На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия

Третьим лицом, вернее, мордой, которая пробегала поблизости, оказался суровый, туповатый кабан с достаточно прозаичными интересами. Никто из троих и понятия не имел, что спустя всего каких-то несколько минут судьба столкнет их лбами. Но вот кабан выскакивает из чащи со злорадным хрюканьем. Бурые метелки трав вдоль дороги клонятся долу от сильного порыва ветра, и лошадь Рины встает на дыбы. Итог: наездница на земле, Уска-Кала вполне оправдывает свою кличку. Кабан готовится к новой атаке. А Пересвет глядит на происходящее, разинув рот.

Рина хватается за лук и натягивает тетиву. Если попасть вепрю между глаз, он тотчас рухнет. Так говорил учитель по стрельбе. Что ж, теперь главное не промахнуться. Но ее стрелы имеют странную особенность пролетать мимо цели в самый ответственный момент. Промашка. Еще одна. Кабан разъярен до предела, остервенело бросается на девушку. И той ничего не остается, кроме как использовать кинжал, подарок отца, которого она никогда не видела. Когда Рине исполнилось шесть, в Сельпелон из города Измериуса прибыла некая знахарка, которая втайне передала ей кинжал, сообщив, что отца девочки так и не нашли. Теперь же сокровище, бережно хранимое у сердца столько лет, покидает футляр, вонзается в кабанью плоть и распарывает брюхо с такой легкостью, словно лезвие было заточено только вчера. Незаменимая вещь. Но прежде в кинжале никогда не возникало нужды. Может быть, это знак?

Выдержка подводит Рину, когда схватка окончена. Тяжесть кабаньей туши, скверный запах внутренностей, свинцовое небо над головой — всё это давит, вселяя чувство безысходности и странное желание плакать без остановки. Рине делается дурно.

Сколько Пересвет себя помнил, никогда еще такой прыти не развивал. В него словно дух Киприана вселился: как иначе объяснить, что ему удалось догнать лошадь, которая несла во весь опор? И не просто догнать, а остановить, взять под уздцы и привести к хозяйке. Хотя перво-наперво следовало бы саму хозяйку от кабана спасти. Правда, после того как она столь ловко разделалась с вепрем, Пересвет и не думал беспокоиться на ее счет.

Лишь увидав, в каком она состоянии, он с досадой хлопнул себя по лбу и принялся оттаскивать тушу.

— Ничего себе, сколько кровищи! — поразился он. — И тяжелая какая! — Это высказывание адресовалось уже самой Рине. Пересвет поднял ее на руки, чтобы перенести на траву, подальше от злополучного места.

— Кто это тут тяжелый? — приоткрыв один глаз, поинтересовалась Рина.

— О! Пришли в себя! — обрадовался Пересвет. И, вместо того чтобы бережно поставить ее на ноги, как подобает джентльмену, чуть ее не уронил. А потом принялся объяснять: — Иду я, значит, мимо, гляжу — вепрь! Ну, думаю, тут вам и крышка. А оказалось, вы любому нос утрете!

Неожиданно для себя Рина расхохоталась. Она согнулась пополам и смеялась — заразительно, звонко, без остановки. У Пересвета тоже внезапно начался приступ неукротимого хохота. Они держались друг за дружку и помирали со смеху, пока, наконец, не спохватились. На них из зарослей прибалдело таращился медвежонок.

Пересвет утер лоб.

— Уф, мне, наверное, пора.

— Мне, видно, тоже, — сказала Рина и вспомнила, что спешить ей, в общем-то некуда. Путь на юг долог, за день верхом не доскачешь. Да и за два дня вряд ли.

Она поймала себя на том, что мыслит в слух.

— На юг?! — удивился Пересвет. — Холода грядут, а у вас даже теплой одежды нет. Погодите-ка минутку. — Он снял с себя поношенный пиджак с заплатами на локтях и смущенно протянул девушке. — Хотя бы кое-что. И всё-таки нехорошо барышне в одиночку да налегке путешествовать.

— Есть причина, — хмуро сказала Рина. Пересвет словно прочел ее невеселые думы.

— Если некуда податься, милости прошу в мое убогое жилище. Сам я пропадаю на двух работах, в гостях у Пелагеи, так что…

— У Пелагеи?! — воскликнула Рина. — Это ведь ее Грандиоз хотел ведьмой выставить! Против нее горожан настроить! Он даже человека нанял.

