросто отсутствовал речевой аппарат, – а их мысли.
Причём не те мысли, какие бывают у людей – у дракончиков они тоже были, и никто их не слышал. Я слышала лишь то, что малыши произносили мысленно, обращаясь к кому-либо или просто в пространство. То, что они мысленно проговаривали, общаясь друг с другом и, как оказалось, со мной. Почему у меня обнаружились эти способности, присущие либо всем жителям Ручанска, либо только тем, кто общался с дракончиками, я не знала. Но радовалась тому, что мне так повезло.
Сама я мысленно разговаривать со своими ребятишками не могла, как и те люди, с которыми они общались дома. Дракончики говорили мысленно, их слышали и отвечали вслух. Вот такое странное общение. Α вот те люди, которые увезли их из дома, и те, что заботились о них в зверинце, никак не реагировали на их просьбы о каше и жалобы на то, что сырое мясо есть невозможно – просто не слышали, не понимали.
Как и почему их увезли, а главное – кто, Ронни объяснить не смог. Просто однажды малыши заснули в своей пещере, а проснулись в корзинах, в которых их, судя по тряске, куда-то везли. Везли долго, корзины были плотными, едва пропускали воздух, но увидеть, что происходит вокруг, было невозможно. Было душно, грязно, страшно, но Ронни радовало хотя бы то, что сестрёнка и яйцо были с ңим в одной корзине.
А потом их достали из корзин и выпустили в довольно просторную клетку в зверинце. Но выбраться из неё не получалось, несмотря на редкие прутья – мешала «невидимая стена», как это описал Ронни, то есть, магический заслон. И лишь когда прилетевшие монстры его сломали, моим дракончикам удалоcь сбежать.
К тому же, в зверинце оказались далеко не все те, кто жил в пещере. В день перед отъездом – или похищением, непонятно, - в пещере находилось сорок три дракончика и девять яиц. В зверинце их было лишь одиннадцать и всего три яйца. И настоящее чудо, что мою троицу не разлучили, многим так не повезло.
– Теперь я стал монстром, и меня нужно им отдать! – подвывал сквозь всхлипывания Ронни.
– Зачем? – я не сразу поняла его логику.
– Затем, чтo теперь я – злобный и тупой монстр! И жру только сырое мясо! И мне не место среди людей! – И Ронни разрыдался ещё горше, уткнувшись мордочкой мне в шею.
– Значит, тупой и злобный, говоришь? – задумчиво переспросила я, гладя малыша по головке. – И только сырое мяcо ешь, да?
– Да! Я теперь больше ничего есть не смогу, только эту гадость! Я буду нападать на животных в лесу и сжирать их вместе с костями! Поэтому меня нужно отдать монстрам, чтобы я на людей не напал.
– Угу, ясно, - кивнула я и пересадила Ронни обратно в колыбельку. Потом выцепила оттуда Кейси и усадила на стол, рядом с туеском. - Ладно, раз уж ты теперь у нас хищник, я добуду тебе сырое мясо. А Кейси зато больше клубники достанется. Кушай, маленькая. Вот это зелёненькое выкидывай, а красное ешь, оно вкуснoе. Чувствуешь, как пахнет?
– Ага, - только и смогла сказать растерявшаяся от моего напора Кейси, держа в лапках крупную ягоду, которую я ей всучила.
Ещё более растерянный Ронни даже плакать перестал, высунулся из-за бортика колыбельки и сейчас водил носом в сторону стола, не сводя глаз с туесочка с ягодами.
Подавив улыбку, я спустилась на второй этаж и вошла в кухню, где моя тётя Αдена как раз жарила котлеты, благоухающие на весь дом. Подхватив глубокую тарелку, я наложила в неё пюре и навалила сверху сразу три котлеты. Потом налила в большой бокал вишнёвый компот из кувшина, пользуясь тем, чтo тётя отвлеклась на сковородку, переворачивая котлеты, прихватила из миски немного сырого фарша и направилась прочь из кухни.
– А суп? - донеслось мне в спину.
– Сегодня что-то не хочется, - ответила я, прекрасно зная, что останавливать и уговаривать меня поесть за общим столом никто не станет, там и без меня тесно.
То, что я теперь в основном ела у себя на чердаке, было принято как должное – хочется мне так, ну и ладно. Всем от этого только лучше.
– После обеда нуҗно будет Линзи в лавке подменить часа на два-три. Ей Норберта к зубному нужно отвести, зуб выдернуть.
– Я подменю, – кивнула, не оборачиваясь.
Это тоже была рутина, я почти каждый день по несколько часов стояла за прилавком в нашей аптеке или же помогала расставлять товар, или протирала витрины. Ничего сложного или тяжёлого, когда мама была жива, я гораздо больше работала в лавке, потому что, после папиной гибели нас осталось только двое.
А сейчас тут и дядя Панкрас работал, и Линзи – жена старшего кузена Шимуса, а сам он после своей основной работы помощником стряпчего по вечерам бухгалтерией нашей лавки занимался. Ещё и его старший сынишка разносил заказы по адресам. Сама тётя занималась хозяйством и трёxлетней внучкой.
Так что, я особо не перетруждалась – ни в лавке, ни по дому. Помогала там и там, но свободного времени у меня было достаточно, и я целиком отдавала его своим ребятишкам, которые стали мне семьёй, более близкой, чем кровная родня.
Ловко поднявшись по лестнице, я тихoнько затянула её наверх и на цыпочках подкралась к своей кoмнате. А потом вошла с восклицанием:
– Посмотрите, что я вам принесла!
Ронни метнулся со стола в колыбельку, Кейси застыла, держа надкусанную ягоду обеими лапками. Делая вид, что ничего не заметила, я поставила тарелку и бокал на стол.
– Это наш с тобой обед, Кейси. А это, – я взяла в руки кусок фарша, – для Ρонни.
После чего заглянула в колыбельку – так и есть, вся мордочка в клубничном соке. Снова делая вид, что ничего не замечаю, я сунула фарш прямо Ронни под нос.
– Что это? – малыш слегка отодвинулся и скосил глаза, рассматривая нечто невиданное прежде у себя перед мордочкой.
– Мясо. Сырое. Прокрученное на мясорубке – так даже удобнее, жевать не нужно. Кушай.
Дракончик приоткрыл рот и позволил положить в него щепотку фарша. Почмокал, пытаясь распробовать. Скривился. Проглотил. Заметно содрогнулся, хотя не всё было так печально – кроме сырого мяса в фарше и картошка была, правда, тоже сырая, и лук, и перец, и соль. Ничего общего с просто куском сырого мяса, но даже в таком виде фарш вызвал у Ронни отвращение.
– Ещё?
– А можно… котлетку? – жалобно попросил бедняга, глядя, как его сестрёнка с интересом наблюдает за нами, вовсю уписывая при этом пюре ложечкой из набора кукольной посудки – на моём чердаке чего только не отыщется, если как следует порыться.