Внезапно Рина поняла, что на юг ей никак нельзя, и потянула Пересвета за рубашку, когда он уже собрался уходить.

— Ты говорил, у тебя можно пожить?

— Конечно! — просиял тот.

— Я согласна. Только вот с платой туго будет…

— Для вас бесплатно! Пойдемте, покажу. — И Пересвет повел Рину сквозь лес, раздвигая перед ней ветки, словно она была принцессой, которую ему поручили оберегать. Рина повела за собой взмыленную, всё еще напуганную лошадь. А медвежонок — любопытная, потешная зверушка — пробирался за ними следом, изредка вставая на задние лапы. Куда только смотрела его мама!

— Я здесь очень редко бываю, — признался Пересвет, когда они подошли к покосившейся хижине среди высоких разлапистых елей. — Прибраться не помешает. И чайник придется на улице кипятить.

— Пустяки, — заверила его Рина. — Я не какая-нибудь кисейная барышня. Видел же, да? — И она, смеясь, крутанула в руке кинжал. В следующую секунду лезвие кинжала впилось в дерн рядом с замшелым порогом. Метнулся в сторону и исчез во тьме быстрый зверь.

— Кривая росомаха, — недобро проговорила Рина, пряча футляр в карман Пересветова пиджака. — В народе считают, это плохое предзнаменование.

Пересвет задрожал, как желе в руках суетливого повара.

— Она и к Пелагее скреблась, — сказал он. — Еды хотела. Только вот Пелагея не дала.

— Дал кто-то другой, — заключила Рина и с предосторожностями приблизилась к закопченному окну избушки. — Там внутри кто-то есть.

Ветер раскачал верхушки мрачных елей и сбросил на землю пару шишек. Рина в ужасе отскочила от окна, бросилась к Пересвету и потянула его прочь от проклятой хижины.

«Я видела ее лицо, — не переставая, твердила она. — Лицо Мерды!»

В доме у Пелагеи (а куда еще было податься?) она извела немало воды и душистого мыла, выпила добрую половину успокоительного травяного чая из заварника, после чего слёзно молила Пелагею предпринять что-нибудь против наветов Грандиоза.

— А что я могу? — развела руками та.

— Ой, вот только не надо строить из себя беспомощность, — вмешалась Юлиана, вышагивая в своей длинной зеленой юбке, точно по подиуму. — Она у нас много чего умеет. Да-да.

Рина поразилась ее красоте и невозмутимости. Создавалось впечатление, что в этом добротном бревенчатом доме никого и ничего не боятся. Словно есть у них что-то, что надежно оберегает их от злого рока. Не пугала их ни Мерда, ни кривая росомаха, ни даже всемогущий и влиятельный Грандиоз. А ведь по одному его щелчку пальцев многие отправлялись туда, откуда нет возврата. Рину усадили на диван в гостиной, пропахшей столькими запахами, что и не сосчитать. Запах куриного пирога и сухих трав, висящих пучками на балках, запах надменного кота Обормота и двух маленьких пушистых псов с глазенками-пуговками. Витал здесь и аромат розмарина, и праздничный запах корицы. Обоняние у Рины обострилось самым невозможным образом. А вслед за ним усилились и остальные чувства. Она ощущала кожей мягкий ворс обивки, ногам вдруг стало тесно в неудобной, тяжелой обуви. Рина чувствовала даже волосы у себя на голове. А еще чьи-то изучающие взгляды, словно через каждую щель за нею наблюдали невидимые мудрые существа.

Первым «мудрым существом», которого она заприметила, была Майя — застенчивая девчушка с косичками. Она жевала хлебную горбушку, свесив ноги с библиотечного балкончика и положив локти на перила. Другой — немного колкий, недоверчивый взгляд — принадлежал остролицей черноволосой Марте, которая ни минуты не сидела без работы. То она мыла полы, то хлопотала на кухне, то протирала пыль и шикала на вечно веселых Кекса с Пирогом.

«Забавные имена, — подумалось Рине. — О чем думала их хозяйка, когда сочиняла эти клички?»

Юлиана прошуршала своей юбкой, пересекая гостиную вместе с рыжеволосым юношей и не прерывая горячего спора. Она настаивала на том, чтобы Теора — еще одна неприметная, но очень примечательная особа — перестала, наконец, «причинять добро» и «наносить пользу», а занялась своей прямой обязанностью по искоренению зла.